ПоделитьсяБольшие пальцы на ногах человеку, по-хорошему, не нужны, и от малой берцовой кости мы, пожалуй, тоже избавимся. Из неприятного - наш мозг за последние 25 тысяч лет уменьшился.
Эволюционировать человек не прекратил: наблюдать этот процесс затруднительно, поскольку занимает он миллионы лет, но попытаться предугадать – можно. Что и сделал на прошедшем в конце июня «Гик Пикнике» популяризатор науки, антрополог, доцент биофака МГУ, научный редактор портала «Антропогенез.ру» Станислав Дробышевский. Правда, мило уточнил: шиш проверишь его прогнозы.
Сразу оговорим возможность заселения других планет. В таком случае наше развитие будет зависеть от условий на тех планетах (ну и способности людей прижиться так, чтобы естественному отбору хватило времени). Например, на Марсе меньше сила тяжести – значит, «мы-марсиане», скорее всего, будем тонкими и вытянутыми, на более тяжелой планете – более коренастыми.
Теплый сценарий и холодный сценарий
Теперь вернемся на Землю и начнем с краткосрочных прогнозов, каковым считается прогноз на 10 тысяч лет. Климатологи обещают глобальное потепление: температурные кривые поднимаются, и если все продолжится в том же духе, то на территории Ленобласти и Петербурга будут расти пальмы, а в Антарктиде шуметь тропические леса – что, собственно, в истории Земли уже было. Тогда у нас реализуется так называемый «теплый сценарий».
Что при этом станет с обликом человека, можно предугадать, глядя на нынешних обитателей тропических областей:
– У них очень вытянутые пропорции и очень низкий обмен веществ. Предмет вытянутой формы остывает быстрее, чем, скажем, предмет в виде шара.
Но возможен и «холодный сценарий». Да, температурная кривая ползет вверх, но если смотреть на климатические изменения за многие миллионы лет, то «в шаге» в 50 млн лет температура в основном снижалась.
– Подрастание температуры за 10 тысяч лет – ерунда на общем фоне. После каждого потепления следовало более глобальное оледенение, поэтому наше нынешнее межледниковье можно расценивать как предвестие ужасного ледникового периода, – жизнерадостно объявляет Дробышевский.
При таком раскладе территория Ленобласти покроется льдом, что, как известно, также случалось. И что в таком случае будет с человеком, тоже можно узнать, взглянув на современных жителей Севера, тех же эскимосов: коренастые, широкие, с большим объемом мускулатуры и очень мощным обменом веществ. Таким мощным, что, говорят, эскимос может смолотить три кило жира: ваш организм этого не перенесет, а организм эскимоса переработает в тепло. Северные народы «кругленькие», а чем круглее тело, тем больше сохраняет тепло.
Мозг, зубы, ноги
Самая важная часть человека – мозг (головной), так уж считается.
– Однако за последние 25 тысяч лет у нас мозги подсохли. Примерно на 100 граммов, – констатирует Дробышевский. – Что интересно, за последние 25 тысяч лет темпы уменьшения мозга шли быстрее, чем темпы его увеличения за предыдущие 7 млн лет.
То есть мы за довольно короткий период подрастеряли многое из того, что «нарабатывали» наши родичи в течение миллионов лет. Сейчас мозг – примерно 1 кг 350 г. Впрочем, эволюция мозга – не линейный процесс; вполне возможно, все нужное в нашем мозгу просто скомпоновалось более эргономично. Тем не менее развитие мозга зависит от того, насколько нам нужно выполнять те или иные задачи.
– Если бы у вас мозгов было больше, вы бы детей рожали больше или меньше? Неизвестно. А ведь это вопрос на миллион. Или так: вопрос нашего будущего.
Кроме мозга, у нас много другого, что претерпевало изменения. Например, последние 7 млн лет наши зубы только уменьшаются. Особенно это наглядно с третьим моляром, или зубом мудрости. У кого-то из нас зубы мудрости вырастают не в полном составе и тут же портятся, у кого-то не появляются вовсе.
– Надо сказать, что некоторые животные нас в этом обогнали: игрунки, южноамериканские обезьяны размером с ладонь, еще 10 млн лет назад потеряли моляры. Если наше питание будет все более легко усвояемым, то зубы станут неактуальны. Они уже сейчас гораздо менее актуальны, чем были для кроманьонцев 20 тысяч лет назад.
Очень изменяются наши ноги. Мы прямоходящие, но наше прямохождение несовершенно, доказательством тому – боли в коленях и вывихи голеностопа.
– У нас до сих пор сохраняются пальцы на ногах, которые вообще-то не нужны, – сообщает Дробышевский, пока некоторые барышни неуверенно взирают на свой педикюр. – Стопа широкая, импульс при шаге распределяется по слишком большой поверхности – теряется много энергии.
Потому мы и бегаем медленно: попробуйте догнать кошку, посмешите ее. Стопохождение – вообще так себе вариант. Стопа была актуальна, когда наши предки скакали по деревьям, а у всех «приличных наземных существ» она уже преобразовалась в копыто или подобие копыта. Даже у страуса конечность превратилось в этакое «копытце» со всего двумя оставшимися пальцами.
– И это наше будущее, – заявляет Станислав. - Регулярно рождаются люди со сросшимися фалангами пальцев стопы, а со времен проконсулов и австралопитеков наши пальцы постоянно укорачивались. Вы, вообще, часто пользуетесь мизинцем на стопе?
Можно порассуждать, будет ли наша нога парнокопытной или непарнокопытной, но мы, за неимением пока копыт, таковые себе изобрели. Обувь – имитация копытной ноги, более удобной для хождения.
Дальше. У нас в голени есть большая берцовая кость и малая берцовая. Малая нужна по существу только для того, чтобы поворачивать стопу таким образом, какой сейчас востребован только у обезьян, висящих на деревьях. Справедливости ради, такие движения стопы пригождаются в спорте и балете, но у «обычных людей» они ведут в основном к вывихам.
– Это невыгодный признак, и поэтому возможно либо срастание малой берцовой с большой, либо вовсе ее исчезновение. Стопа будет жестко «приделана», мы будем ею двигать только вперед-назад, не вбок. Правда, это все реализуемо, если нам вообще будут нужны ноги. А это не факт.
Сам себе режиссер
– Все хотят быть результатом отбора, но самому отбору вообще-то никто не хочет подвергаться. Поэтому у нас есть еще один сценарий. Самосозидающий, – продолжает лектор.
Уже сейчас человечество вплотную подошло к возможности активно себя менять. Мы уже поправляем геном. На первых будем корректировать только генетические ошибки, чреватые тяжелыми заболеваниями. Затем перейдем к корректировке генетических отклонений. Впрочем, «генетические отклонения» являются отклонениями только в конкретных условиях, уточняет Дробышевский, а в других они могут стать и преимуществом или, по меньшей мере, несущественным недостатком.
– У меня, например, врожденное плохое зрение, и если бы я жил в каменном веке, это был бы минус, но в современных условиях я и живу нормально, и детишки у меня есть, – стало быть, это уже не важный признак. Вообще отклонения и норма – понятия относительные, а условия меняются, поэтому для вида чем больше вариантов, какими бы странными они ни казались, тем лучше: больше шансов выживания вида в последующем.
Вероятно, в какой-то момент мы будем задавать себе греческие профили, рельефную мускулатуру и прочую красоту.
А дальше, кто знает, генетики научатся делать что-то вообще для нас новое, и мы сможем обзаводиться, например, третьей рукой. Рук нам обычно не хватает.
– Тут уже нет предела фантазии. Но есть вероятность, что что-то пойдет не так, – предупреждает Дробышевский и рекомендует 60-летней давности роман «Эдем» Станислава Лема, где как раз описан необдуманный эксперимент с генетическими улучшениями, затеянный на далекой планете.
Отбор продолжается, только, говорит Станислав, он идет по другим признакам. Раньше отбор шел, условно, на то, чтобы человек быстро бегал, мало болел и таскал тяжести. Сейчас, возможно, – на способность часами высиживать за компьютером. Какой бы сценарий ни реализовался, Станислав Дробышевский в целом рассчитывает на то, что «человек оправдает свое название, «человек разумный».
Пока же, несмотря на все наши недостатки, все у нас не так плохо. Разные существа к одним и тем же условиям приспосабливаются совершенно разными способами, и наш интеллект – один из видов специализации. Плохо бегаем – значит, придумываем колеса; не летаем – придумываем самолет.
Успех вида проверяется его живучестью. И сейчас перед человечеством стоит проблема перенаселения, а вовсе не вымирания.
Анастасия Долгошева,
«Фонтанка.ру»
