ПоделитьсяПетербургский судья Виталий Барковский стал новым лицом российского правосудия после того, как отклонил претензии к певице Мадонне. Его фразы об «иных истцах, которые увидят фаллический символ и в колбасе» и «особо страдающих» православных активистах разошлись по Интернету и стали крылатыми. Во время интервью с «Фонтанкой» у Барковского на столе лежал кодекс судейской этики, который запрещает комментировать приговоры других служителей Фемиды, и не вступившие в силу решения собственного производства. Тем не менее, судья рассказал, как относится к гомосексуалистам, почему смотрел в прямом эфире трансляцию по делу Pussy Riot, и чему его не учил на юрфаке СПбГУ Дмитрий Медведев.
«Это – Алеша», – зампредседателя Москвовского районного суда Виталий Барковский проводит корреспондента «Фонтанки» в свой кабинет. В центре двадцатиметровой комнаты стоит красная боксерская груша в виде манекена. На стене висят боксерские перчатки: «Алеша – мой спарринг-партнер. Коллеги подарили два года назад, зная мою привычку к боксу».
Поделиться– Бьете его после заседаний?
– Я Алешу не бью. Я с ним взаимодействую.
– И все-таки: после судебных заседаний Алеше достается?
– Скорее, перед ними. Разминаюсь утром и в обед, а вечером еду в спортзал. Но это не вымещение злобы. Просто потребность в физических упражнениях.
– Перед делом Мадонны вы тоже с Алешей «взаимодействовали»?
– Времени не было, – Барковский наливает корреспонденту «Фонтанки» чай и предлагает печенье с шоколадом. – Занимались обустройством зала.
– Почему, кстати, он был таким маленьким? Журналисты еле уместились, стояли в предбаннике.
– У нас вообще очень тесно. Судьи сидят в небольших комнатухах. В «деле Мадонны» использовали самый просторный зал для гражданских процессов из тех, что есть в нашем распоряжении, но и его не хватило. Уже через 10 минут было нечем дышать. Но не «выселять» же было уголовных судей из их помещений: у коллег есть своя работа.
«Не все судьи роботы»
– Почему дело Мадонны вообще приняли к производству? Ведь требования «Профсоюза граждан России» были весьма сомнительными.
– У суда нет права отказать в принятии иска. Закон предоставляет немного случаев, когда можно отклонить заявления по гражданским делам на стадии их поступления. Истцы оформили свои претензии правильно, вопрос в их содержании.
– Кто решил, что делом будете заниматься именно вы?
– Я сам, поскольку гражданские дела распределяю в суде именно я. С разрешения председателя суда, конечно. И не потому, что это дело такое резонансное. Было понятно, что надо потратить много времени, чтобы разобраться в иске. А у меня его чуть больше, чем у других коллег. Вы же, наверное, даже не представляете, как загружены судьи. Приходится слушать по 20 процессов в день. Причем это только вершина айсберга – нужно еще выверять протоколы, оформлять решения. Некоторые уходят в отпуск только для того, чтобы отписаться от дел.
– На последнем заседании по иску «Профсоюза граждан России» вы вели себя откровенно провокационно. Предлагали, например, «особо страдающим» активистам отвернуться от экрана, когда показывали фотографию целующихся мужчин. Зачем это было нужно?
– В данной ситуации, как мне кажется, удалось применить верную тактику. Она позволила истцам раскрыться, прекратить говорить шаблонными фразами, показать, для чего они пришли в суд и чего хотят на самом деле. И, если вы смотрели стенограмму заседания, то видели, что представители «Профсоюза граждан России» договорились, в общем-то, до абсурдных вещей. Моей целью было раскрыть их истинные намерения, что и является задачей судьи.
– Чего же хотели истцы по-настоящему?
– Они сами все изложили: «Оградить суверенитет России от импортированных западных ценностей». На их взгляд, это, может быть, и неплохо, но точно не входит в предмет иска о компенсации морального вреда. Наверное, свои политические взгляды нужно доказывать политическими способами и не в суде, а в другом месте. То же самое произошло бы, если бы вы, к примеру, решили рассказать о своем отношении к соседу неугодной вам национальности. Но для этого обратились к нему с иском, скажем, о возмещении вреда за протечку.
– Вы следили за тем, что писала пресса о процессе?
– Не ожидал, что отклик будет такой положительный. На ящик суда до сих пор приходят письма: «Не все судьи роботы», «Я поверил в российское правосудие». Хотя процентов на 50% происходящее было интерпретировано неверно. Удивили отклики из серии: «Вот это шоу!», «Судья жжет». Если люди восприняли элемент «шоу» как самоцель, то лучше уйти из профессии.
«Я к геям не отношусь»
– Исходя из некоторых репортажей, можно было подумать, что судья Барковский – защитник геев. Вы с такой характеристикой согласны?
– По делу Мадонны я геев не защищал. Я отклонил требования истцов, которые посчитал необоснованными. Вообще же считаю, что свобода слова и творчества не подлежат ограничению. Выбор, какое творчество потреблять, зависит от каждого из нас. И лишать людей этого выбора, как произошло, например, в случае с отменой спектакля Леонида Мозгового по «Лолите», неуместно...
– Вы уходите от ответа на вопрос. Виталий Максимович, как вы относитесь к геям?
– Как сказал кто-то из классиков, я к ним не отношусь. Я не в той ситуации вырос, и не так воспитан. Я сторонник традиционной семьи.
– Тем не менее считаете, что гомосексуалисты имеют право на парады? На короткие юбки?
– Конечно. Но в идеале право на свободу самовыражения должно регулироваться еще и внутренними этическими нормами. Лично я считаю неуместным, когда мужчины расхаживают в юбках и с накрашенными губами. Показуха плохо смотрится в любом случае, для любых групп: хоть для геев, хоть для болельщиков, хоть для представителей боевых единоборств. Что вы подумаете, если боксеры завтра начнут фланировать по Невскому проспекту в боевых перчатках и трусах? Я отнесусь к этому с таким же непониманием, как и к расхаживанию с накрашенными губами и в стрингах.
– К Мадонне, кстати, была предъявлена и еще одна претензия – в полицию. По знаменитой «милоновской» статье о пропаганде гомосексуализма. Вы, как юрист, можете объяснить, что такое «пропаганда» в данном случае? Это мало кто понимает.
– Я бы сказал, что по новому петербургскому закону «пропаганда» – действия умышленные и адресные. Они должны быть направлены на внедрение в сознание несовершеннолетних вполне конкретных установок. Например, если бы Мадонна сказала со сцены: «Дети, послушайте меня, старую звезду: нет ничего плохого в том, что вам нравится не мальчик, а девочка. Это все нормально, я сама так живу», то у дела были бы какие-то перспективы. Родители подростков могли бы попытаться взыскать с организаторов концерта и административный штраф, и деньги за моральный вред. Закон есть закон, и судьям, и полиции его пришлось бы исполнять, нравится нам это или нет.
– А вам принятые в последнее время законы нравятся – об НКО, о митингах, о той же гомосексуальной пропаганде?
– Я не имею права этого обсуждать. Dura lex sed lex (закон суров, но это закон, прим.ред).
«Кто такая Мадонна и почему она мучает моего сына?»
– Вы сам Мадонну слушаете?
– Если честно, лишь после того, как дело было принято к производству, стал внешне отличать ее от Леди Гаги. А песня «Masterpiece» долгое время ассоциировалась исключительно с розовыми браслетами, которые зрители должны были поднять на концерте во время ее исполнения. Хотите, анекдот из жизни расскажу? 11 октября до меня не смогла дозвониться мама: я как раз был на предварительном заседании по этому иску. Она спросила у моей сестры, где я и почему не беру трубку. «Сидит в деле Мадонны», – ответила Вика. После небольшой паузы мама резюмировала: «Скажи, пожалуйста, кто такая Мадонна и почему она мучает моего сына?»
– Кто ваши родители?
– Отец – военный пенсионер, мама – профессиональная супруга военного: моталась всю жизнь по гарнизонам, работала там, где была возможность работать. Есть место уборщицы – значит, уборщицей, завхоза – значит, завхозом, есть вакансия учителя в школе – значит, учителем.
– Вы родились в Петербурге?
– В Душанбе. В начале 1990-х отец вышел на пенсию и мы переехали с последнего места его службы в Выборг. Там жил наш родственник.
– Почему пошли на юрфак?
– Я вообще-то хотел поступать на факультет журналистики. Это был в 1992-м году, когда документы впервые разрешили подавать на несколько специальностей сразу. Экзамены на юрфаке и журфаке СПбГУ были одни и те же, только на юридическом начинались раньше. Я стал сдавать их и понял, что устал, не могу по два раза отвечать по одним и тем же предметам. В результате остался на юридическом.
– Дмитрий Медведев у вас что-нибудь вел?
– Он преподавал в это время на заочном, а я учился на дневном. Так что с Медведевым не пересекался. Римское право, которое он вел, сдавал нынешнему председателю Высшего арбитражного суда Антону Иванову. Впрочем, то время юридический был знаменит не Медведевым, а Собчаком, который незадолго до этого стал мэром Петербурга. У нас были другие легенды – профессора Прохоров, Королев, Козлихин, Ливанцев, Луковская.
– А почему хотели пойти на журфак?
– Люблю литературу.
– Что сейчас читаете?
– «Стыд» Салмана Ружди. Недавно дочитал «Лес повешенных лисиц» Арто Паасилинны - очень рекомендую. Если скажу, что предпочитаю классику, это будет банально? Люблю Гессе, Кортасара, Булгакова и Набокова.
– Вы, кстати, во время процесса зарекомендовали себя еще и киноманом: ссылались на Оливера Стоуна, показавшего гомосексуальные отношения Александра Македонского.
– Стоун был хорош, скорее, в качестве примера. С удовольствием смотрю Антониони, Бертолуччи, Висконти, Фасбиндера. Вот только последний, если не ошибаюсь, тоже гомосексуалист. Тогда его не пишите.
– Почему у вас нет аккаунтов в «Твиттере», «ВКонтакте», «Фейсбуке»?
– Было такое пожелание судебного руководства, чтобы судьи исключили свое присутствие в социальных сетях. Если вы помните, случилось несколько скандалов, связанных с публикацией личных фотографий...
– До того, как стать судьей, вы долго работали в прокуратуре. Почему ушли оттуда?
– Нужно уточнить: я работал не прокурором, а в следствии при прокуратуре. Это одно из самых интересных занятий, но оно либо на всю жизнь, либо надо вовремя уйти. Я для себя своевременно решил, что не могу больше стоять по пояс в крови. То, чем я занимался, на 99% сводилось к расследованию умышленных убийств. По молодости всегда мечтал, чтобы мне досталось дело без трупа. Приходилось выпрашивать у начальства: «Дайте мне что-нибудь экономическое, что-нибудь о взятке».
«Суд – не аппарат, который выдает стаканчики с кофе»
– Вы и до дела Мадонны несколько раз попадали в поле зрения прессы. Моим коллегам судья Барковский запомнился по «делу эсеров», которые неудачно попытались оспорить итоги декабрьских выборов в избирательном округе № 31. Тогда вы были совсем другим.
– Нехорошим?
– Да.
– Всем не угодишь. Не надо воспринимать суд, как аппарат, который выдает стаканчики с кофе – то есть удовлетворяет требования по любым поданным искам. В данном случае никаких оснований, подтверждающих позицию эсеров, не было.
– Справедливороссы утверждали, что голоса на нескольких участках были пересчитаны в пользу яблочников. Показывали свои версии протоколов, которые противоречили данным ТИКа. Но вы даже не захотели выслушать свидетелей.
– Не было доказательств, что свидетели эсеров действительно присутствовали на избирательных участках. Представьте себе, что вы – судья, перед вами стоят представители «Справедливой России» и ТИКа. Эсеры представляют протокол, где за их партию отдано 100 голосов, а за «Яблоко» – 10. Избирком же демонстрирует документ, где все наоборот. При этом протокол ТИКа надлежащим образом заверен, содержит все необходимые по закону реквизиты и подписи. А у справедливороссов бумага подписана, утрированно говоря, только одним человеком, и тот заинтересован в исходе дела.
– То есть эсеры были неправы с формальной точки зрения?
– Я бы сказал, с точки зрения юридической техники. Они не представили доказательств. И не могли сделать этого по одной простой причине: как мне кажется, справедливороссы не дождались на спорных участках окончательного подсчета голосов.
– Маловероятно.
– А вот я могу в это поверить. Далеко не все наблюдатели и члены УИКов остаются на участках до утра. Некоторые не выдерживают и уходят, получив свой протокол с первичными данными. Но это то же самое, что уйти с футбола за пять минут до окончания матча, позвонить всем друзьям, сообщить: «Наши выиграли, 2:0!».
А если за последние пять минут счет стал 3:3? Потом можно сколько угодно бить себя в грудь кулаком, говорить: «Я лично видел, как залетело два гола». Но это не значит, что было 2:0, а не 3:3. Как-то так.
«Смотрел процесс над «Pussy Riot» в прямом эфире»
– Есть ли процессы – российские или зарубежные – за которыми вы следите?
– Нет, на это нет времени: я изучаю только состоявшуюся судебную практику.
– Какую же?
– Сейчас спросите про «Pussy Riot»?
– Конечно.
– Я смотрел процесс в прямом эфире.
– Противоречите себе: только что говорили, что наблюдаете лишь за состоявшейся практикой.
– Как и любому гражданину, мы было небезразлично решение по этому делу.
– Вы считаете его справедливым?
– Я не могу ответить на этот вопрос в силу требований Кодекса судейской этики.
– Рассуждая об этом деле, вы опираетесь на то, что должна быть свобода творчества?
– Я всегда буду исходить из этого.
– Как вы оцените работу адвокатов Надежды Толоконниковой и Марины Алехиной?
– Я считаю, что тактически адвокаты были не правы. Они вступили в противодействие с судом, тем самым усложнив процесс и его последствия для своих подзащитных.
– То есть права была новая защитница Екатерины Самуцевич Ирина Хрунова?
– С точки зрения эффективности совершенных действий – да. И вышестоящий суд с этим согласился.
– Как вы думаете, на судью Сырову оказывалось административное давление?
– Суд независим.
– До некоторой степени.
– Я говорю за себя. Что касается судебной системы в целом, то если она и подвергается давлению, то это заключается в том, что по отношению к судьям постоянно культивируется негатив.
– Кто это делает?
– Скажу, что не знаю. Быть может, кому-то выгодно выставить судей несправедливыми, коррумпированными. Это легче, чем признать, что такие вещи свойственны и другим ветвям власти: иногда и в большей степени. Судебная система при этом даже никак не артикулирует желание защищаться. Вы будете смеяться, но закон «О статусе судей» – один из самых неисполняемых в России. Читаю его – мне хочется стать судьей: и что-то нам оплачивается, и что-то компенсируется, и квартиру должны давать, но ничего этого реально нет.
– На месте Платона Лебедева и Михаила Ходорковского вы бы просили президента о досрочном освобождении?
– Опускаем вопрос.
– Вы женаты?
– Разведен. Но ответственно заявляю: мое сердце несвободно. А то в «Твиттере» уже была фраза: «Барковский, возьми меня замуж».
– Зачем вы все это говорите? Вы же не обязаны общаться с журналистами.
– Пресса – наш последний шанс исправить отношение к суду. Дать понять, что это не гоббсовский Левиафан, не репрессивная машина, а нормальный способ разрешения споров.
Софья Вертипорох, «Фонтанка.ру»
Справка:
Концерт Мадонны прошел в Петербурге 9 августа и собрал 20 тысяч зрителей. После этого в прокуратуру Петербурга поступило около 140 на нарушения, которые имели место на выступлении поп-дивы. Позже представители общественной организации «Профсоюз граждан России» подали в Московский районный суд иск против СКК «Петербургский», ЗАО «Планета плюс» (входит в структуру корпорации PMI) и самой исполнительницы. Заявители потребовали от ответчиков 333 миллиона рублей в качестве компенсации за нравственные страдания от концерта, где якобы производилась гомосексуальная пропаганда.
Судья Виталий Барковский, рассматривавший дело, однако, отклонил эти требования. Финальное заседание, прошедшее 22 ноября, запомнилось ироническим настроем служителя Фемиды. Он отметил, что «иные истцы увидят фаллический символ и в колбасе». А во время изучения фотографии, вывешенной после концерта на сайте одного из информационных агентств (на ней были изображены целующиеся мужчины), сказал: «Особо страдающие отвернитесь от экрана». На доводы заявителей, что это пропаганда, Барковский заметил: «Почему? Может быть, это двое моряков встретились и решили поцеловаться». Когда ему ответили, что нормальные мужчины так не целуются, судья парировал: «Вы это скажите в день ВДВ тем, кто у Петропавловки собирается».
Барковский обязал истцов оплатить судебные издержки ответчикам: ЗАО «Планета плюс» 22 тысячи 222 рубля 22 копейки, ЗАО «Музыкальная индустрия» (выбыли из процесса на стадии предварительных слушаний) 16 тысяч 666 рублей, а СКК «Петербургский» 22 тысячи рублей 22 копейки. «Профсоюз православных граждан» будет обращаться в кассационную инстанцию.
