Случившаяся 22 сентября в Москве катастрофа, когда в хлам пьяный водитель, разогнавшись, врезался в группу людей, стоявших на автобусной остановке, и убил 7 человек, а еще нескольких покалечил, вызвала всплеск общественного обсуждения. Сошлось много факторов: и то, что погибли подростки-инвалиды, которые ехали в интернат после победы на художественном конкурсе, и что водитель уже лишался прав и вновь легально сел за руль... Но, как отметил московский публицист Александр Баунов, за рулем был человек, не обладающий особым статусом, — он один из миллионов автомобилистов, у него был личная драма и залил он ее водкой. Но это только один случай из тысяч: российские автомобильные дороги напоминают поля сражений - погибших за 10 лет афганской войны почти в два раза меньше, чем число погибших на российских дорогах за один 2011 год, 15 и 28 тысяч соответственно.
На этом фоне традиционно России ставят в пример Скандинавию, и в частности — Финляндию, мол, вот где порядок. В первом квартале 2012 года здесь гибли на дорогах в среднем 20 человек в месяц, в России — 1540, с учетом абсолютной величины населения, в Финляндии 3,6 погибших на миллион, а в России - 11 погибших на миллион.
Однако изнутри видны опасные тенденции, появляющиеся в Суоми.
13 лет назад, когда я только начал работать в Хельсинки, был просто поражен культурой и аккуратностью финских водителей. Более всего удивляло то, что они не нарушали скоростной режим даже там, где не было никаких признаков полиции или автоматических радаров. Все происходило согласно инструкции, управление машиной было делом легким и приятным — во всех отношениях.
Но с годами ситуация стала меняться. И сейчас уже российские водители могут глотать пыль, когда их обгоняют горячие финские парни, превышая скорость на трассе на пару десятков километров в час. Бывает и пересечение двойной сплошной, и обгоны в неположенном месте. Россияне и многие финны иногда называют это делом рук иммигрантов — мысль о том, что и коренные жители могут так себя вести, кажется неприемлемой. Но статистика говорит о том, что нарушений больше, чем мигрантов, и к тому же они случаются в таких местах, где русских-то и не видели со времен Северной войны или походов Барклая.
Мне думается, в Финляндии налицо признаки разрушения той самой знаменитой «протестантской этики», для которой характерно абсолютное уважение к закону, крепость данного слова и умеренность в желаниях.
В наше просвещенное время ряды лютеранской церкви в Финляндии стремительно редеют. Да и не в этом дело — сами старые коммерсанты говорят о том, что времена меняются, и новое поколение менеджеров совсем не думает ни о благе государства, ни о долге перед обществом.
Истинно верующий думает о том, чем в итоге на Страшном суде закончатся его земные эскапады. Человек, воспитанный в традициях гуманизма и добродетели, — чем его действия обернутся для других людей. Человек неверующий и невоспитанный этих тормозов не имеет — он реагирует на внешние раздражители, как желудок собаки Павлова: есть возможность сожрать кусок — сьест.
Идеология «грести все под себя», является следствием культа потребления. Отличный смартфон становится отстойным девайсом не потому, что он перестает нормально работать, а потому что появился новый — возможно, ничуть не лучше — но новый. И чтобы купить эту штуку, нужны деньги. Тщеславие, перемноженное на жадность, и дает этот жуткий коктейль безразличия к судьбам и чувствам окружающих.
В СССР эта зараза развилась с уничтожением дворянства и старой интеллигенции, а также передового крестьянства и буржуазии, когда править стало, по словам Маяковского, «мурло мещанина» - суперпотребителя. Когда лозунг «народ и партия едины» стал дополняться горькой присказкой - «раздельны только магазины». Этот пофигизм по отношению ко всему, что нельзя купить и потребить, появился не вчера, не в 90-ые, а много раньше.
Разумеется, в той же Финляндии до полного торжества эгоцентризма еще далеко, равно как и до полного альтруистического рая. Тут главное — обозначать причину болезни и говорить о ней. Пусть это неприятно, но надо осознавать, что мы зачастую с удовольствием взяли бы власть, чтобы пользоваться ей в личных интересах. Что мы не думаем о результатах наших действий в отношении «третьих лиц». Что нам вообще, по большому счету, на всех «дальних» плевать. И если мы осознаем эти пороки в себе, то, возможно, сможем остановиться в своих неблаговидных поступках в нужный момент. И кто-то — остановится тоже, и мы не окажемся в роковой момент на обочине улицы.