ПоделитьсяВедущий и продюсер Михаил Шац рассказывает про завершение строительства стадиона, чемпионские амбиции "Спартака" и общественные протесты в Петербурге.
В прошлом телеведущий и продюсер Михаил Шац уехал в Москву в середине 1990-х, но регулярно возвращается в Петербург. В очередной визит "Фонтанка" поговорила с автором программ "Назло рекордам", "О.С.П." и "Хорошие шутки" о том, как собрать аншлаг на стадионе, почему в Петербурге беда с городским телевидением и можно ли устраивать акции протеста в Исаакиевском соборе.
- Это во многом интервью в жанре "петербуржец уехал в Москву и смотрит на родной город со стороны". Пункт первый на букву "С": стадион. 11 февраля он открывается мотошоу. Ты вообще верил, что стадион достроят?
– В этом я ни секунды не сомневался. Зная, как все это устроено у нас, я всегда верил, что стадион достроят. Как только возникает точное число, к которому прямо вот вообще надо точно сдать, тогда все достраивается. Но мы понимаем, что, несмотря на официальную сдачу и то, что там проводится достройка какая-то, наладки, стадиону предстоит еще пройти огромный путь. Теперь туда должно прийти огромное количество людей из "Зенита", которые понимают, в какую сторону должны открываться двери, где должны находиться душевые, какой ширины должен быть подъезд автобуса, какой высоты должны быть ступеньки. Вот тогда начнется реальная доделка стадиона. И она продлится больше года. Стадион будет открыт к назначенному матчу Кубка Конфедерации, но настоящая доводка по жизненным показаниям будет продолжаться не меньше года. Нужно, чтобы живые люди туда пришли, которые помогут найти глупости и несоответствия.
- А тебя – как ленинградца – задевала риторика федеральных СМИ об этой стройке века: мол, преступный процесс? При том, что я не припомню попыток разобраться, почему смета росла, почему проект менялся. А в четверг Василий Уткин сказал, что стадион "Динамо" будет стоить на полмиллиарда больше.
– Кстати, я очень часто езжу мимо стадиона "Динамо", чуть-чуть слышал о том, что происходит на стройке, – Москва тоже небольшой город, все большие секреты всегда передаются большому количеству людей. Там такая же история: что-то не там воткнули, что-то не там поставили. На самом деле, везде так. Это системная история. Из этой системы выпадает только стадион футбольного клуба "Краснодар", и этому есть одно простое объяснение: Галицкий строил его на свои деньги и четко знал, чего хотел, потому что он контролировал каждую копейку. И тогда сметы не завышены, подрядчики не меняются, подрядчики выполняют свои обязательства, не исчезают люди, не гибнут рабочие.
- Это связано с исчезновением института строительства?
– Это связано с институтом воровства. Ну правда, это понятная история. Я не понимаю, чего ты ее ворошишь. Все уже настолько устали от понимания этого.
- Я ворошу, потому что 21 апреля нам туда идти.
– И мы пойдем, угрозы жизни не будет.
- Можно идти без каски?
– Думаю, да. Но если есть возможность, то лучше с собой взять. Этот сюжет упирается, в том числе, в экономику футбола. Почему так строят? Почему государcтво вваливает столько денег в футбол? Почему так мало частных владельцев клубов? На пальцах одной руки можно посчитать. Собственно, один такой палец. Получается, футбол – игрушка в руках государства. Отсюда все идет. А дальше уже просто производные.
- Что, по твоим ощущениям, будет со стадионами в Калининграде и в Саранске, которые примут чемпионат мира?
– Месяц назад я видел стадион, который принимал чемпионат мира 2010 года в Кейптауне. Я за неделю, которую провел в Кейптауне, не видел вокруг этого стадиона ни одного человека. Вообще ни одного. Стадион не разваливается, но находится в запущенном состоянии. Создается ощущение, что он весь покрыт плесенью, легкой паутинкой. Я боюсь, что стадион в Саранске ничего хорошего не ждет. Как и стадион в Калининграде. Если в этих регионах не возникнут команды, которые придадут футбольной жизни какой-то импульс. Ясно, что с концертной деятельностью в Саранске сложно.
- «Воровайки"?
– Разве что. Ясно, что корпоративы в Калининграде быстро закончатся. Для функционирования стадиона требуются огромные деньги. И мы понимаем, что это будут деньги из бюджета.
- Как думаешь, когда будет аншлаг на новом стадионе? Возможен ли он в принципе? В годы твоей юности на Кирова собирались 80 тысяч.
– Было такое. По моим ощущениям, ресурс в 35 – 40 тысяч болельщиков у "Зенита" есть. Это впечатления. Стадион "Открытие" вмещает 40 – 45 тысяч. Думаю, у "Зенита" на матчи может ходить не намного больше на данный момент.
- А ты был на прощальном матче стадиона в июле 2006 года?
– У меня 5 июля 2006 года родилась дочка. У меня есть кепочка с этой датой. Если же говорить в целом на заданную тему, то возьмем разнообразные цифры, которые были опубликованы в январе. Эти цифры говорят нам, что маркетинговая служба "Зенита" работает вполне себе неплохо. И я очень надеюсь – и практически в этом уверен, – что эти люди посчитали уже экономику стадиона. Потому что стадион переходит на баланс клуба, насколько я понимаю. Поэтому мне кажется, что цифра 35 – 40 тысяч вполне реальна.
- Почему, по твоим ощущениям, отрицательная динамика у "Петровского" на протяжении последних нескольких лет?
– Вообще, публика у нас довольно-таки требовательная к качеству футбола. На мой взгляд, футбол Виллаша-Боаша был не совсем притягательный.
- Не секси?
– Не секси вообще. Не было рок-н-ролла. Рок-н-ролл был начиная года с 2003-го. И мне кажется, что после эпохи Спаллетти в определенном смысле наблюдается некоторый застой в развитии игры, в ее привлекательности, в ее эмоциональности. Хорошо, в "Зените" играл великий игрок Халк, это правда. Халк уехал, а клоуны остались. Кроме того, чем та команда была велика? У "Зенита", как это ни странно, есть комплекс "Барселоны". Не "Реала", а именно "Барселоны". Потому что мы – Ингерманландия, акцент на доморощенных игроках, школа "Смена". Есть вещи, которые определяют, эти отношения – привычка? Или это страсть? У "Зенита"длинная история, возьмем 21-й век, чтобы не утомлять людей: это было время страсти. После чемпионства 2012 года, после концерта "Ленинграда" на "Петровском" эта страсть пошла на убыль. Для того, чтобы эту привычку снова сменила страсть, нужно произвести на свет совершенно новую команду, которая влюбит в себя людей.
- Луческу – подходящий для этого архитектор?
– Не знаю. Если бы я знал...
- Ну ты же смотришь со стороны. Уже 25 матчей сыграно.
– Да, с крутых пяток матчей наберется. Но было и много антисекси матчей. Мы можем сделать скидку: мол, дайте время, но мы же говорим о том, как привлечь широкие массы людей на новый стадион. С другой стороны, можно рассматривать стадион как хозяйство, как место силы, куда люди пойдут не потому, что "Зенит" офигенно играет в футбол, а потому что там можно офигенно провести время. В этом смысле 21 апреля – это точно не лучшее время для того, чтобы это делать. Пока никаких оснований нет, чтобы быть оптимистом. С другой стороны, уже есть что-то, очень похожее на стадион. В этом смысле мы явно ближе к финалу, чем в июле 2006 года.
- У тебя есть любимая команда в новейшей истории "Зенита"? Любимая сборка?
– Команда 2007 – 2008 года. Это был самый привлекательный футбол, который я видел в исполнении "Зенита". И команда-2010 – 2012.
- «Спартак" чемпион? Что говорят в Москве?
– В Москве прям ждут, дождаться не могут. На данный момент для этого существует много предпосылок. Что меня удивило в последний год, так это информационный фон на тему "Спартак – чемпион-2017". Мне кажется, он очень умело формируется. Такой образ команды, которая 15 лет терпела, все искупила и теперь опять готова взойти на Олимп. Но мы понимаем, что многое происходит на поле, и взошествия на Олимп еще не произошло. Есть ли у "Зенита" шансы? Несомненно.
- К разговору про массовые мероприятия. 2000 людей, которые вышли на Марсово поле 28 января, – это большая цифра для Петербурга?
– Еще про 4000 писали. На самом деле разницы никакой нет, сколько там было, я все это проходил, гадание по фото, сколько нас было на Болотной на самом деле – не важно. Дело не в этом. Эти две тысячи – это то, что есть. Это зеркало нынешней ситуации. Значит, сейчас могли прийти только две тысячи. И это меня мало волнует. Меня в этой ситуации возмущает то, что вообще никто ни у кого ничего не спрашивает. Почему в рамках одного города, небольшого города, нельзя спросить, чего хотят жители? Почему нельзя провести, прости господи, референдум: хотите ли вы, чтоб Исаакиевский собор был передан РПЦ? Почему один человек принимает это решение? Пускай жители решат, и как будет, так будет. Сказать тебе, что я разобрался с ситуацией до конца, не могу: плюсы есть и так, и так, минусы есть и так, и так. Главное – нормальная общественная дискуссия. Общественная. Собор – это памятник, построенный двести лет назад, и он принадлежит не губернатору, а городу, истории города и его жителям. Это меня волнует гораздо больше, чем количество людей, вышедших на Марсово поле.
- После той субботы в ЗакСе появилась инициатива запретить публичные собрания в рамках встречи с депутатами. Это симптом? Власть вздрогнула?
– Власть вздрогнула? Да она офигела просто, прошу прощения. Надо понимать, что это именно так. Потому что, зараза, чем еще заниматься депутатам, как не встречей с избирателями? Или депутат должен в полиции предупреждать, что он собирается встречаться с избирателями? Это бред полный, запредел. Как мне кажется, это в каком-то смысле финал даже не законтворческой деятельности, а вообще. В настоящий момент мы наблюдаем полную дискредитацию звания депутата. Для чего и кем избирается депутат? Но вопрос в том, что его как бы избрали и зачем депутату встречаться с как бы избирателями, которые как бы его избрали? В этом смысле инициатива завершает цикл идиотизма и беспредела, который окружает наши выборы в высшие законодательные институты нашей власти. В определенном смысле это "до свидания". Но меня это мало волнует: я не хотел бы встречаться ни с кем из нашей Думы, не это интересно. Как итог – мне все равно.
- А ты представляешь, кто есть кто в петербургском ЗакСе?
– Я знаю, что там есть демократические единицы, кто-то из "Яблока". Хорошо, что они есть. Но зачем они мне? Что они могут изменить? Как они могут помочь? Зачем мне с ними встречаться? Я не понимаю.
- У тебя прописка московская?
– Петербургская.
- Ты приезжаешь на выборы?
– Да.
- А за кого ты голосовал осенью?
– Я просто подошел к информационному стенду, где про всех кандидатов написано. А до того прочитал внимательно Facebook, все материалы про депутатов. Процесс голосования в целом больше напоминает какой-то дворовый кодекс из детства: ну все равно, ладно, я не буду закрывать дверь в подъезд. Ты понимаешь, что это ни на что не влияет? Понимаешь. Ну и что дальше?
- Что поможет?
– Не надо на это обращать внимания. Это как радуга или гроза. Нельзя переживать из-за этого так, чтоб эти явления мешали бы тебе жить. Надо не обращать внимания. А чем это закончится все – черт его знает.
- Ты знаешь, что в декабре закрылось радио "Балтика", которое было в эфире 26 лет, Life 78 превратился в ретранслятор московского сигнала. Лев Лурье любит говорить, что Петербург – это третий город в Европе. Насколько этот медиацид естественен в Петербурге, на твой взгляд?
– Это давно уже не вопрос свободы того или иного медиа. Этот вопрос давно решен. Нынешние разборки лежат в области дележки рынка, не более того. Это точно не вопрос свободы слова. Медиацид давно завершен. Эти события лежат в области экономики, разговоров собственников и т.д.
- В свое время ленинградское телевидение выпускало в эфир "600 секунд", "Телекурьер", "Музыкальный ринг", "5 колесо". При всей симпатии к классным ребятам, которые работают на канале "Санкт-Петербург", в настоящий момент – если округлять – пустошь. Так и должно быть?
– Городское телевидение может существовать, и город в своих недрах может изыскать талантливых ведущих, медиаменеджеров, режиссеров и т.д. Был бы спрос. Должен быть запрос от общества. Когда он возникает – возникают такие люди. Городом руководят определенного рода люди, которые закрыли запрос на медиа. Медиа превратились в настенный придворный листок.
- Ты сам упомянул Болотную...
– Случайно.
- После той субботы в Петербурге активно дискутируют на тему "чем оппозиция отличается от власти". Особенно после акции в Исаакиевском соборе.
– Я совсем не в курсе, что там было?
- Несколько активистов попытались сорвать молебен Русской Православной Церкви, который проходил в Исаакии вечером той субботы, после собрания на Марсовом. Со стороны казалось, что эта акция протеста преследовала одну цель: участвующие хотели, чтоб их арестовали. Сотрудники музея попросили активистов убрать свои плакаты и уйти домой.
– Я вообще не одобряю такого рода протесты, протесты, организованные так провокационно. Особенно когда идет служба в храме. Это очень тонкая тема. Взрывоопасная донельзя. Надо понимать, что есть определенные пределы. Я согласен, что иногда маргинальность с той и с другой стороны одинаково противна. Для меня это не открытие последних дней. Не важно, что лежит в основе, важно, что ты совершил в результате. Поступок, который мы с тобой обсуждаем, отвратительный.
Беседовал Федор Погорелов, «Фонтанка.ру»
