Великие революции Европы совершили белые мужчины – основной электорат Трампа. Сейчас почти забыто, что они были не только республиканцами и либералами, но также патриотами и ксенофобами.
Словосочетание «революция Трампа» нередко вызывает когнитивный диссонанс у людей, узнавших о революциях из советских учебников. Революция – борьба прогрессивных вольнодумцев с устаревшими реакционерами. Трамп же, судя по социологическим опросам, победил благодаря совсем не прогрессивным белым мужчинам, наполненным ксенофобией и нетерпимостью.
Противоречие устраняется легко. Во-первых, никакой революции Трамп еще не произвел, – подождем.
Во-вторых, если присмотреться к великим революциям, то нас ждет неожиданное открытие. Основной движущей силой каждого удачного мятежа – силой, что сражалась на баррикадах, брала крепости, шла в революционные армии, – были патриоты и националисты. Да к тому же изрядные ксенофобы.
Советская историческая традиция считала первой буржуазной революцией Нидерландскую войну за независимость. Тут с ксенофобией все понятно. Протестанты-голландцы воевали с католиками-испанцами. Возьмем революцию в чистом виде – Английскую. Короля Карла I судили не за тиранию, а за государственную измену. Король договорился с Шотландией, на тот момент независимым государством, чтобы она помогла вернуть корону, но шотландцы проиграли, а короля судили как предателя.
Карл не просто держался на суде с королевским достоинством. Он повторял снова и снова, что подданные не могут судить своего монарха. И, действительно, в те времена ни в одной стране не было законов, позволявших осудить коронованную особу. Даже за измену родине. Король, император, царь считались не нанятыми менеджерами, а владельцами своей страны. Монарха охраняли иностранные наёмники, при каждом дворе было немало иностранцев, от поваров до мудрецов-советников. Простонародью оставалось только любоваться этой картиной и платить налоги. Ну, а если свои английские подданные восстали против короля, он имеет полное право пригласить чужаков-шотландцев, чтобы их наказать.
Однако английские революционеры оказались ксенофобами. Кромвель разбил шотландцев, короля судили за измену и казнили. Разве что почётно, без мучений, и не выставили голову на обозрение, а пришили к шее.
Двигателем Американской революции (или Войны за независимость) тоже был не столько либерализм, сколько патриотизм с примесью ксенофобии. Для жителей Массачусетса и Виргинии Англия была далёким, бесполезным островом, который зачем-то устанавливает налоги на чай и ром. Когда же началась война, англичане активно использовали наёмников из Гессена – германского княжества. Уже то, что солдаты грабили и насиловали, было непривычно американским поселенцам. Но они еще и не говорили по-английски, что было форменным безобразием. То, что из-за океана, в континентальной Европе казалось борьбой за свободу, на берегах Дэлавера было войной с чужаками в иноземных мундирах.
Сильнейшая ксенофобная закваска была и в основе Великой Французской революции. Королева Мария-Антуанетта носила прозвище «австриячка». Её ненавидели не только за любовь к роскоши, но и иноземное происхождение; не меньше трети обитателей парижского Дома инвалидов лишились рук и ног из-за австрийских пушек. Уже во время Революции короля и королёву осудят тоже не за тиранию, а за государственную измену. «Марсельеза» просто искрит ксенофобией: в ней почти ничего про свободу, зато каждый куплет зовет на борьбу с иноземцами.
Небольшая примесь ксенофобии была даже у русской революции столетней давности. Беспроигрышным подкопом под царский двор стало настойчивое повторение, что царица – немка, а правительство – германофилы.
Однако Первая мировая война дискредитировала патриотизм. На какой-то период и шахтеры, и левые интеллектуалы из Кембриджа согласились, что пролетарий не имеет Отечества. Вторая мировая война закрепила результат. Национализм стал ассоциироваться с нацизмом.
К 60-80 годам могло показаться, будто эпоха национализма и патриотизма ушла в музей вместе с королевами и королями. Мир стал глобален, границы – полупрозрачны. Выяснилось, что ЕС – более комфортная форма европейского жизнеустройства, чем прежние военные блоки национальных государств. История сделала вид, будто закончились…
И тут жители стран, в которых когда-то случались великие революции, почувствовали беспокойство. В первую очередь связанное с терроризмом и миграцией, но были и другие, более глубинные причины. Еще в начале XXI века рассуждения о синхронном росте бедности и богатства, о размывании среднего класса, выглядели развлечением маргинальных леваков. Сейчас «маргинальная» статистика стала общепризнанной: да, миллиардеров всё больше, и бедняков еще больше, а вот людей среднего достатка – меньше с каждым годом.
К статистике добавилась эстетика. Глобальная элита всё больше начинала походить своими манерами на аристократию великих монархий. Причём не столько воспитанием и роскошью, сколько отношением к соотечественникам. Директору нью-йоркского банка ближе и понятней финансисты из Парижа и Гонконга, чем нью-йоркеры, живущие в двух милях от офиса. Главе британской корпорации интересен снежный покров на элитных горнолыжных курортах мира, а не дождь в Лондоне и Ливерпуле. Он знает о борьбе с потеплением и защите белых тигров больше, чем о том, как и где работают его соотечественники, что они едят.
Глобальный мир левых политиков, хозяев транснациональных корпораций, ближневосточных шейхов и составителей рейтингов напоминает королевский двор эпохи абсолютизма: швейцарец-финансист, итальянец-музыкант, негры-лакеи, астролог непонятного племени и танцор непонятного пола. К тому же, нынешний глобальный двор стал кочевым. Вроде Летающего острова из третьего путешествия Гулливера.
Плюс одна неприятная особенность. Королям прошлых веков никогда бы не пришла в голову идея, что можно заменить простой народ, который платит налоги. В глобальном мире капиталы легко перемещаются с континента на континент, знаменитые промышленные города – банкротятся. Трудятся мигранты, впрочем, в последние годы немалой части из них позволено жить и не трудиться.
Сказать, что такой мир одинаково неприятен, враждебен и опасен для всех, – нельзя. Многие чувствуют себя в нём комфортно. Но немало и тех, кто испугался.
И тут оказалось, что в руках современного простонародья есть оружие надежнее булыжника или мушкета – избирательный бюллетень, наследство революционных предков. Начались известные нам сюрпризы. По мелочам на европейском континенте. Неожиданный Брекзит. И главное потрясение сезона – победа Трампа.
Трампу повезло, что он шел к власти не в Европе. Уж там его остановили бы, если не мобилизацией левого электората в первом туре, то широкой коалицией во втором. Но глобальной монархии подложили мину отцы-основатели Штатов. Система делегатов-выборщиков не оставила шансов сторонникам Клинтон. Так 18-й век дал пинок веку 21-му. И патриотически-ксенофобным настроем, и самой стабильной избирательной системой в мире.
Что же касается России, то нам остаётся смотреть издали на эту перекличку эпох. Может, будущее за Трампом. Может, за его противниками. В любом случае, этот спор не для нас. Носить ли нам бороды до живота или бриться до синевы – решит начальство. Правда, наследие прошлого – всеобщее избирательное право, осталось и у нас.
