Этот год был полон какими-то странными явлениями, во многих странах общества корежило с дикой силой. Потому и вопросы сыпались бешеным потоком. Пытаешься понять и мысленно упираешься в бесклассовое общество эпохи перепотребления. Есть ли в этом доля правды, и что она проясняет. И что делает в обществе интеллигенция?
Австрия едва не выбрала националистического президента, но пришла в чувство и показала наибольшую трезвость, Соединенное Королевство пошло на Brexit с Европой, Италия отклонила предельно разумные конституционные реформы. Так и хотелось спросить – они же развитые и вполне вменяемые. Что их так сдвинуло? Беженцы? Но всё же сильнее всего показала себя Америка. Избирательная кампания Трампа рисовала какую-то страшную картину американской жизни. Популизм самого дешёвого свойства фонтанировал не переставая. Казалось, вот тебе и урожай бесклассового социума. После избрания Трамп заметно поменялся, но вопросы остались. Они и к ним, но в не меньшей мере и к нам.
В теориях бесклассового общества есть одна простая сердцевина: потребление стало доступно очень и очень многим, оттого разница начала стираться. Понятно, что это не отменяет имущественный разрыв, но внешне всё стало менее заметно, ведь – главное – желания одни и те же. На отдых далеко от дома ездят очень многие, стремятся к брендам почти все и многие достигают, гаджеты – тотальные. Понятно, что одни надевают фейки, другие – оригиналы. Но знаменитый узор Louis Vuitton девальвирован настолько, что уже давно все эти сумки кажутся подделкой, и потому вся улица – тотальный лже-Vuitton. Ясно и то, что малоразвитые страны эпоха ускоренного потребления тряханула особенно жёстко, и сознание рухнуло. Мы тут – лучший пример. Пределов потребительским планам нет, но нет и широкого слоя акционеров, зыбкость системы очевидная, а потому и следствия при кризисе так заметны. Всего одна цифра – в 2014 году за границу россияне ездили 35 млн раз. В 2016 почти 26 млн. Всё и с туризмом, и со стабильным достатком ясно.
Но параллельно с потреблением случилось более важное – исчезли правила поведения. Имею в виду самые простые, изначально – классовые. Прежде манера поведения, сама речь, привычки и культурные нормы воспитания выдавали классовую принадлежность ещё более, чем одежда (подумайте о бывших в советской России). Это растворилось полностью. В нашей стране пацанские нормы поведения и речи – норма политиков высшего звена. Речь – отражение дисциплины сознания, они пропали вместе.
Предпринимательское мышление Трампа стало заметно после выборов, а до этого он агитировал и вёл себя как американец ниже среднего и без всяких там корректностей. После многое поменялось и, как утверждает моя телезоркая мама, даже походка стала собранней.
Правила поведения могут показаться мелочью, но на самом деле это – прежде тотальная бытовая культура, именно она и уплыла, система сдерживающих культурно-цивилизованных ограничений. Функции самоконтроля (а вследствие этого и безопасности для и от окружающих) отключены.
Схему эволюции можно представить довольно прозрачно (или почитать отличные книги Н. Элиаса, там тоньше, продуманней и со всеми обоснованиями). Все эти цивилизованные формы поведения когда-то были придуманы аристократией: чем дальше она уходила от своего разбойного (феодально-захватнического) прошлого, тем больше культурных правил, кодексов чести и поведения были придуманы. Отсюда и значение древности рода – бандитизм Рюриковичей остался в IX веке, как и английских норманнов в XI-м. Дальше Людовик XIV выстроил на этой основе гиперразвитую придворную культуру, старая аристократия уже ничего не делала, но играла этикет. Ей очень старательно подражало служилое дворянство. Остальные были не приучены, но оттого и сила притяжения. Одна часть буржуазии шла по простому пути слепого обезьянничанья (см. Мольер «Мещанин во дворянстве», гиперактуальная пьеса, особенно в России). А другая часть буржуазии тоже подтягивалась, но со временем пыталась доказать, что их отличие – не только в предприимчивости, ловкости, но и в образованности и уме. Тут-то и появляется ещё один слой – интеллигенция. С одной стороны их деятельность направлена на практические цели, а с другой – в направлении образования и размышления. Как раз отсюда вся эпоха Просвещения: если всех научить, то раздвинутся горизонты не только перед некоторыми, и даже не только перед большинством, а и перед самим обществом в целом. Отсюда и главная российская миссия интеллигенции – служить народу с целью Просвещения.
Никакого высокомерия, ни в коем роде не кичиться знаниями (или тем, когда понаехали), но делиться ими. От этого жизнь многих станет лучше, богаче интересами, увлекательнее. Так одна моя австрийская знакомая всегда говорит про моего лучшего соседа на даче: у тебя средство от жизни – оперы, а у него их нет, оттого и пьёт. И призывает меня делиться любовью к операм дальше. Но это курьёз, отражающий главное: интеллигенция не над обществом, а для общества. Научиться можно не только любви к операм. Главное, что простой человек может достичь больших высот. Если ему дать шанс учиться. Феномен создателя мегакорпорации «Газпром» В. С. Черномырдина, уроженца оренбургской деревни, – лучший российский пример. И он следствие главного плода эпохи Просвещения – системы всеобщего образования и его доступности. Но, так или иначе – интеллигенция – для того, чтобы служить обществу, образовывать его, и этим она и счастлива. Плюс – перенятое от аристократии кредо: положение обязывает, одних – происхождение, других – образование, но и тех и других – воспитание.
Для Америки это, между прочим, – отсутствующий феномен. Вся американская система была лишена старой европейской классовой структуры, оттого все эти духовные надстройки пришли сильно позже. Коллекционирование было подражанием Европе, оркестры – тоже. Университеты преследовали прежде всего прагматические цели. Колоссальный толчок американскому гуманитарному образованию дали эмигранты 1930-х годов. Но, так или иначе, сейчас университеты получают огромные деньги от частных дарителей, они идут и на факультеты гуманитарного блока. Печатается самое большое количество в мире книг по истории и истории искусства (и, соответственно, пишутся диссертации), но что от этого обществу? Да по сути – ничего. Университеты (в их гуманитарной части) – статусный декорум. А потому там не интеллигенция, а интеллектуалы – наблюдатели, существующие вне общества и его высокомерно (с позиций своего quasi исключительного знания) анализирующие. Самый простой пример – нет никакого умного телевидения, имею в виду то, что нет ни одного влиятельного канала, преследующего широкие образовательные цели. ТВ – это тотальный поп эпохи потребления, от них – все законы, шопинг-тяги и привычки, а не нормы. А так как вся структура общества съехала, то и правил поведения нет (кроме конституционных!).
В Англии же есть BBC. В самом уставе прописана образовательная функция, отчасти по тому пути идёт и Channel IV. Количество захватывающе интересных программ по истории и искусству, естествознанию, технике, лишённых и капли снобизма, – несметно. Да и сами исторические книги – совсем другие, чем в Америке, они – для людей. Лучше английских исторических биографий нет в мире ничего. У нас, увы и к счастью, столь же прекрасен один Евгений Анисимов. И эти книги читают, а среди пенсионеров – так очень и очень многие читают. Ну, а если нет, то точно смотрят и слушают передачи директора Британского музея Нила МакГрегора, он увлекателен, прост, доходчив, остроумен, приветлив, лёгок и никогда не свысока. Вы скажете – а почему же тогда Brexit. Мне кажется, и поэтому тоже. Все английские исторические книги обязательно должны быть ироничны к предмету повествования. Особенно своему, иначе – их и читать не станут, но именно отсюда возникает особая сроднённость с героем, он становится ближе, и им ещё более гордятся. Нельсон – в отличие от Ушакова – не святой, да, и Карл I тоже не великомученик. У нас так пишет в «Коммерсанте» Колесников о Путине: вроде бы всё время стебётся, а на самом деле абсолютный придворный – он миф создает о человечном и великом правителе.
Но в любом случае масштаб размышления над историей очевиден. В Германии он серьезнее, а, к примеру, в Италии он вырастает из местных традиций, прежде всего – коммунального самоуправления еще со средних веков. Так, на референдуме проголосовали против Ренци, а не против реформ. Ну, он же пригрозил уйти в случае поражения, его на покой и отправили. Это – проявление народного темперамента: угрожаешь уйти, если не проголосуем, ну, тогда и иди. Полная антитеза русским людям (вспомните пушкинского Бориса Годунова и Ивана Грозного). У нас звали вернуться, а в Италии исторически заведено без них прожить.
Одним помогают помнить историю историки и ТВ, других заставляют над ней задуматься и извлечь уроки (Германия), у третьих история и жизнь всё ещё идут слитно, но везде интеллигенция работает и не кичится. Как бы она ни называлась.
А что же у нас? Наша бывшая интеллигенция в большей своей части в 90-е оказалась на грани выживания, а потому практически растворилась. Инженеры, изобретатели, весь научно-технический слой оказался не нужен. Учителя и врачи стали просто служащими на грани выживания. Часть же вышла наверх, и тут-то и начались странные вещи. Одним из самых смешных явлений стало превращение культурной жизни в светскую. В БДТ ходили, чтобы пережить и задуматься, теперь важнее стало показаться. Показательный пример: в 70-80-е (и даже потом) балет Бежара выступал и на сцене «Октябрьского»: его показывали многим, ныне на сцене небольшого БДТ, культурный фестиваль демонстрирует свою элитарность. Это вообще знаковое слово, оно – плод 25 лет демократического развития, и этим всё сказано. Культура, намеренно и старательно демонстрирующая свою исключительность и узкодоступность, сама по себе приговор своей базисной идее и функции. А оттого она – ещё один поп-феномен, если она сугубо часть светской культуры, то оттого она блестит и переливается кристаллами Сваровски. А их появление на новой сцене Мариинки было тем же знаком: бриллианты для миллионов. Но фальшивые. Тут так и хочется поставить такой же жирный поп-смайлик.
Но уход в забавную светскость на уровне вологодских доярок-членов ЦК КПСС (не путать с настоящими!) – только одна сторона. Вторая, и всё же более тревожная – высокомерие. В последнее время не раз и не два некоторые деятели культуры (и более того, руководители крупнейших учреждений этой сферы) стали вдруг с пренебрежением рассуждать о том, что не ожидали обнаружить, что публика у нас такая малообразованная. И говорили не с тем, чтобы ей помочь, но наоборот – пнуть. Оттого-де у нас и протестуют, не принимая современное искусство, что тёмные. Простите, но ничего демократичнее и общедоступнее современного искусства сыскать нельзя, имею в виду его самые главные произведения за последние полвека уж точно.
Современное искусство в Европе как раз не менее полвека, начиная с весёлых 60-х, только и говорит, что о социальных проблемах. Что же тут может быть непонятным. Наверно, вопросы этого непонятого искусства обращены к другому обществу, а у нашего свои? Национализм, право силы, нетерпимость, бедность, социальное неравенство, крах медицины, недоступность образования – это наши проблемы, но о них-то как раз не говорят. А подчёркивают, что есть разрыв – между понимающими и тупыми, и смотрят на нас, тупых, свысока. Странно. Возникают такие определения как агрессия толпы и тому подобное. Но при этом первый и самый шоковый случай запрета произведения искусства – постановки «Тангейзера» в Новосибирске не вызвал шквала протестов всех деятелей культуры и представителей интеллигенции на самом высоком уровне. Из наших честнее всего высказался тогда только Андрей Могучий. А остальные молчали. А «Тангейзер»-то был поставлен российским режиссёром, и был не лучшим, но и далеко не худшим спектаклем, но под руку попал. Но про него многие промолчали. Исключительность положения не позволила высказаться (бесспорно, нельзя оправдывать и протестующих: вместо жалоб в инстанции они бы лучше письма в сами театры-музеи писали, так достойнее).
Но как раз в придуманной исключительности положения и состоит практически смерть интеллигенции. Если она элита, гордящаяся самим фактом, то всё, конец, говорить не о чем. Тогда ей только и остаётся, что служить либо власти, либо олигархам (и те, и другие платят) и с ними радоваться тем проблемам жизни, что питают современное искусство. Но тогда им даже с западными интеллектуалами не по пути, те по определению должны быть социальны и ответственны. Ну, разве что американские – другие, надмирные – на деньги миллиардеров. От интеллигенции ушли, но и к европейским интеллектуалам не пристали. Какой-то поп-сноб получился. Понятно, что любая придуманная элитарность – катастрофа, она ведь та же гордыня, да и всем правилам приличия противоречит.
Остаётся закончить чем-нибудь веселым. Мы с мамой для тренировки памяти учим наизусть стихи. Недавно дошли до «Топтыгина и лисы» К. И. Чуковского, и на следующих строчках мама рассмеялась:
То-то, Миша, Ты будешь хорош,
Если хвост у павлина возьмёшь!
Сказав "это про нас", показала на телевизор. Имела ли она в виду Д.Медведева или кого ещё, не знаю, с меня взятки гладки. В ответ же на удивление её новой смелостью, спокойно заметила – меня не посадят, ну разве что с Людмилой Алексеевой. Весёлая была бы компания. И приличная.
