Вопрос о Международном трибунале Совета безопасности ООН по сбитому над Украиной "Боингу" может вновь возникнуть после выхода в свет отчёта Совета по безопасности Нидерландов. Так считает доцент кафедры уголовного права юридического факультета МГУ Глеб Богуш.
13 октября Совет по безопасности Нидерландов опубликовал выводы международной технической комиссии о причинах катастрофы. Окончательно установлено, что "Боинг" MH17 компании "Малайзийские авиалинии" 17 июля 2014 года был сбит в небе над Украиной ракетой, выпущенной из зенитной установки "Бук". Точное место запуска эксперты не установили, но выяснили, что оно находится, вероятнее всего, к востоку от места падения лайнера. В рамках уголовного дела продолжает работать Международная следственная группа, которая, по всей видимости, назовёт подозреваемых.
Тем временем посол Нидерландов в России заявил, что его страна отказывается от идеи учредить Международный трибунал Совета безопасности ООН, так как Россия наложила вето на резолюцию и менять позицию, по всей видимости, не намерена. Поэтому Нидерланды будут искать другую форму международного суда. Какой может быть эта форма – "Фонтанке" рассказал специалист по международному праву Глеб Богуш.
- Глеб Ильич, посол Нидерландов за день до публикации отчёта объявил о поиске альтернативы Международному трибуналу Совбеза ООН. Это они из-за отчёта передумали?
– Нет, конечно. Пока такое мнение высказала только одна страна. К тому же они могут поднять этот вопрос ещё раз, когда будут готовы выводы Международной следственной группы. И уж тем более я бы не стал говорить, что этот отчёт как-то снимает вопрос об уголовном преследовании виновных, в том числе – об организации Международного трибунала. Отчёт Совета по безопасности Нидерландов – это техническое расследование, оно не носит уголовно-правового характера, в нём нет выводов относительно виновных лиц.
- Авторы отчёта не называют виновных в запуске ракеты, но очень чётко говорят об Украине, не закрывшей своё воздушное пространство, и о малайзийской авиакомпании, не изменившей маршрут над зоной конфликта. На них указывают как на виновные стороны?
– Конечно, эти вопросы неприятны и для Украины, и для авиакомпании. Не исключено, что это может стать предметом судебного разбирательства. Авторы отчёта указывают на важные вопросы, которые ещё предстоит решать. Но это вовсе не снимает ответственности с тех, кто сбил гражданский самолёт. Это напоминает ситуацию, когда после убийства в подъезде виновным называют того, кто выкрутил лампочки. Просто в мандат технической комиссии, я хочу это подчеркнуть ещё раз, не входил поиск виновных.
- Предположим – начинается суд. Виновные в том, что не закрыли воздушное пространство и не изменили маршрут, должны сидеть рядом с теми, кто запускал ракету, или это будут разные судебные разбирательства?
– Мне сложно представить такой "комплексный" процесс, потому что это совершенно разные вопросы. Те, кто запускал ракету, могут быть признаны виновными и в рамках национального права, и по международному праву, потому что был атакован гражданский воздушный объект. Даже если его атаковали по ошибке, по преступной небрежности, международное гуманитарное право предписывает при выборе цели соблюдать меры предосторожности. Чтобы избежать ошибочной атаки.
- Вы сказали, что вопрос о Международном трибунале ООН может быть поднят снова. А сейчас ещё на территории Украины происходят перемены, связанные с постепенным отходом России от так называемого "проекта Новороссия". Может быть, теперь мы согласимся и на трибунал?
– Мне кажется, эти вещи не стоит смешивать. Я уже говорил: мы знаем только позицию одной страны, а проект резолюции вносили 20 государств, ещё 11 членов Совбеза ООН голосовали за её принятие. Поэтому нельзя исключать, что резолюцию внесут повторно. Но позиция России вряд ли изменится. Пресс-секретарь президента уже заявил, что доклад предвзятый, необъективный, ошибочный, что это выполнение политического заказа, что не приняты во внимание выводы производителя "Бука" – концерна "Алмаз-Антей". Хотя это не так, в докладе есть и ссылки на "Алмаз-Антей", и схема, предоставленная концерном. Учитывая, что в отчёте почти 300 страниц, мне трудно представить, что его так быстро прочитали и оценили. Но сама по себе такая позиция говорит о том, что аргументы у России не изменились.
- Российские представители и раньше говорили, что причина нашего неприятия идеи трибунала в том, что нас не допускали к ходу следствия, а мы хотим знать, что они там нарасследовали. Какие у нас вообще основания интересоваться ходом следствия?
– Существует Чикагская конвенция, по которой расследуются авиационные инциденты. Преимущественным правом на ведение расследования обладает государство, на территории которого произошёл эпизод, в данном случае – Украина. Она делегировала своё право Совету по безопасности Нидерландов. В международной группе были задействованы представители пяти государств. Кроме того, ведётся уголовное расследование как в Нидерландах, так и на Украине…
- Все эти государства, в отличие от России, имеют к катастрофе непосредственное отношение. Мы формально в этом деле – кто?
– Россия сотрудничала с технической комиссией, туда привлекали экспертов из Российской Федерации. Об этом сказано и в самом отчёте: сотрудничество с Россией его авторы называют конструктивным. Но вот дальше показания сторон расходятся кардинальным образом. Всё, что говорят представители России, решительно опровергается другими участниками расследования. Мне сложно это комментировать, я просто не знаю, что происходило на самом деле. Но понятно, что стороны говорят о вещах, которые не могли происходить одновременно.
- Мы можем представить, что происходило, как раз по истории с отчётом Нидерландов: Россия утверждает, что выводы наших экспертов не принимали, остальные участники говорят – принимали. Но могло ведь быть и так: принимали, но не доверяли. Разве у нас, внутри страны, следствие не само решает, каким экспертам доверять?
– Разумеется, это решает следствие. И мне очень трудно сказать, на какое правовое основание могли сослаться наши представители. Российское законодательство не предусматривает так называемой универсальной юрисдикции в отношении военных преступлений во внутренних конфликтах. То есть международное право не предоставляет России юрисдикции в отношении преступлений, совершённых на чужой территории и не имеющих связи с нашей страной. И не очень понятно, на чём вообще основывается российское расследование этого эпизода. Это вопросы без ответов.
- Недавно прошла Генеральная ассамблея ООН. Почему никто не поднял вопрос об учреждении трибунала Генассамблеей, раз уж не получилось с Советом безопасности?
– Тема MH17 и ответственности виновников трагедии на сессии звучала неоднократно, например – в выступлении короля Нидерландов. Теоретически можно было поднять и вопрос о трибунале. В прошлом были попытки создания разного рода вспомогательных органов Генассамблеи. Но это никогда не были уголовные трибуналы. Резолюции Генеральной ассамблеи не обязательны для всех стран, как резолюции Совета безопасности. Давайте вспомним, что происходило после советского вторжения в Афганистан. Советский Союз ветировал тогда всё, что касалось Афганистана в Совете безопасности. И тогда уже не Совбез, а Генассамблея приняла решение на основании известной резолюции "Единство во имя мира". И что? Это никоим образом не помогло остановить вторжение.
- Когда вопрос о трибунале обсуждался в Совбезе ООН, наш представитель Виталий Чуркин говорил, что Россия предлагала свои механизмы разбирательства, но нас не послушали. Что это были за механизмы?
– Мы не знаем достоверно, какие варианты предлагала Россия, тем более – как велись переговоры. Такие документы официально, как правило, не публикуются. Но известно, что на определённом этапе Российская Федерация пыталась вносить свои предложения и поправки в проект резолюции. У нашей страны был и альтернативный проект резолюции, но его не поддержали остальные члены Совета безопасности. Стороны оказались непримиримы в главном: в вопросе о создании Международного трибунала.
- Что отличает Международный трибунал, учреждённый Советом безопасности, от других механизмов?
– Обязательность сотрудничества государств с этим органом. В связи с тем, что учреждение трибунала – это мера, принимаемая в связи с угрозой миру и безопасности, все государства – члены ООН обязаны с ним сотрудничать. И не только в вопросах передачи обвиняемых. Совершенно по-другому, например, решается проблема иммунитета должностных лиц. И многие другие.
- Разве можно принудить государство к сотрудничеству с трибуналом?
– Универсальных рецептов тут нет. Конечно, бывает, что государство просто не исполняет своих обязательств. Или использует правовую неопределённость. Так, например, развивается ситуация с президентом Судана Омаром аль-Баширом, который не просто не является в Международный уголовный суд, выписавший ордер на его арест, а ещё и активно путешествует. Скоро вот направляется в Индию. Только вряд ли это хороший пример для подражания.
- Страны, требовавшие трибунала в Совбезе ООН, теперь говорят, что будут искать какую-то другую форму международного процесса. Что это может быть?
– Например – так называемый гибридный суд, интернационализированный. Это суд, в основе которого лежит договор между государством и международной организацией. Например, пару лет назад завершил работу трибунал по гражданской войне в Сьерра-Леоне, он проходил именно по договору между правительством этой страны и ООН. На таком же основании был создан трибунал по Ливану. Необязательно международной организацией должна быть ООН. Есть норма в Уставе ООН – о том, что если Совет безопасности не принял решение, то меры по поддержанию мира и безопасности могут принимать региональные организации. Это могут быть Евросоюз, ОБСЕ. Есть и другие варианты. Вспомним ситуацию с Локерби: национальный шотландский суд работал на территории третьего государства – Нидерландов. Есть, наконец, вариант межгосударственного суда – каким был Нюрнбергский трибунал.
– Нюрнберг – процесс победителей над побеждёнными, согласия последних никто не спрашивал. Сьерра-Леоне, Ливан, Локерби – ситуации, когда все участники заранее согласилась сотрудничать с судом. А если какая-то страна, не будем конкретизировать, не захочет передать обвиняемых международному суду?
– Это, к сожалению, всегда возможно. Даже у самых "сильных" международных организаций есть пределы возможностей. Международные суды не идеальны. Но всё равно это лучше, чем "национальная" безнаказанность. Кроме того, ситуация с "Боингом" – сложный транснациональный инцидент, он связан не только с гражданами разных стран, он сложен и чисто технически. Часто государства в одиночку просто не способны расследовать такие ситуации и привлечь виновных к ответственности. Наконец, к национальным судам могут возникать вопросы по поводу их независимости.
– У нас как раз ставят под сомнение независимость международных судов.
– Да, у нас существует такой стереотип: суды управляемы, они выполняют установки, данные исполнительной властью…
– Ну, мы-то знаем, что говорим о судах…
– Но это же далеко не всегда так, и об этом говорит вся история международного правосудия. Кстати, своего рода дополнительной гарантией является участие судей от разных государств. Учреждение трибунала Советом безопасности ООН почти наверняка означало бы участие российского судьи в деятельности такого органа. Россия обвиняет Международный трибунал по бывшей Югославии во многих грехах, в то время как сама в свое время отказалась направлять туда своего судью.
На самом деле, как это ни парадоксально прозвучит, международное право эффективнее, чем национальное. Если мы посмотрим на национальное право, то большинство нарушений, даже преступлений, например, остаются вообще без какой-либо реакции. Это известно науке криминологии. А международное право, в основном, государствами всё-таки соблюдается. Даже если какие-то государства громко заявляют, что будут его игнорировать.
– Заявлять – не заявляют, но намекают.
– Два года назад проходил известный процесс в Международном трибунале по морскому праву по делу Arctic Sunrise – судна Greenpeace. Россия – одна из основательниц этого трибунала и всегда принимала в нём участие. А тут она его бойкотировала. Тем не менее решение трибунала, так или иначе, было исполнено: экипаж и судно были освобождены, пусть и не очень быстро.
– Какая форма суда по "Боингу" устроила бы Россию?
– Насколько я знаю, в российском проекте резолюции речь шла о том, чтобы усилить роль ООН в контроле над расследованием, формализовать роль Совета безопасности и Генерального секретаря ООН в оценке результатов расследования. Что же касается формы уголовного преследования виновных, то здесь, насколько мне известно, Россия ничего конкретного не предлагает.
– Ещё одно объяснение нашего отказа от международного трибунала – это предвзятость, в которой мы заранее обвиняем заинтересованные страны. Но, кем бы ни оказались будущие подсудимые, это явно будут не политические деятели, вроде президента Судана, а просто граждане какой-то страны. На чём основаны наши обвинения по поводу "антироссийской направленности"?
– Здесь есть момент смешения двух видов ответственности: индивидуальная уголовная ответственность конкретных лиц воспринимается как форма ответственности государства. Почему мы критикуем трибунал по бывшей Югославии? Они осудили сербов – значит, они осудили Сербию. А если теоретически предположить, что будут осуждены граждане России – значит, скажем мы, осудят саму Россию. Но если мы будем отождествлять эти вещи, то положим конец всякому международному правосудию. Это смешение, в конечном счёте, – смешение права и политики.
– Есть ли в этой ситуации у России какой-то хороший юридический ход?
– Думаю, что ничего ещё не потеряно, у России остаётся возможность участвовать в привлечении к ответственности виновных, пересмотреть свою позицию, найти компромиссный вариант. В любом случае, участие в процессе – это всегда наиболее конструктивная позиция для государства. Даже если очень не нравится то, что происходит. Теряет ли оно что-то в случае неучастия? Не обязательно. Но точно ничего не приобретает. "Позиция Бабы-яги" имеет право на существование, и не только Россия занимала её в разное время. Но это неконструктивно. Постоянно считать, что все правовые инициативы в мире всегда направлены против одного государства, – это, по меньшей мере, странное мироощущение.
Беседовала Ирина Тумакова, "Фонтанка.ру"