Уходящая на покой беспокойная Госдума в финале своего срока годности сделала доброе дело - приняла в первом чтении законопроект о реформе опеки и попечительства, который, говоря юридическим языком, "повышает гарантии реализации прав и свобод недееспособных и не полностью дееспособных граждан". Иными словами, он действительно защищает права людей.
Это, пожалуй, самый важный законопроект в моей недолгой сенаторской судьбе. После того как 30 декабря 2012 года с боем был принят закон № 302, предусматривающий введение в Гражданский кодекс института ограниченной дееспособности для лиц с психическими расстройствами, а также обязанности учета опекунами мнения недееспособного гражданина, мы в нашем комитете по конституционному законодательству и государственному строительству сформировали рабочую группу для разработки следующего шага, который касался уже существенной реформы нынешнего института опеки и попечительства.
Через год, в марте 2014-го, законопроект был готов, мы передали его на отзыв в правительство и предсказуемо получили тучу хмурых замечаний профильных министерств и ведомств, в количестве аж 25 штук. Это много. Очень много. Фактически, в переводе с бюрократического на человеческий означает, что законопроект похоронен.
Мы пришли к Валентине Матвиенко, она обратилась к Ольге Голодец. Голодец сразу сформировала расширенную рабочую группу с представителями правительства по доработке законопроекта и сама начала вникать в детали. В Совете Федерации в детали пришлось активно вникать Валентине Матвиенко, Галине Кареловой и двум Андреям – сенатору Клишасу и полпреду правительства в верхней палате Яцкину.
В еженедельной работе по согласованию законопроекта трудились Минюст, Минтруд, Минобр, Минздрав, Минэк, Институт законодательства и сравнительного правоведения при правительстве РФ, а также представитель правительства РФ в Совете Федерации. К июлю 2014 г. законопроект был доработан и текст его был согласован.
О чем же этот скучный законопроект.
Во-первых, он предлагает введение возможности «частичной» опеки. Когда функции и ответственность «частичного» опекуна распространяются лишь на определенные сферы жизни подопечного: образование, реабилитацию, профессиональную подготовку, трудоустройство и т. п.
Во-вторых, устанавливает приоритет назначения опекуна – физического лица в случае, когда человек живет в интернате. Сегодня, если человек попал в интернат, то опекун ему не назначается; опекунские функции исполняет сам интернат, и никто другой не имеет права вмешиваться в жизнь человека. Мы предлагаем обязательное назначение частичного соопекуна, если таковой нашелся, в случае, когда человек находится в интернате. Плюсы от этого очевидны.
В-третьих, в законопроекте развивается и уточняется институт совместной опеки (когда у подопечного может быть несколько опекунов, разделяющих между собой заботу о нем).
В-четвёртых, мы считаем правильным и необходимым включение в круг возможных опекунов (попечителей) юридических лиц – некоммерческих организаций, например, родительских ассоциаций.
Пятое и, пожалуй, самое наболевшее – наш законопроект сужает и регламентирует возможности врачей ограничивать конституционные права граждан в психиатрических больницах и интернатах, а также нормативно устраняет возможность принудительного помещения и удержания граждан в психоневрологических интернатах.
Разногласия остались в единственном вопросе: о необходимости назначения судом комплексной психолого-психиатрической экспертизы вместо однородной судебно-психиатрической при определении степени ограничения дееспособности граждан с психическими расстройствами. Минздрав и психиатры с нами не согласились, говоря, мол, зачем такую сложную экспертизу назначать – суд сам разберётся, какая и когда необходима.
С этим последним разногласием наш законопроект двинулся на отзыв в Совет при президенте по кодификации и совершенствованию гражданского законодательства. Там тоже все было непросто, и было много консервативной критики, однако благодаря позиции главы Совета Вениамина Яковлева проект изменений был также поддержан. Хоть и через несколько месяцев сложных юридических разговоров.
Потом было много хлопотной, но нужной технической работы, официальное внесение законопроекта в Госдуму шестью сенаторами, новые-старые и когда-то уже согласовывавшиеся по нескольку раз, но вновь получаемые замечания некоторых министерств и ведомств, совещания у Голодец и Матвиенко, телефонные переговоры, нервные разговоры на полутонах и без них, хлопанье дверьми, полученный, наконец, положительный отзыв правительства и недавнее голосование в Госдуме, где в первом чтении 349 депутатов проголосовали "за" и никто не проголосовал «против». Новой Госдуме останется лишь также оперативно завершить в оставшихся двух чтениях начатое.
Я смотрел на смс сенатора Кононовой, которая была докладчиком в нижней палате и сразу после голосования прислала мне радостное сообщение, понимая, что будущее, веру в которое утратили почти все, все-таки есть.
И у меня, и у вас, и у тех, кому нужна эта опека, и даже у депутатов Госдумы нового созыва.
А ещё я думал о том, что Бердяев был прав, утверждая, что у России женская душа.
Константин Добрынин
