Социализм построить можно. Даже в наши дни, хоть и в отдельно взятом совхозе. Автор экономического чуда называет свою вотчину «территорией социального оптимизма», но почему-то часто вспоминает пароход «Титаник».
Принцип «от каждого по способностям – каждому по труду» воплощён в подмосковном совхозе имени Ленина. Здесь молодым – дорога, старикам – почёт, человек проходит как хозяин необъятной родины своей. В пределах ограды посёлка. Чиновники не берут взяток, землепашцы получают квартиры, у детей есть счастливое детство и местный «диснейленд». Осталось выяснить, откуда берутся деньги на всю эту социальную утопию. И нельзя ли построить такую же за границами отдельно взятого совхоза.
– Садитесь в последний вагон, доезжаете до «Домодедовской», выход на Каширку, – Павел Грудинин, директор подмосковного совхоза имени Ленина, объяснял мне, как добираться из центра Москвы.
Первое, что я спросила, увидев этого совхозника-миллионера: откуда он, рассекающий по посёлку на белом «Лексусе», знает метро с точностью до вагона.
– Так ведь езжу я на метро, – вкрадчивым голосом начал Грудинин. – Здесь прямая ветка в центр Москвы. Ты выбираешь: полчаса – или полтора. Как-то сижу, еду, подходит мужик: «Вы чего, на метро ездите?!». Я: «А что, нельзя?». Он мне руку пожал. Знаете, один французский король говорил, что главное – не быть, а казаться. Так вот это не ко мне. Это надо выбить на воротах Кремля.
На воротах совхоза выбито «Слава труду!». Рядом ягода-клубничка, главная совхозная агрокультура, и рекламный щит. Деньги должен приносить каждый квадратный метр. Ещё на воротах выбито имя Ленина.
– Почему вы не переименовали хозяйство?
– Россия – страна с непредсказуемым прошлым. Мы всё время переписываем историю. Снести памятник, поставить памятник, снова снести – это наша национальная черта. Но Ленина из истории не выкинешь, как к нему ни относись. Ну и второе. Сколько я себя помню, жители Москвы ездили за земляникой в совхоз имени Ленина. Нам скоро сто лет. Как говорится, не вы ставили – не вам и снимать.
Подарил школу – заплати налоги
Первого сентября 2017 года в посёлке под названием Совхоз имени Ленина открывали новую школу. Счастливых детей, их мам, пап и учителей слепило солнце, игравшее в зеркальных окнах огромного здания. Школа на 17300 метров с инженерным уклоном. О специализации напоминают фигурки муравьёв, которые не лень ведь было поставить вокруг. Муравьи с микроскопами, подзорными трубами, отбойными молотками, ретортами и разным другим инструментом.
Школа начинается с вестибюлей с горками из мягкого и прочного материала. Дети могут прыгать, им не больно падать. Родители могут ждать детей в кафе. Дети могут ждать родителей в фойе с теннисными и шахматными столами. Реализован редкий для наших школ принцип «один ребёнок – один туалет». В раздевалках душевые. С занавесочками. Душ включается и выключается автоматически.
Учебный день уже закончился, по полупустой школе меня ведёт Грудинин. У директора совхоза есть магнитный ключ от всех дверей.
– На сколько детей рассчитана школа?
– Формально – на 550 мест. Но сейчас уже учатся шестьсот. И есть пустующие помещения. Школа сделана так, чтобы можно было учиться везде. Лабораторный корпус, например, пустует, когда идут основные занятия. Но там могут заниматься дети, которые в это время свободны. То же самое – конференц-залы. Есть отдельный зал для танцев. Вчера зашёл туда, а там дети сидят и поют. Ну какая разница, где петь? Спортзалов два, один можно сеткой разделить на две части, она автоматически опускается. И там сразу могут заниматься два класса.
Пол и потолок в школе отделаны экологическими материалами на основе пеньки и льна. На стенах звукопоглощающие обои. В актовом зале и студиях звукозаписи акустические панели. Расчёты для идеальной акустики заказывали специалистам. Кресла в актовый зал покупали в Испании. В сложенном виде они узкие, удобно ходить между рядами.
Классы закрыты, но всё видно – стены стеклянные. Парты стоят кружками, вразнобой, рядами – как удобно. Вместо зелёных досок с мелом и грязными тряпками – проекторы.
– Это мы подсмотрели в Англии и в Финляндии, – рассказывает Грудинин. – Дети там давно не сидят затылок в затылок, сложив ручки.
В цокольном этаже – мастерские: слесарная, столярная, робототехнические, авиамоделирования, химическая и физическая лаборатории. Для занятий кулинарией – кухня с бытовой техникой и столовая. Напротив швейной мастерской – зал с манекенами.
Стоимость строительства школы со всей инфраструктурой – один миллиард семьсот миллионов рублей. Рубли совхозные. Дети учатся бесплатно.
– Это частная школа?
– Это школа, построенная за частные деньги. Но мы передали её городу. В аренду за один рубль.
– Почему в аренду и почему за рубль?
– Потому что если передать бесплатно, то получишь письмо из налоговой: заплатите 340 миллионов рублей. Это в соответствии с российским законодательством.
«Зенит-арены» – идиотизм, поставьте ФОК у каждой школы»
В посёлке есть два стадиона. Кроме новой школы имеется старая, муниципальная, её совхоз отремонтировал – и пристроил первый стадион. А второй – возле новой школы.
– После всего увиденного я жду, что у вас тут какая-нибудь «Зенит-арена» – не меньше.
– Все эти «Зенит-арены» – идиотизм. Постройте лучше возле каждой школы ФОК. Днём пусть он будет занят детьми, вечером – жителями окрестных территорий. В Финляндии на 25 тысяч населения обязательно должно быть спортивное сооружение. Удобное для тех, кто живёт рядом. А значит – возле школ. Там нет этого бреда – спортивных «дворцов» с вип-зоной, где специальные люди должны что-то обязательно съесть. У финнов стадионы недорогие, зато постоянно наполнены людьми. Мне показали, как у них используются олимпийские объекты: каждый квадратный метр. Там даже в коридорах кто-то занимается фехтованием. А у нас войдите вечером во дворец спорта: кроме главы – в бильярд, больше никто ни во что не играет. А если играют, то с детей надо за это взять деньги. То есть построили за бюджетные деньги, а теперь давайте с детей возьмём.
«Можно было взять наличными. Стали бы богатыми людьми»
В советские годы совхоз имени Ленина, как и сейчас, был крупнейшим в стране производителем клубники. То есть «земляники садовой окультуренной». Выращивали и другие плоды и ягоды, делали из них плодово-ягодное вино. Был коровник с доярками, были свёкла с картошкой – всё как полагается совхозам. И, как полагается совхозам, в 1990-е всё это стало загибаться. К 1995-му в посёлке работал один уличный фонарь.
– В стране еды не хватало. Почему совхозы с колхозами умирали?
– Кризис неплатежей, каждый месяц деньги обесценивались, зарплату платить было нечем. У нас к марту 1995-го задолженность по зарплате была за 5 месяцев. В бюджет мы должны были около четырёх миллиардов налогов. Мы должны были всем: нефтяникам – за солярку, за газ… А я был заместителем директора. И мы бились с бандитами.
– Могли и убить вообще-то.
– Могли. Один раз мне взрывчатку под машину положили. Она не взорвалась. Когда понял, что совхоз разворовывают, мы с молодыми специалистами создали ревизионную комиссию. И нашли такое, что директора надо было сажать. Он шёл по тому же пути, что другие «красные директора». За какую-нибудь машину, за холодильник отдавал здания и земли. К 1994 году совхоз потерял около тысячи гектаров. Животноводческий комплекс директор отдал в уставной капитал какого-то левого предприятия, совхоз получил пять процентов акций, а сам директор – тридцать. А директор был другом моего отца. Отец тоже работал его замом. Я пришёл к директору, показал расчёты: или, говорю, вы уходите в отставку, или хозяйство развалится.
– Получалось «биться с бандитами», к которым попадало совхозное добро?
– Это сейчас все мафии ушли, осталась только одна – в погонах. А тогда ребята понимали, что совсем беспредельничать не надо. В общем, всю собственность, которую прежний директор раздал, мы вернули.
– Как?
– Так. В судах. Это сейчас чего-то добиться сложно. А тогда действовал какой-никакой закон. Это сейчас вам что угодно напишут – и никому ничего не будет. А тогда ещё демократические принципы были, процедура была. Ну а потом бандиты поняли, что тут денег в карман не берут. Это был самый главный момент. От тебя можно чего-то требовать, только если ты и сам хочешь чего-то получить. К 1997 году у нас уже не было никаких долгов. Наоборот – нам все должны были. Потом был дефолт 1998 года. Это было очень хорошо для всех крестьян. Потому что август – месяц, когда все собирают урожай. Затраты были в старых деньгах, а прибыль – в новых.
– У вас тут рядом было ещё полтора десятка таких же хозяйств с такими же условиями. Куда они делись?
– Пригласил к себе директоров министр сельского хозяйства области. Вручил почётные грамоты и подарки. И сказал: а вот ваш инвестор. Инвестором оказалcя советник губернатора, нынешний депутат Госдумы Дмитрий Саблин. Знаете такого? «Антимайдан». Он рассказывал, как будет вкладывать деньги и развивать сельхозпроизводства. А его директора тем временем подписывали закрытие теплиц, ферм, продажу объектов. Это называлось модернизацией и оптимизацией. В итоге ни одного хозяйства не осталось. Ни рабочих мест, ни коров, ни полей.
– А вам как удалось выкарабкаться?
– Смысл в том, что на каждом шагу надо принять решение, которое окажется правильным и приведёт к оздоровлению предприятия. Откидываешь лишние расходы, закрываешь оставшиеся долги.
– Это когда уже есть лишние расходы. А когда вы загибались совсем?
– Мы находимся у самой МКАД. Земля очень дорогая. Пришёл в 1995 году бизнесмен по фамилии Агаларов. Захотел построить рядом с кольцевой магазин. Можно было взять у него наличными. Стали бы сразу богатыми людьми… Мы получили деньги совершенно официально. Заплатили налоги. Рассчитались с долгами. Остальное инвестировали в производство. Поскольку мы смогли инвестировать, не влезая в кредиты, мы оказались в лучшем положении, чем те, кто брал под бешеные проценты. Имущество, которое забрали у бандитов, начали сдавать в аренду. Навели порядок. Стала появляться продукция. Мы перестали продавать её перекупщикам. У нас в период сбора земляники все работают на неё: либо продают, либо охраняют, либо учитывают. Зато весь доход мы стали получать сами. Из дополнительно появившейся прибыли половину пустили на премии. У людей зарплата повысилась. Они стали понимать, за что работают. Постепенно оздоравливалась экономика.
– А потом?
– А потом пришли ваши питерские.
«Зачем человеку двадцать резиденций, когда он будет ими пользоваться?»
Посёлок Совхоз имени Ленина застроен 17-этажными высотными домами. В одном из этих домов есть фитнес-зал. Бесплатный. Большая часть жителей домов – сотрудники совхоза. При покупке квартиры им дают ссуду на 15 лет.
– Вы сами дома строите?
– Первые строили за свои деньги. Потом строительные компании предложили инвестировать в наши дома. Отвечаю: не вопрос, но 30 процентов квартир отдаёте нам. Потому что земля-то наша, разрешение на строительство наше, заказчик – мы. Они соглашаются. Получается: наша часть дома плюс 30 процентов от части застройщика. Квартиры продаём своим работникам в рассрочку, чужим – по рыночной стоимости.
– Рассрочка – способ удержать работников? Чтобы они от вас зависели?
– Удержать работников можно только высокой зарплатой. Так что только трезвый расчёт. Бывают, конечно, разные случаи. Кто-то может потерять трудоспособность. Тогда начинаешь действовать так, как подсказывает элементарная мораль. А вот если напился или украл? Есть разные варианты: или он выкупает квартиру по рыночной стоимости, или мы выплачиваем ему то, что он уже заплатил, и он уезжает.
– Какие зарплаты в совхозе?
– Если не брать топ-менеджмент, руководителей и главных специалистов, а только сотрудников среднего и низшего звеньев, то в среднем порядка 78 тысяч.
В одной из высоток живёт сам Грудинин. Вроде как первый среди равных. Мне об этом сообщил один из его соседей. Понизив голос и с каким-то даже недоумением.
– Хотите быть ближе к народу?
– Ты должен жить в том же доме, с теми же людьми. Да, зарплата у тебя больше. Потому что ты начальник. Но ты не должен кичиться богатством, выводить деньги, вывозить детей, чтобы они учились где-то за границей.
– Звучит как сцена из фильма «Кубанские казаки».
– Чересчур оптимистично?
– Неправдоподобно.
– А это жизнь. В России ведь не понимают, почему владелец IKEA ездит домой на велосипеде. Создавая общество потребления, наша власть внушала: можно не работать и быть богатым. Помните рекламу? «Мы тут сидим, а денежки идут». Хрень какая-то. Вот у нашего президента двадцать резиденций. А работает он, как раб на галерах. Зачем ему двадцать резиденций, когда он будет ими пользоваться?
Грудинин единственный в посёлке, у кого есть магнитный ключ от всех дворов. Человек проходит как хозяин. При мне увидел выбоину в асфальте – давай звонить куда-то: срочно заделать. Дворы, от которых у него ключи, снабжены видеокамерами и охраняются.
– И что, снижается уровень преступности?
– Нельзя построить коммунизм в отдельно взятой деревне. То есть построить-то можно, но всё равно приходится считаться с тем, что происходит вокруг. У нас были угоны машин. Однажды угнали два велосипеда. Как-то на нашего кассира напали, он вёз выручку от продажи земляники. А милиция – она себя-то охранять не может. Она может только на митингах безоружных людей разгонять.
«Хочу жить при социализме. При шведском»
Два детсада в посёлке тоже построены на совхозные деньги. И переданы муниципалитету. Новый похож на замок из сказки Гауфа. Черепицу для него везли из Австрии. Австрийцы теперь интересуются, как она легла. Хотят приехать посмотреть.
– Вам свет включить? – спрашивает Грудинин. – Будете фотографировать?
– Вы что, каждый выключатель тут знаете?
– Представляете, сколько времени я провёл на этой стройке?
В обоих садиках есть танцевальные залы, театральные залы, игровые площадки с качелями и горками из прочного пластика. Для безопасности. И местная достопримечательность: башня с часами. Каждый час на башне открываются окошки и оттуда под музыку выезжают персонажи сказок.
– Это кто придумал?
– Захотелось, чтобы на детском садике были механические часы. Наш инженер это нарисовал, в потом фигурки сделали, раскрасили и поставили.
Первый садик, построенный четыре года назад, обошёлся совхозу в 248 миллионов. Второй, уже при новом курсе валюты, – в 520 миллионов.
– У вас в детсадах – герои советских мультиков. Скучаете по Советскому Союзу?
– Я вам скажу, по чему я скучаю. Тогда я не думал, что заболевшему рабочему надо дать денег на операцию. Не думал, что власти будут на меня нападать, а мне придётся защищаться. От губернатора области, от главы района. Я не мог даже представить, что чиновники могут действовать в интересах рейдера. И я действительно хочу жить при социализме. Только при шведском или норвежском. Идея социализма там, по сути, воплощена: богатые платят больше налогов, национальные богатства распределяются на всех.
«Нас пустили по длинному кругу»
Сразу за воротами школы – детская площадка. Верёвочный аттракцион, горки. Как на всех детских площадках, можно падать, внизу мягкое покрытие. Скамейки в виде сказочных персонажей. Стукнешь по кнопке у черепахи на голове – она поёт: «Я на солнышке лежу, крокодил-дил-дил плывёт». Вход только для жителей посёлка по магнитным карточкам.
Но есть ещё один «Парк сказок». Он для всех. Вход бесплатный. По выходным стоит огромная очередь из москвичей, которые нарочно едут сюда с детьми. Интерактивные аттракционы навеяны сказками Пушкина и советскими мультфильмами. «Я Водяной, я Водяной, никто не водится со мной…» – доносится из-за стекла.
– Кто это всё придумывал?
– Подсмотрел в Германии и Голландии разные интерактивные вещи. А ещё у них фигурки животных из искусственной травы. И вижу – одна такая фигурка рот разевает. Спрашиваю художника: а можно сделать так, чтобы фигурка ещё и пела? А он говорит – несложно: вставить кнопку, динамик, аккумулятор – и будет петь. И сделали. Или ещё в Германии видел аттракцион: дети из рогатки стреляют шариками и сбивают фигурки, которые катятся на транспортёре. У нас ещё будут открываться крышки на бочках, надо шариком попасть внутрь. Кто первым набрал двадцать шариков, победил.
По обеим сторонам парка «для своих» – пруды. С домиками для лебедей. Их видно из окон школы. На другом берегу стоят беседки с мангалами и строится центр отдыха для детей с творческими мастерскими.
На самом деле, у водоёмов назначение сугубо утилитарное: сразу за ними – клубничные поля, а вода нужна для мелиорации. Но решили всё это окультурить.
Два парка вместе с облагороженными прудами стоили около пятисот миллионов рублей. А рядом с общим парком – недострой, мрачный бетонный каркас. Здесь мог быть бассейн.
– Не можем достроить, – разводит руками Грудинин. – Разрешение теперь даёт правительство Московской области. А губернатор совхоз недолюбливает. И нам говорят: пока не согласуете бассейн с аэропортами – нельзя.
– У вас тут рядом высотные дома. Их тогда как согласовывали? Или вы хотите строить бассейн ещё выше?
– Нет. Он трёхэтажный. Просто нас, что называется, пустили по длинному кругу.
«Вы думаете, государство – партнёр? Оно враг здравого смысла»
Дом культуры у совхоза был с советских времён. И там, как прежде, работают бесплатные кружки для детей. Рядом – поликлиника. Тоже построена совхозом.
– Зарплату медикам вы платите?
– Мы только доплачиваем. Но если ты платишь надбавку, должен перечислить государству налоги. Поэтому, когда мы доплачиваем пять тысяч, реально это пять четыреста. Если мы помогаем работнику, давая деньги на лечение, тоже платим налоги. Но меня даже не это бесит. Мы платим такие налоги – и одновременно должны давать людям деньги на лечение. Потому что лечение в России похоже больше на «осваивание средств». И это не средства государства, а деньги больных. Причём без всякой гарантии. Поэтому легче иногда отправить человека за границу.
– Государство недоплачивает медикам, но берёт налоги с вас за то, что вы доплачиваете?
– Вы думаете, государство – партнёр? Нет. Это враг здравого смысла. Оно принимает противоречащие друг другу законы – и ты в любом случае что-нибудь да нарушишь. Ты ему: «Погодите, я и так пройти не могу – и так не могу». Оно тебе: «А ты и не ходи». Как сказал один ваш великий земляк питерский: «Не нравится в школе – идите в бизнес». А другой ваш земляк вспомнил, что двести тысяч бизнесменов поймали, завели уголовные дела, отжали бизнес – и отпустили. Но никто из тех, кто отжимал бизнес, не был наказан.
«Это были в чистом виде «потёмкинские деревни»
Совхоз выращивает фрукты и овощи. Кончился сезон земляники – пошла голубика. Начались яблоки. Идёт уборка картошки. Зеленеет капуста.
– У вас ведь, я знаю, есть собственная селекционная станция?
– Нет, это государственная структура – Госкомиссия по сортоиспытаниям. Когда-то совхоз выделил ей территорию. Но теперь эта комиссия работает фактически как наша бригада. Мы оплачиваем научную работу её сотрудников, ядохимикаты, средства защиты растений, технику.
– Зачем?
– Если бы мы не платили, всё это загнулось бы давно.
– Нет, вам-то зачем тратиться, если государство не хочет?
– Мы сразу видим лучшие сорта. Хотя – да, во всём мире разработку элитных сортов финансирует государство. И Россия входит во Всемирную ассоциацию производителей посадочного материала. Как-то к нам в страну приехал её представитель. И выяснилось, что нечего ему показать. Позвонили нам. Мы за день навесили таблички на все сорта. Представитель был приятно удивлён. Подумал, что по всей стране так. А это были в чистом виде «потёмкинские деревни».
– Гость подумал, что всё, что вы ему показали, делает государство, а не совхоз?
– Конечно!
«Вы слышали, что у нас страна-дауншифтер?»
У совхоза 1100 голов крупного рогатого скота, в том числе – 460 молочных коров. Каждая даёт 9500 литров молока в год. А раньше давала две с половиной тысячи. Кормить стали лучше. И теперь в коровнике автоматизировано всё. Вплоть до уборки навоза.
– Вы слышали, что у нас страна-дауншифтер? – спрашивает Грудинин. – Слышали, что на сто тысяч населения у нас роботов – две штуки, а в Европе уже по шестьсот, и так далее? Так вот: у нас на 320 работников только роботов-дояров – восемь. У нас лучшее оборудование.
Ферму мне показывает не Грудинин, а его зам по животноводству Данила Козлов. Директор предупреждал: увидите Данилу – не удивляйтесь. Но я всё равно удивляюсь: на вид это юноша лет двадцати, хотя три года назад он окончил Тимирязевскую сельхозакадемию. Там его и нашёл Грудинин. Бывают гении компьютерные, а Данила – самородок сельскохозяйственного менеджмента.
И вот – тот самый робот-дояр. Дальше – рассказ Данилы о том, как происходит дойка.
– Доильные «стаканы» промываются паром под высоким давлением. Заходит корова. На ошейнике у неё – идентификационный номер. Компьютер определяет, можно ли этой корове доиться. Робот начинает её подключать. Сначала ей дезинфицируют вымя, потому что корова – животное нечистоплотное. Робот находит вымя с помощью видеокамеры и моет каждый сосок. Тут же берёт анализ, нет ли болезнетворной микрофлоры. Одновременно это массаж, который раньше делала доярка. Дальше с помощью лазера на каждый сосок безошибочно надевается «стакан» доильного аппарата – и начинается дойка. В это время компьютер выводит на экран информацию: сколько времени занимает дойка, сколько кормов положено этой корове. Во время дойки перед коровой стоит кормушка с комбикормом, корова доится и ест. Компьютер её взвешивает и сразу определяет качество молока. Информация поступает на единый сервер. И если с какой-то коровой что-то не так, например – теряет вес, компьютер немедленно об этом сообщает. Если животное надо подкормить, можно вручную дополнительно настроить количество комбикорма и какие-то добавки. Например – специальную вкусную сахаросодержащую жидкость. После дойки робот опять промывает вымя, закрывая молочные каналы. Это позволяет добиться гигиены. После каждой коровы система снова промывается. А молоко по стерильным трубам поступает в единую систему.
Коровы сами решают, когда идти доиться. Дисциплинированно стоят в очереди к роботу. «Человеческий фактор» в молоке исключён.
– Это так называемое свободное доение, – объясняет Данила. – Некоторые фермеры такое молоко даже продают дороже. Корова должна быть замотивирована идти на дойку. Ей должен нравиться корм. Если она не идёт, значит, что-то не так.
Данные обо всех коровах и их молоке видит оператор в другом помещении. Там компьютер анализирует данные. В день моей экскурсии надои выросли до 32 литров с коровы в сутки.
Другие роботы кормят телят. Это роботы-мамы.
– У каждого телёнка есть ошейник с номером, – указывает Данила на телячью шею. – В определённое время телёнок заходит в поильную станцию, она считывает номер и, если ему положено, начинает его поить. А если он пытается поесть второй раз, тогда не начинает. О! Видите? Этот телёнок сегодня свою порцию выпил.
Да: у нас на глазах телёнок упорно пытался получить добавку. Бессердечный робот еды не дал.
Открытием для меня, человека городского, стало то, что коровы доятся не круглый год. К лактации их готовят в «санатории». На усиленном питании. Рядом – «родильное отделение», где получают уход коровы на сносях.
«А посидеть на дорожку?»
– Школа, садики, парки, роботы, и всё – на доходы от клубнички?
– Если вы думаете, что совхоз имени Ленина до сих пор живёт за счёт сельхозпродукции, вы глубоко ошибаетесь. У нас очень много источников дохода. Например. Вы обладаете огромными ненужными вам основными фондами. Это склады, здания, что-то ещё. Вы сдаёте их в аренду и получаете доход. Или вот ещё до меня, в 1993 году, директор отдал поселению весь жилой фонд. Ну, ладно, отдал. А котельная у нас осталась. Мы посчитали и сказали: чего это мы ваш жилой фонд бесплатно отапливаем? Я договорился с руководителем района – они начали платить. И если ты правильно посчитал тарифы, если ты никого не пытаешься грабить, то получаешь 10-15 процентов рентабельности. Дальше газовики приходят: мы, говорят, хотим через твои земли ещё трубы проложить. Да не вопрос. Только вот – Земельный кодекс, земля в собственности. Будете платить – давайте, нет – не пущу, у меня тут поля. Строительство домов и продажа квартир – тоже источник. То есть земля – это такой ресурс, от которого ты получаешь деньги, даже если не пашешь. Если себе в карман ты ничего не берёшь, то совхоз получает доход. И можно инвестировать в производство.
– Что-то остаётся вам на дивиденды? Хватает дохода?
– Доход у совхоза большой. Но акционеры его не делят. На протяжении уже 22 лет собрание акционеров ежегодно принимает решение дивидендов не выплачивать. Топ-менеджеры получают достаточно хорошую зарплату. Дивиденды нам не нужны.
– Многие ваши коллеги-бизнесмены стараются деньги всё-таки в офшорах держать.
– Почему у нас все в офшорах? Да потому, что здесь невозможно защитить собственность, всё отнимут. Банки один за другим разваливаются. Знаете анекдот? Приходит миллиардер к Путину: «Я предприятие создал, всё работает, школу построил, детский садик, акции государству отдал… Можно я отсюда уеду?» – «Милый, а посидеть на дорожку?».
«Мы слишком крупные для мелких и слишком мелкие для крупных»
– Вы действительно решаете проблемы исключительно через суды?
– Да-да, меня часто спрашивают: неужели ты никогда взяток не давал?
– Неужели вы никогда взяток не давали?
– Нет! (Старательно делает серьёзное лицо.) Я совершенно честен!
– ?
– Я по-другому скажу. Были партнёры, которые брались решить проблему. Я говорил: хорошо, мы уменьшим ваши обязательства. Они решали.
– А вы вроде как и ни при чём?
– Никто бы не давал взяток, если бы не провоцировали. Вот был национальный проект развития животноводства. Президент сказал, что нужно срочно строить фермы. И что? Мы три года не могли получить разрешение на строительство фермы по простой причине: пока 10 тысяч долларов не дашь, земельный участок не разделят. А земельный участок нужно выделить, чтобы получить разрешение на строительство. Но тебе всё время дают отписки: вот там два миллиметра, там участок заполз на другой. Мы судились и высудили у них разрешение.
– То есть всё-таки можно без взятки?
– Можно. Но повторю – три года. Это же система, которую в последние десятилетия построили ваши, питерские: без взятки ты никуда не пройдёшь. Поэтому большинство людей даже представить не может, что есть бизнес, который взяток не даёт. Который ходит в суды, подолгу чего-то там добивается. Но тогда тебя нельзя прихватить. А если ты дал – сразу виноват, и на это можно ловить всех. Есть такая притча. К царскому чиновнику пришёл проситель и предложил три тысячи золотом за то, чтобы решить проблему. Никто, говорит, об этом не узнает. Чиновник отвечает: «Давай пять – и пусть все знают, что это моя такса». Так было всегда. Мы все должны быть виновны – по определению. Если ты вдруг невиновен, если тебя не за что взять, то ты опасен.
– Не давать взяток – это принцип или ради самосохранения?
– К Аврааму Линкольну как-то пришёл посетитель. Через десять минут Линкольн, всегда очень сдержанный, вышвырнул его из кабинета. Его спрашивают: за что? Линкольн ответил: «У каждого человека есть своя цена. Этот слишком близко подобрался к моей».
Агротуризм
Совхоз имени Ленина принимает экскурсантов. Это называется агротуризмом. А то современные дети, переживает Грудинин, думают, что молоко появляется сразу в пакетах, а зелёный горошек растёт в банках. И вообще – никто не хочет идти в сельхозпроизводители.
– Это мы тоже подсмотрели в Германии, – рассказывает он. – Половина фермеров у них практикует агротуризм. Мы подумали: почему не сделать то же самое?
Выглядит это как маленькая частная ферма. С конюшней, коровником, козами, птичником и другой живностью – белкой с енотом.
У Татьяны и её мужа, которые здесь заправляют, погибли родные на Украине, сами они оказались в Подмосковье без работы, без жилья и без копейки денег. Знакомая посоветовала Татьяне поехать в совхоз Ленина и непременно попасть на приём к Грудинину. Но поехать не получалось, потому что болела маленькая дочка. И Татьяна написала Грудинину в соцсети из больницы.
– Приходит мне сообщение: «Где вы находитесь?», – рассказывает она. – На следующий день открывается дверь палаты – и заходит Павел Николаевич. Как волшебник из сказки. Наверное, чудеса бывают. Нам дали двухэтажный дом со всеми удобствами в сумасшедше красивом месте.
Городских детей в комплекс агротуризма привозят на бричке, запряжённой двумя рысаками. Дальше их ждут квест и урок деревенского домоводства.
– Первая программа, которую мы запускали два года назад, называлась «Сенная игрушка», – продолжает Татьяна. – Дети гуляли, смотрели птиц, животных. Потом мы с ними делали игрушки из сена. И ещё учили их доить корову. Она у нас мировая, очень любвеобильная. Мы ей ставим ведро моркови – и она стоит спокойненько. Сейчас у нас работает программа «Деревенская школа»: пишем гусиными перьями. Следующая – «Гончарное ремесло»: будем работать с настоящим старинным гончарным кругом. На Рождество дети будут расписывать пряники и играть: Домовой спрятал корм для животных, его надо найти, для этого открыть замочки на вольерах, подобрать шифры, коды. В процессе дети знакомятся с животными, кого чем кормить.
За два года, что Татьяна здесь работает, под её руководством дети не только доили корову, но ещё сбивали масло, делали свечи из воска и пекли блины в русской печке.
– Хотим теперь попробовать работать с шерстью, – добавляет Татьяна. – Мы в одной программе стрижём овцу, а теперь хорошо бы попробовать эту шерсть прясть.
Ничего из этого они с мужем прежде не умели. Каждый раз придумывают новую программу – и сначала учатся сами.
«Нет такого понятия – «импортозамещение»
Совхоз сдаёт молоко заводам, которые делают из него сыры и йогурты. Но готов выпускать собственный сыр, цех откроется в будущем году.
– То есть импортозамещение пошло? Контрсанкции помогли?
– Нет такого понятия – «импортозамещение». Есть только понятие «конкурентоспособная продукция». Если вы производите конкурентоспособную продукцию, то выиграете конкурентную борьбу и выдавите весь импорт.
– У них там лучше технологии.
– Мы купили их технологии. А если у нас те же технологии, то и производительность труда та же. Если мы построили такие же теплицы, если помидоры растут на гидропонике, привезённой из-за границы, если светильники стоят такие, что дают возможность подсвечивать помидоры и огурцы в любую погоду, если вы купили их семена, поставили капельный полив, купленный там же – за границей, то вы производите те же самые помидоры.
– Почему тогда фермеры жалуются, что на Западе себестоимость ниже?
– Если у вас электричество дороже, чем в Европе, если нет таких дотаций, как в Европе, если у вас административное давление, поборы, штрафы – вот тут вы становитесь неконкурентоспособным. Фермер, который видит проверяющего раз в три года, тот, кто видит проверяющего раз в неделю, это два разных фермера. Приезжаю к такому же, как я, фермеру в Германии. У него работают два бухгалтера. А у нас – восемь. Потому что мы всё время заполняем отчётности. У нас такое количество проверяющих, что для ответов им нужен отдельный штат. А ставка по кредитам 14 процентов? Это полная глупость: закрыть границы – и одновременно держать такую процентную ставку, чтобы инвестиции были невозможны.
– Что у вас проверяют?
– Приехали к нам немецкие фермеры. Видят – навоз. Нет, говорю, это не навоз. А «опасное вещество IV класса опасности». Мы по классу опасности приравнены к атомной электростанции.
– Сельхозтехника у вас хотя бы отечественная?
– А где она – отечественная? Кто-то назовёт мне отечественный пропашной трактор?
– Кировский завод.
– Вы знаете, сколько моделей тракторов он выпускает? Четыре. И это огромные, энергонасыщенные трактора, которые на моих полях вообще неприменимы. А сколько моделей выпускает John Deere? Штук восемьдесят. А где купить отечественный опрыскиватель? Его нет. Даже плуги у нас импортные. А что такое плуг? Это же вообще ни о чём! Но вот сталь хорошая у нас только на оборонку.
– Стали в стране не хватает?
– Мозгов не хватает. А главное, не хватает свободы и конкуренции.
– Вас защитить хотят от импорта.
– Пусть лучше защитят меня от самих себя. А от импорта я уж сам как-нибудь. Знаете… В последнее время я себя чувствую, как на «Титанике». Вот я оборудовал каюту, в ней всё отлично. Но сам-то «Титаник» уже несётся на айсберг.
– Нет мысли взять «шлюпочку» – и подальше от «Титаника»?
– Вот все и берут шлюпочки. Мне знакомый рассказывает, что на Рублёвке школы опустели. Там цены на недвижимость рухнули. Все поняли, что валить пора. Но я не хочу.
– Совсем?
– Я вам рассказывал про Линкольна? Вы слишком близко подбираетесь к моим мыслям.
Ирина Тумакова, «Фонтанка.ру»