Поскольку массовые протестные акции все больше превращаются в «дела давно минувших дней, преданья старины глубокой», нам следует вновь уделить внимание тому, что происходит за стенами Кремля. Если, конечно, мы хотим понять, как будет складываться жизнь в России в ближайшие годы.
Сейчас уже очевидно, что Путин заметно изменил политический курс в тот год с небольшим, который прошел после президентства Медведева. Реакция двух лидеров на протесты была прямо противоположной. Медведев готов был на умеренную либерализацию, Путин же предпочел умеренное затягивание гаек.
Можем ли мы понять, что он станет делать дальше? Прогнозы варьируют в очень большом интервале: от сохраняющейся надежды на либерализацию до уверенности в том, что на дворе уже почти 1937 год. Однако все эти прогнозы (как оптимистичные, так и пессимистичные) редко основываются на фактах. А ведь фактов, показывающих, что представляет собой Путин, накопилось уже немало. Если их проанализировать, то можно, думается, сделать два важных вывода.
Для начала взглянем на его кадровую политику при назначении людей на ключевые государственные посты. И попробуем, исходя из этого, предположить, сменит ли Путин когда-нибудь премьера Медведева на человека яркого, способного осуществить серьезные экономические реформы.
Вообще-то в окружении Путина бывали люди яркие, люди хорошо образованные и люди, способные проводить реформы. Президент прагматичен. Он не отторгает интеллектуалов. Но никогда такого рода деятели не занимали у него посты, имеющие политическое значение, т.е. предполагающие общение с народом. Каждый, кто что-то собой представляет, оставался у него в аппарате, поднимаясь максимум до вице-премьерского уровня. А вот премьерами после экстренной и фактически немотивированной отставки Михаила Касьянова становились такие странные деятели, как Фрадков-Зубков, извлеченные непонятно откуда, а затем отправленные непонятно куда.
Ни разу человек со своей политической позицией не возглавлял при Путине ни Совет Федерации, ни Государственную думу. Эволюция Сергея Миронова, который в 2011 г. вдруг попытался стать личностью, а потом засунул свою личность обратно в карман, лишь подтверждает общее правило.
А главным кадровым успехом Путина был, конечно, подбор Медведева на пост президента. Он перехитрил всех аналитиков, полагавших, что, обладая столь большими конституционными полномочиями, ставленник Путина никогда не отдаст власть. Медведев оказался столь нерешителен, что даже при суперпрезидентской конституции проявил полное бессилие, теперь говорят они.
Резонно предположить, что Путин уже не изменит своих привычек или, точнее, своего представления о том, как надо строить политику, чтобы сохранить власть. Даже если ему вдруг придется для спасения дел в разваливающейся экономике качественно менять курс, он не доверит премьерского поста человеку, который был бы достаточно ярок, чтобы предстать в глазах народа спасителем отечества. Медведева будут держать до тех пор, пока не потребуется списать на него очевидные провалы, а затем сменят на какую-нибудь фигуру, о существовании которой мы сейчас вообще вряд ли знаем. Яркие кандидаты, такие, как, скажем, Шойгу или Прохоров, правительство никогда не возглавят.
Другой важный момент в деятельности Путина, выявившийся за годы его пребывания у власти, – это склонность выстраивать профессиональный юридический каркас для любых действий, усиливающих авторитарные начала. В этой связи следует обратить внимание на два ключевых момента.
Во-первых, на то, что Путин предпочел выстроить сложную и во многом рискованную для себя конструкцию с Медведевым, четыре года занимавшим президентский пост, вместо того, чтобы сразу подогнать под себя Конституцию, благо услужливых депутатов в Думе было навалом. Путин мог отменить всякие ограничения по срокам, а при большом желании, наверное, мог и вообще отменить выборы, но предпочел сохранить формальную демократичность.
Во-вторых, правовая система при Путине выстраивается так, что преследования любого человека в стране всегда будут формально соответствовать законам. Правовые нормы становятся предельно расплывчаты и неконкретны. Скандальный закон об оскорблении чувств верующих – наиболее яркое проявление данной тенденции. Но и многие другие законы строятся по подобному же принципу.
Почему Путин так действует? Причин, конечно, много. В известной степени сказывается юридическое образование, приучившее оформлять любые действия так, чтобы никто не мог придраться. В большей степени, наверное, на позицию Путина повлияло разумное соображение о том, что даже у туповатого обывателя в голове в начале XXI века все же есть определенные демократические стереотипы, а потому откровенно строить диктатуру, списанную со страниц учебника истории Латинской Америки XIX – XX веков, было бы слишком рискованно.
В еще большей степени характер действий Путина определяет необходимость поддержания нормальных отношений с лидерами стран Запада. Он попирает демократию ровно настолько, насколько нужно, чтобы его партнеры не перестали считать это нормальным маневрированием в рамках борьбы за власть. Давайте обратим внимание на то, что при всем очевидном отторжении Путина в западном общественном мнении, его никогда не отторгали лидеры. Для них он – человек своего круга.
И самое главное. Если предположить, что завтра вдруг в России произойдет бархатная революция, и Путин вынужден будет эмигрировать, с юридической точки зрения наша новая власть не сможет ни за что зацепиться для того, чтобы потребовать суда над ушедшим в отставку лидером. Все делается по законам. А если законы плохи, то отвечают за это парламентарии. Все сразу, а значит - никто.
Поскольку в мире сегодня распространилась мода судить ушедших диктаторов, Путин, как прагматик, естественно, готовится к худшему варианту. И готовится весьма профессионально.
Для текущей российской политики это значит, что, скорее всего, любая жесткость, направленная против оппозиции, будет умеренно дозироваться и юридически оформляться в соответствии с западными представлениями о праве. Конечно, в той мере, в какой давление на Путина будет усиливаться, усилится и его давление на оппозицию. Но вряд ли механизмы сохранения власти станут впрямую напоминать советскую практику худших лет.
Дмитрий Травин,
профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге
