ПоделитьсяМеждународные программы с участием российских школьников проверят после громкой истории выступления в Бундестаге гимназистов из Нового Уренгоя с рассказами о «невинно погибших» солдатах вермахта, которые не хотели воевать.
Уполномоченная по правам ребёнка при президенте России Анна Кузнецова направила в Рособрнадзор обращение о необходимости проверки международных образовательных программ, в которых участвуют российские школьники.
В День скорби, который отмечается в Германии 19 ноября в память о жертвах войн и государственного насилия, группа школьников из Нового Уренгоя выступила в немецком парламенте с рассказами об историях немецких солдат, попавших в советский плен. Ученик гимназии № 1 Николай Десятниченко рассказал, что, изучая судьбу Георга Йоханна Рау, который участвовал в Сталинградской битве, он посетил захоронения пленных немцев в Копейске.
«Это чрезвычайно поразило меня, поскольку я увидел могилы невинно погибших людей, среди которых многие хотели жить мирно и не желали воевать», – сказал школьник. Юноша выразил надежду, что мир больше никогда не увидит войн.
После публикации в интернете видео с выступлением Десятниченко депутат Заксобрания Ямало-Ненецкого автономного округа Елена Кукушкина написала в прокуратуру и ФСБ заявление о том, что школьник «оправдывает нацизм». Её коллеги заявили, что проведут в школе, где учится Десятниченко, урок истории о Великой Отечественной войне и об устройстве государственной власти. Семья ребёнка рассказала, что помимо последовавших нападок в соцсетях им стали поступать угрозы расправой
На следующий день пресс-секретарь президента России Дмитрий Песков заявил, что ему «совершенно непонятна такая экзальтированная травля». «Обвинять его в каком-то злом умысле, а тем более в какой-то пропаганде нацизма считаем неверным. Надо сосредоточиться на вопросах образования, а не заниматься упражнениями в плане человеконенавистничества», – заявил представитель Кремля. В тот же день уполномоченная по правам ребёнка Анна Кузнецова призвала оставить ребёнка в покое, но повнимательнее присмотреться к причинам произошедшего, а министр образования Ольга Васильева, сказав о недопустимости травли, заявила о необходимости «совершенствовать систему и подходы к обучению и воспитанию».
В интервью «Фонтанке» Анна Кузнецова рассказала, что помимо отказа от обсуждения истории в совместных образовательных программах с иностранными школьниками избежать повторения подобных конфликтных ситуаций помогут правильное патриотическое воспитание по госпрограммам и единый учебник истории, о котором ранее говорил Владимир Путин. Детский омбудсмен уверена, что «полутонов» в отношении к пленным солдатам вермахта быть не может. Анна Кузнецова, которая ранее призвала остановить травлю школьников, не видит проблем в том, что теперь воспитанием детей готовы заняться даже региональные депутаты.
- Анна Юрьевна, в комментарии на своём сайте вы говорите, что критика поступка ребёнка даёт «неправильный сигнал» другим детям. Какой сигнал даёт детям то, что мы наблюдаем вокруг уренгойского гимназиста Николая Десятниченко?
– Моя позиция заключается в том, что критика, травля, дальнейшее распространение дискуссии в интернете – не лучший способ воспитания патриотизма. На мой взгляд, это очевидный факт. Если бы эти силы были направлены, например, на распространение историй о наших солдатах той войны, о победах, о местах захоронений, тех достопримечательностях, которые напоминают о местах боевой славы, мне кажется, мы бы получили интересную и важную карту памяти. И этот сигнал был бы верным. Мы уже направили в Рособрнадзор запрос. Необходимо посмотреть, в каком формате, при каких условиях и как осуществляются международные образовательные программы. Президент говорил, что нужно унифицировать подход к преподаванию истории. Здесь сложно не согласиться. Нужно в этом направлении двигаться. Нынешняя ситуация ещё раз нам об этом напоминает.
- Вы сказали, что «международные образовательные программы следует в принципе очистить от идеологии и даже от самой возможности её присутствия в проектах с участием детей». Что вы называете идеологией? Кто здесь может выступить экспертом?
– Есть национальные ценности – у каждого государства они свои. Есть вопросы национальной безопасности – и здесь они у каждого свои. Но это не те вопросы, в решение которых нужно вовлекать детей. Конечно, за каждым человеком свой выбор. Сегодня в России каждый имеет право на свою позицию, какая бы она ни была. Но вопрос исторической правды безусловно важен. Вот эту историческую правду мы и должны доносить до наших детей с тем, чтобы потом, став взрослыми, получив образование и свой жизненный опыт, они сделали свои выводы.
- Вы считаете, что нашими детьми манипулируют иностранцы, те, кто их приглашает и принимает в рамках образовательных проектов?
– Я говорю о недопустимости манипулирования детьми в целом: ни внутри страны, ни за её пределами. Дети должны оставаться вне политики. Вот почему у меня больше вопросов не к мальчику, а к тому, кто готовил речь и мероприятие. Очень много вопросов. В связи с этим мы запросы и направили. Более конкретно я смогу сказать после того, как мы получим ответы.
- Возможно, дети просто впечатляются фактами, когда им их дают. Быть может, стоит дать им больше фактов из российских архивов? Впечатлений точно меньше не будет.
– Безусловно. Вы говорите о тех методах и подходах, о которых я уже сказала. Но это ещё и форма подачи материала. Единый подход к преподаванию истории. То, о чём сказал президент.
- Вы правда считаете, что возможен единый подход в преподавании истории?
– Внутри единой страны? А разве может быть иначе? Разве можно историю страны в разных регионах преподавать по-разному? В России, где есть чёткая позиция по отношению к тем или иным историческим фактам, подход к преподаванию в общеобразовательных школах должен быть един – это мнение поддерживается экспертами. И это никак не отменяет права на выбор собственного отношения к тому или иному факту.
- Вы предлагаете сместить фокус обсуждения проблемы уренгойских школьников в Бундестаге на совместные образовательные проекты. Сказать, чем это закончится в Уренгое, да и не только там? Исполнители на местах просто прекратят все эти контакты. Или до этого не дойдёт?
– Обратить внимание – не значит запретить. Но мы имеем право знать и понимать, чему и как учат детей. Соберём информацию, получим чёткие экспертные заключения по этому поводу, я уверена, что проведём переговоры с Министерством образования, и только тогда уже будут приняты решения о том, какими будут дальнейшие шаги.
- Вплоть до сворачивания двусторонних программ и контактов?
– Об этом никто не говорит и говорить не собирается. Мы не закрытое государство, я думаю, что Всемирный фестиваль молодёжи и студентов в Сочи это доказал. В России реализуется множество международных образовательных программ, которые заслуживают уважения, которые приносят пользу школьникам и студентам, действительно открывают для них мир, не отворачивая при этом от России. Но если мы говорим о качестве образования внутри страны, то должны посмотреть и на качество образования по двусторонним программам. Это не то что наше право – это обязанность государства, которое наряду с семьёй отвечает за будущее детей.
- Вы знаете, что в СССР за групповыми контактами с иностранцами приглядывал специально обученный человек. Если с нашими детьми за границу будут ездить не только учителя, но ещё и тот или иной эксперт, который будет отслеживать контакты детей, это может быть выходом из ситуации?
– Повторюсь ещё раз. Мы говорим о необходимости исследовать те образовательные программы, которые реализуются в России. Не более того. Кто и как должен сопровождать их детей, должны решать родители.
- Вы думаете, что унификация подходов к преподаванию решит обсуждаемую проблему? Быть может, лучше попытаться объяснить, что мир не делится на «чёрное» и «белое», призвать людей меньше смотреть телевизор?
– У нас ведь век информационных технологий, всеобщей доступности информации. Я вам на этот вопрос отвечу так. Регулярно проводятся слёты общественных советов при уполномоченных. Ребята предлагают различные социальные проекты. Один из тех, что они презентовали, поразил меня даже не тем методом, который ребята выбрали, чтобы решить проблему, а самой постановкой проблемы. Ребята выбрали тему правды в СМИ. Они поставили себе задачу – создать механизм, через который можно было бы отделить правду от неправды. Правдивую информацию от неправдивой. Мне кажется, что если молодые люди уже ставят перед собой такие цели, думаю, что всем нам нужно приложить усилия, чтобы эти границы были чёткие. А выбор остаётся за каждым.
- Как раз про информацию вопрос. Накануне СМИ сообщили, что этим мальчиком заинтересовались спецслужбы, которые якобы проверяют его «украинские» корни. Параллельно местные уренгойские депутаты собрались в его школу, чтобы что-то ему рассказать. Это нормально?
– Что касается депутатов, в школах бывать – хорошее дело, причём и без таких «пожарных» поводов. Сходят сейчас – хорошо. Надеюсь, что это будет последовательная работа. Насчёт спецслужб. Знаю из СМИ, что были туда обращения. Свою однозначную позицию по необходимости немедленного прекращения травли и преследования я высказала.
- Правы те, кто говорит про солдат вермахта, что «они простые люди и тоже погибали на войне. Что с них взять? Они такие же работяги, как и мы. Просто их гнали на фронт»?*
– Россия победила фашизм. Это позиция, которая объединяет многих. Эту позицию поддерживают и за рубежом в том числе.
- Я про человека хочу вас понять. И там, и там были люди.
– Моя личная позиция: за каждым свой выбор. Даже если это выбор между жизнью и смертью. Своей или чужой.
- Что это значит?
– У каждого человека был выбор. И есть выбор. Все выбирали тогда – идти на войну или не идти. Стрелять или не стрелять. Те, кто в условиях той войны стрелял в наших детей, были осуждены на Нюрнбергском процессе. И тогда были чётко расставлены все точки на «i». Поэтому в этой ситуации полутонов быть не может.
Николай Нелюбин, специально для «Фонтанки.ру»
* Цитаты из колонки Владимира Путина для журнала «Русский пионер» (30.04.15), где президент России рассказывает о своих родителях во время и после Великой Отечественной войны:
«После снятия блокады они переехали на родину их родителей, в Тверскую губернию, и до конца войны жили там. Семья у отца была довольно большой. У него же было шесть братьев, и пятеро погибли. Это катастрофа для семьи. И у мамы погибли родные. И я оказался поздним ребенком. Она родила меня в 41 год. И не было же семьи, где бы кто-то не погиб. И конечно, горе, беда, трагедия. Но у них не было ненависти к врагу, вот что удивительно. Я до сих пор не могу, честно говоря, этого до конца понять. Мама вообще была у меня человек очень мягкий, добрый… И она говорила: «Ну какая к этим солдатам может быть ненависть? Они простые люди и тоже погибали на войне». Это поразительно. Мы воспитывались на советских книгах, фильмах… И ненавидели. А вот у нее этого почему-то совсем не было. И ее слова я очень хорошо запомнил: «Ну что с них взять? Они такие же работяги, как и мы. Просто их гнали на фронт». Вот эти слова я помню с детства».
