Бедные информационными поводами новогодние каникулы ознаменовались достаточно яркой общественной дискуссией о будущем России после Владимира Путина.
Тон ей задал Каспаров, опубликовав провокационный текст о необходимости масштабной и длительной общенародной расплаты за поддержку имперской политики. Также экс-чемпион мира по шахматам предложил отменить в стране выборы и передать власть неким «уважаемым людям», чтобы они наладили «новые демократические механизмы».
Провокация удалась. Точнее других выразив расхожие сомнения, журналист Кашин указал в ответ, что, во-первых, российский народ ни при каких обстоятельствах невозможно будет убедить в необходимости платить за некую вину. А во-вторых, крайне странно будет начинать строительство демократии с отмены демократических механизмов и незаконной узурпации власти. Не говоря уже об исторических параллелях с плохо кончившим Учредительным собранием. После подключения к дискуссии других публицистов она плавно перетекла в поиск образа послепутинской России вообще.
Попытки рассмотреть из первых дней 2016 года будущее страны после ухода действующего президента сильно напоминают традиционную для этого времени народную забаву – рождественские и святочные гадания. В первую очередь потому, что разглядеть это будущее сегодня шансов не больше, чем у девушки увидеть жениха в темном отражении зеркала или у семьи определить размер урожая по форме растопленного в молоке воска. И примерно столько же, сколько было у желающих спрогнозировать, какой будет Россия после Ельцина в лучшем случае в 1997-м.
Жизнь нашей страны в целом, ее внутренняя и внешняя политика в частности, уже почти 50 лет является производной от мировых цен на нефть. В периоды высоких цен здесь устанавливается сильная власть, опирающаяся на поддержку сытых и довольных жизнью граждан. Не имея внутренних проблем, такая власть от избытка ресурсов начинает более интересоваться геополитикой, заботиться о статусе мировой сверхдержавы. При Брежневе это выражалось в московской Олимпиаде и вторжении в Афганистан, при Путине – в Олимпиаде сочинской и присоединении Крыма. Потом кривая цен идет вниз, население начинает задавать вопросы о падении уровня жизни, геополитика и авторитаризм становятся власти не по карману, и на смену им приходят уступки на международной арене с внутренней демократизацией. Подобное наблюдалось при Горбачеве, Ельцине и Медведеве с их «перестройками» и «перезагрузками».
Личность правителя при описанных поворотах имеет глубоко второстепенное значение. Попытки приписать тому или иному лидеру персональные заслуги за подъем страны или персональную ответственность за ее ослабление – не более чем политическое шулерство в борьбе за власть. Разновидностями такого шулерства являются и связывание с именем Путина процветания России в начале нулевых годов, и обвинения его в оскудении русской жизни в середине десятых.
Политика является отражением экономики, поэтому один и тот же политический лидер вполне может играть прямо противоположные роли в зависимости от экономической конъюнктуры. Ельцинская внешняя политика началась с отступления по всем фронтам Козырева, а закончилась разворотом Примакова над Атлантикой. Внутренняя началась с вполне свободных выборов, а закончилась назначением преемника.
Сегодня мы наблюдаем очередное изменение нефтяной конъюнктуры. Однако стиль власти пока очевидно ему не соответствует. И агрессивная внешняя политика, и закручивание внутриполитических гаек продолжаются, как будто баррель по-прежнему стоит более сотни долларов. Ключевым словом здесь является «пока», а разгадкой парадокса – накопленные в предыдущие годы финансовые резервы. Свою роль играет и фактор V-образного кризиса 2008 года, внушающий власти надежду на скорый разворот на мировых биржах. Опираясь на эту надежду, Кремль сегодня тратит резервные фонды на политическую инерцию.
Если надежда оправдается, это позволит правящему режиму законсервироваться на новый благоприятный период. Если окажется ложной, инерция закончится уже в этом году – вместе с исчерпанием запасов. Смирение с новой финансовой реальностью выразится в расширении политических свобод, поиске возможностей для примирения с более обеспеченными странами и отмены санкций. Эти шаги будут неизбежны просто потому, что их отсутствие будет самоубийственно и для власти, и для страны, приведет к революции и внешнему протекторату, которые как положительные сценарии Каспаров рассматривает практически в одиночестве.
Другой вопрос: потребует ли смена политического стиля смены политического лидера? В Кремле считают ресурс личного рейтинга Путина достаточным для отрицательного ответа на этот вопрос. Поэтому при сохранении негативного экономического тренда мы как минимум до 2024 года будем наблюдать не нового президента, а «нового Путина» – «демократа и миролюба». Впрочем, в любой момент возможна и обратная перемена.
Ну а какой будет страна после Путина, зависит вовсе не от времени ухода Путина, механизма передачи власти и даже фигуры преемника, а все от той же цены Brent на Лондонской бирже. Которая, как известно, даже в краткосрочной перспективе прогнозируется с трудом, а долгосрочному прогнозированию и вовсе не поддается.
