Мне не хватает шпаны, когда напоминают о Дне детей. Сегодня они без законов улицы. И милиция зажигала. А расстрелянный мною теперь стал большим человеком. Возможно, потому, что отомстил мне 30 лет назад.
В местах, откуда я родом, характеры рождались на улице. Если ты из Гавани, значит, «мотаешься». То есть один из тех, кто дерется за свою территорию. Или иди играй на пианино.
На меня, 11-летнего, большое впечатление произвела затрещина первого по детям на Васильевском – инспектора по несовершеннолетним Дьякова. До сих пор помню – Вячеслава Михайловича.
– Гавань вас боится. А бояться она должна только меня, – гаркнул он, когда я отлетел в угол его кабинета.
Мысли пожаловаться не было.
Очевидно, так меня торкнуло, что после универа я сбежал в уголовный розыск. Судьба ухмыльнулась и назначила меня опером по малолеткам. Я, конечно, эту тему знал, но с другой стороны.
Больше всех мне приносил страданий Саня-лисопед. Он крал все техническое, что мог поднять. 24 часа в сутки. Даже примусы с Андреевского рынка. Больших механических мотиваций был ребенок. Иногда я его ловил утром, сажал у себя в кабинете и заставлял читать Маркса. Ну не было у нас другой книги! К тому же, пока листает, хоть какое-то спокойствие на вверенной мне земле. Когда получил томиком в затылок, эту форму увещевания аннулировал.
После очередного уката мотороллера вышел я из социалистической законности окончательно. Под ночь взял Саню за ворот, лампу в рожу направил и серьезно ему доказываю, что обязан применить страшно секретный приказ. А приказ тот касается высшей меры социальной защиты от малюсеньких бандитов.
Саня со смеху покатывается. Я на машинке печатаю. Даю расписаться. Он в документ высморкался. И повел я его на тот свет.
У нас в отделении подвал был. Там старшина колеса с краской хранил. Атмосферка гнетущая. Поддал ногой корыто, ставлю его к стенке.
– Дядя Женя, ты дурак?
Раза три стреляю поверх его головы. Саня – хулиган бывалый, но присел, и глаза его детскими стали.
За текущие затем пару недель кривая оперативной обстановки на моем участке фронта выпрямилась. Но недолго я танцевал.
Кстати, Саня на меня не донес. Потому что на улице любая жалоба вредит эпитафии.
И вдруг настал уже мой смертельный момент. Как-то кричит мне шеф, мол, все бросай и беги на Съездовскую, к квартире генерала милиции Михайлова. Михал Иваныча, между прочим. Я уже на его лестничной площадке и вижу многолюдную группу в милицейской одежде. Протискиваюсь.
На коврике перед дверью – человеческое дерьмо. Вони на совещании было… Отсмеялись, а через сутки вновь ЧП такого же масштаба, формы и цвета.
– Ну что ты на меня, Вышенков, смотришь?! Все силы на раскрытие! Последствия понимаешь?! – примерный текст начальника без ненормативных вкраплений.
Третьего эпизода мы бы не пережили. Но бреду я ночью по Александровскому садику и слышу бреньканье гитары. По звукам – знакомый мотив. Подхожу. Саня-лисопед будто ждал. Развалился на скамейке, руки по спинке как у главшпана.
– Дядя Женя, говорят, у тебя проблемы?
И тут я понял, что дурак.
Хотел сразу в нос, но понял, что предложение о постоянном посте возле генеральской квартиры не оценят. Подсел по-дружески. Потрепались на тему, кто первый начал. Заключили мировую. Пацаны у меня всю пачку болгарских сигарет «Родопи» расстреляли, а Сашок, типа в долг, три рубля взял. Просил пять.
И стал заместитель начальника ГУВД заходить домой по чистому коврику. Мы подружились с Саней.
Он сегодня, как это модно называть, – топ-менеджер. Полгода назад я ему позвонил по журналистской истории. Попросил доверительно рассказать об одной экономической схеме, где их компанию власти нагибают на деньги.
– Дядя Женя, ты за кого меня принимаешь? – ответил взрослый сорокалетний миллионер.
Зараза, не вернуть уже улицу.
Евгений Вышенков,
«Фонтанка. ру»
