Россия и Украина делят князя Владимира, почившего ровно тысячу лет назад. Владимир-то, конечно, хоть и киевский, но наш. Только дело его мы проиграли.
Владимир Путин с патриархом Кириллом и всей страной отпраздновал тысячелетие преставления киевского князя Владимира Святого, который крестил Русь. Не крещения (оно было отпраздновано еще в 1988 году другим составом лиц), а именно преставления, то есть смерти. Сказать по правде, не сильно праздничная дата. Но не отпраздновать было нельзя. Во-первых, народ уже привык к тому, что пищу материальную ему заменили духовной. И хочет кушать хотя бы так. Во-вторых, это отличный способ насолить украинцам, забрав себе их князя. То есть совместить приятное с полезным.
Главное во всей этой истории — оценка, которую российский и украинский президенты дали роли Владимира Святославича. По словам Владимира Владимировича, он «сокрушил внешних врагов, сплотил народ, объединил разрозненные земли и положил начало формирования России как уникальной страны-цивилизации». Его украинский коллега Петр Порошенко сказал, что князь Владимир сделал не религиозный, а цивилизационный выбор — в пользу Европы. «Мы снова возвращаемся в Европу, как в родной дом, и борьба на востоке Украины против российской агрессии – это защита европейских ценностей», – заявил он. Таким образом, каждый увидел во Владимире Святом то, что хотел и должен был увидеть. Оценка украинского президента несколько ближе к традиционной точке зрения на роль князя (да простится мне этот канцеляризм: он нужен, чтобы уйти от слова «истина», которым в исторической науке очень часто и совершенно напрасно злоупотребляют). Согласно этой точке зрения, самое важное – что благодаря крещению Русь вошла в семью европейских народов. Путем, кстати, частичной утраты своего суверенитета, поскольку митрополиты на Русь назначались в Константинополе.
Однако при этом нельзя не признать, что прав на Владимира Святого у Путина больше, чем у Порошенко. Поскольку, как к этому ни относись, но именно Россия является оплотом православия в мире — и как самая большая православная (да еще какая православная!) страна, и в силу исторической традиции. Традиция эта началась еще в XV веке. Когда пал Константинополь и последняя греческая принцесса приехала в Москву в качестве второй жены Ивана III, имея из приданого только двуглавого византийского орла, московские князья, как всегда, рационально распорядились приобретением. Москва стала Третьим Римом, новым и последним центром правильной веры — православия. Сначала это была идея для внутреннего употребления, а потом, уже во времена империи, — и для внешнего. Собственно, с ней на устах империя и умерла.
И вот теперь, когда Москва вернула себе статус оплота православия, мы вынуждены констатировать: произошло непоправимое. Как на старых памятниках Гагарину теперь пишут краской: «Юра, мы все про...», так и на будущем памятнике князю Владимиру нужно отлить в граните: «Володя, мы …»
Статус оплота православия представлялся русским императорам как миссия помощи братским православным народам на Балканах, которые все время страдали от иноверческого ига (остальные православные народы жили внутри империи и в помощи не нуждались). Получалось, конечно, не всегда хорошо, и в итоге совсем плохо: защищая права греческой церкви на храмы в Святой земле, Россия поругалась с Турцией, и началась Крымская война, а как мы в 1914 году вписались за сербов, напоминать не надо. Но сама-то по себе роль была красивой: защищали мы формально бескорыстно, угнетать братские православные народы не пытались, а сами они были нам по большей части признательны. И даже захват Константинополя, вековая мечта Романовых, до последнего виделся им не как «Крым наш», а как формально независимое греческое царство или что-нибудь в этом духе. То есть действовали мы так же, как теперь — Евросоюз.
Нынешний Кремль, став оплотом православия, ведет себя с братскими народами так, что они от нас нос воротят. Поддерживали Милошевича — и вот сербы благодарны нам за принципиальную позицию по Косово, но жить предпочитают в Евросоюзе. Греческий президент хоть в гости и ездит денег просить, однако членство в ЕС на членство в Союзном государстве России и Белоруссии почему-то не меняет. Переводя это в категории прошлого века, греков мы заставили полюбить турок, а сербов — австрийцев. Причем навсегда. И совсем катастрофой закончилась история с братским украинским народом: даже когда война так или иначе завершится, Россия на десятки лет будет для украинцев виновницей смерти тысяч их соотечественников.
В итоге вместо красивой геополитической роли и перспективы, при умелом ведении дел, стать идеологическим центром для православных восточноевропейских народов, что делало бы нас достойным игроком в Европе, мы оказались без пяти минут страной-изгоем.
Поэтому на памятнике князю Владимиру мы и напишем: "Володя…" Ну, вы поняли.
Антон Мухин
