«Шакалы», «собаки», «обезьяны», «прихвостни североатлантических спецслужб», заполонившие ленты СМИ, вовсе не ноу-хау Рамзана Кадырова. Первым был не он.
Лексикон российской политической элиты становится шире — как и границы допустимого в общественной дискуссии. В сытые времена яркие эпитеты на грани фола могли себе позволить разве что такие персонажи, как Жириновский или Милонов. Сегодня околоцензурная речь звучит из уст министров, скользит в разговоре медийных лиц федеральных каналов. Словарь «языка вражды» неустанно пополняется, и отдельные фамилии уже начинают обозначать непрофессионализм, помидоры становятся политическим символом, а населенные пункты — синонимом обреченности.
«Вражеские штаб-квартиры пятой колонны» и «полоумный сброд», которому Рамзан Кадыров не позволит путаться под ногами, – это еще не пик, но близко к вершине накала страстей, который вторую неделю бушует в интернет-океане. Словесная баталия ближайшего окружения лидера Чечени и московско-питерской интеллигенции еще немного – и совсем опустится до кухонной брани.
По мнению кандидата филологических наук Марины Королёвой, нагнетание в пространстве общественных дискуссий началось как минимум два года назад. «Сначала Украина, потом Америка и – шире – Запад. Вспомните «украинских фашистов», «бандеровцев», вспомните титры в «аналитических» программах Дмитрия Киселева, – говорит автор популярных программ и книг о русском языке. – Многие из них прямо-таки программировали вражду».
Оппозиционерам уже тогда доставалось: за то, что не поддержали возвращение Крыма, события в Донбассе, за то, что были против так называемых антисанкций.
«Просто нападки на оппозицию до поры до времени были эпизодическими. В «Анатомиях протеста», у того же Киселева в программах, – напоминает филолог. – То, что мы видим сейчас, – это массированная атака. Такой бой на поражение. Атака скоординированная, и никакой это не Кадыров, судя по стилистике. Здесь опытные стилисты работали, с литературным даром, со знанием истории. И вся эта лексика действительно очень напоминает, с одной стороны, призывы 1930-х годов («убивать, как бешеных собак»), с другой – тексты 1970-х, когда травили диссидентов, в частности академика Сахарова».
Марина Королева подчеркивает, что текстов от имени команды Кадырова, которые будоражат Интернет, в широком публичном пространстве практически нет. «По телевизору их не цитируют пока, – говорит она. – У них есть точный адресат, прочитать их должна, по задумке, именно интернет-аудитория. Прочитать и испугаться».
Горячность чеченских лидеров еще можно списать на национальную особенность, но в публичном пространстве перестали сдерживаться и политики с простыми русскими фамилиями. Член комитета Совета Федерации по международным делам Игорь Морозов в своем «Фейсбуке» назвал главу Сбербанка Грефа «конченой скотиной». И стоит ли стыдить сенатора, если уж сам министр Лавров, владеющий тремя языками, подарил соотечественникам крылатое выражение о дебилах.
К слову, президент Владимир Путин, хоть и говорит на доступном русском, до нецензурной брани не опускается. Тем не менее его фразы «что касается Чайки...» и «удар в спину» активно используют пользователи Сети в своих шутках и комментариях.
«Фонтанка» попросила экспертов и общественных деятелей составить собственный полито-экономический словарь последнего времени. Упоминаемый уже депутат петербургского ЗакСа Виталий Милонов назвал среди новых и популярных, по его мнению, слова «санкции», «бандеры», «евро» и «баррель». "Набиуллина" — слово нарицательное, символ неудачной экономической политики. "Дауншифтер" (по Грефу) — синоним того, что мы не можем ничего сделать, но нужно воспринимать окружающую действительность положительно», – перечислил парламентарий.
Сама по себе уже ставшая нарицательной московская журналистка Леся Рябцева запомнила несколько словосочетаний. «Высказывание Лаврова про дебилов – для меня это главная фраза прошлого года, – расставила приоритеты Леся. – Министр иностранных дел отразил настоящую действительность, в одной емкой фразе — все, что происходит с нами последние три года. «Часы Пескова» — это отдельный мем, который все обсуждали, вещь, которая показывает, что нам есть дело до всякой фигни. «ЕдимДома Михалкова» – как результат политики импортозамещения. «Представься, мразь» – цитата журналиста Соловьева — это отражение свободы российских медиа».
А вот филолог Наталья Цветова проанализировала то, что говорят по телевидению, и вычленила несколько наиболее популярных терминов. «Для описания международной обстановки все чаще употребляется слово «геополитика». Раньше оно являлось узкоспециализированным термином, сейчас его используют все чаще, применяя в самых различных ситуациях. Активно используют слово «санкции», а ведь раньше это был термин, означающий разрешение, санкционирование, а теперь наоборот – мера, применяемая против страны. Еще одно популярное слово — «террор». И, конечно, наиболее часто используются слова «ИГИЛ» (запрещенная в России организация) или его альтернатива «ДАИШ». Интересно, что аббревиатуры имеют лингвистическое свойство вызывать отторжение», – подметила она.
В свою очередь политолог Дмитрий Травин делает акцент на том, что «в начале кризиса в России создавались и использовались, по большей части, неологизмы или выражения, связанные в первую очередь с политикой, теперь же тенденция поменялась, и акцент – на экономику».
«"Экономическое дно" — наверное, главный термин прошлого и этого года. Еще с 2014 года существуют слова «импортозамещение» и «санкции». При этом есть один интересный момент: в некоторых терминах люди до сих пор путаются. Например, как раз слово «санкции». Мало кто помнит, что отсутствие импортного сыра – это не санкции Запада, а как раз наоборот – запрет Путина», – напомнил Травин.
Задумавшись над собственным словарем, «Фонтанка» к уже сказанному могла бы добавить слово «дальнобойщики», которые хотели, но не смогли, и, пожалуй, «левиафан» – как синоним беспросветности.