Прошло 6 лет. Вроде как и незаметно, но за это время изменилось многое. Россия приросла Крымом и так или иначе, но контролирует часть Донецкой и Луганской областей, включая их административные центры. Воюет в Сирии, где все эти годы удерживает у власти Асада, расширяя территорию его «царства». И одновременно все активнее вторгается в западный мир. Разумеется, «это – не мы», но если не мы, то кто?
Для ответа на вопрос об успешности России на данном временном отрезке в противостоянии с Западом надо видеть два ее слагаемых. Во-первых, внутренние качества российской модели восточной (или, точнее, силовой) цивилизации и, во-вторых, фундаментальное ослабление западной (правовой) цивилизации в глобальных масштабах. Начнем с первого слагаемого.
«Мы за ценой не постоим…»
Знакомые наив-демократы упорно держатся за дилемму «холодильник – телевизор». Мол, это нехороший телевизор («соловьиный помет» и т. п.) внушил девственно чистому народному сознанию имперскую идею «Крым – наш!». Однако, как только идеологический туман развеется, а холодильник опустеет, то народ тут же превратится в расчетливого буржуа, который крикнет «К черту Крым, жрать давай!» и пойдет против экспансионистской политики правительства. И даже данные «иностранного агента» в лице «Левада-Центра» их не смущают.
Обратимся, например, к последним его исследованиям «крымского вопроса» в марте прошлого года. С мнением о том, что «Россия, присоединив Крым, нарушила все послевоенные и постсоветские договоренности», определенно согласны лишь 4% респондентов. Скорее согласны еще 9%. В то время как определенно не согласны 44% и скорее не согласны 34%. Кстати, первые две цифры хорошо обозначают пределы электорального поля для «западников» всех мастей и оттенков. 4% – это жесткая сердцевина такого поля, 13% (4% + 9%) – его максимальная площадь. При этом надо учесть, что мнение может ведь быть и таким: «Да, нарушила, но мы право на то имеем».
Пройдемся теперь по санкциям, точнее, по так называемым контрсанкциям, благодаря которым многие петербуржцы нередко мотаются за продуктами в Финляндию и Эстонию. В апреле 2017 г. к ним определенно положительно относились 25% и скорее положительно 40%. Считайте, что две трети! И определенно отрицательно – 4% (скорее отрицательно – 17%). Почему-то появляется уверенность, что эти 4% и те 4%, о которых речь шла выше, почти перекрывающиеся множества.
Таким образом, холодильник в явном проигрыше. Три года ведь немалый срок для того, чтобы желудок восстал против имперских амбиций. Однако последние не проходят. И не пройдут, хотя, конечно же, они временами могут как обостряться, так и притупляться. Есть какая-то великодержавная константа, которая почти не подвержена разложению.
Покойный философ и культуролог Андрей Пелипенко писал о том, что русской матрице (в сущности, под ней следует понимать комплекс устойчивых во времени институтов) органически присуще «имперство»: «Идеократический проект установления должного мирового порядка в форме безраздельного господства везде, где только можно. В идеале – на всей Земле». И этот проект есть детище не только элиты, но и порождение ментальных моделей народной массы. Россия – «праведное царство», а посему вправе нести свою праведность за пределы своих границ.
На распространении влияния страны вовне, на ее способности бросать вызовы США как главной враждебной геополитической силе базируется самоуважение российского народа. Без противостояния он тоскует как наркоман без дозы. 1990-е гг. были плохи для него не столько тем, что есть было нечего (что, кстати, и неправда), а тем, что Россия теряла статус великой державы и превращалась в заурядную страну. А просто жить в заурядной стране – это для большинства наказание. Даже если эта заурядная страна станет благополучной в плане материального достатка.
Говоря понятным массам языком, понты дороже!
В результате в своей политике, направленной против Запада и сложившегося глобального мироустройства, Кремль опирается на поддержку тех, для кого успехи этой политики (какими бы нелепыми они ни были с точки зрения рационального мышления) приносят личное удовлетворение. А таких, как мы видели, больше чем достаточно. Надежды на внутренний серьезный раскол в обществе по вопросам действий Кремля на мировой арене довольно эфемерны. И в этой внутренней мобилизации масс на конфронтацию кроется первое его преимущество «на Западном фронте».
Тающие основания правовой цивилизации
Никакая консолидация «имперцев» вокруг Кремля не смогла бы поколебать тот Запад, который живет в воображении российских классических (именно классических!) либералов. Но этот образ мало похож на реальность. Началось все с государства благосостояния (welfare state), закончилось нынешней политкорректностью, которая вмещает в себя массу разных благоглупостей.
Государство благосостояния подарило возможность жить не работая. Пусть для этого требуются некоторые ухищрения, но тем не менее… Человек разучился жить по принципу «я отвечаю за все». И стал потихоньку превращаться во взрослое дитя. Государство-отец (отец = патер; отсюда и патернализм), в конце концов, выручит. Не оставит своей милостью.
Слух об этом пошел по всей Земле великой. И если натуральный европеец в массе своей еще стесняется своего окружения и старается работать, делать карьеру, то пришлые этим, разумеется, не заморачиваются. Первое их поколение занималось малоквалифицированным трудом; их дети стали искать иной жизни, но многие ее не нашли и впали в фрустрацию. Материально им помогло то самое государство; морально – ислам.
И тут приток иммигрантов превратился в нашествие. Сирия не столько причина, сколько предлог: большинство рвущихся в Европу не оттуда. От Пакистана до Судана. Европа стала принимать всех. Ну, или почти всех. Не особо разбираясь, кто есть кто.
Россиянин для попадания в Европу должен получить шенгенскую визу. Однако для некоторых нероссиян открыт другой путь: берешь лодочку на турецком берегу и плывешь несколько километров до ближайшего греческого острова. После чего доставляют до того места, откуда в центр Европы (в Германию, например) можно и пешком добраться.
Заметим, что все это шло вопреки законодательству. Его (в лучшем случае) задним числом подгоняли под событие, а то и вовсе этим не заморачивались. Ложно понятая целесообразность торжествовала над правом.
В этой связи практически во всех странах Европы укрепились антииммигрантские партии. Тут нет места перечислять их успехи. Посмотрите хотя бы на Австрию. А Восточная Европа и вовсе не страдает пресловутым комплексом вины и нередко просто бойкотирует брюссельские квоты на «передержку» заявившихся жителей Востока и Африки.
Разве Кремль мог упустить такую ситуацию? Он позиционировал себя как «большая белая надежда» (так в эпоху неполиткорректной Америки называли перспективных белых боксеров-тяжеловесов, которые могли бросить вызов гегемонии черных), как защитник основ европейской христианской цивилизации. И то, что цель Москвы – дестабилизация Европы (с такой же готовностью она втихую может поддерживать и другую сторону), не очень волнует тех, кто от ее щедрот имеет. Того же венгерского премьера у нее на службе. Зато его позиции и позиции его правящей партии непоколебимы по причине решительной борьбы с миграцией.
Главное достижение наше, конечно же, Трамп. И не столь важно, держит его Москва на крючке или нет. Важно то, что законодатели заняты непрерывной борьбой с президентом, что главная повестка дня в Вашингтоне – это разные «русские досье». И в то же время (как мы видели в истории со списком) раздрай не позволяет продвинуть дальше санкции против России. Истоки же победы Трампа на выборах – все те же проблемы с иммигрантами, но только с американской спецификой.
Итак, Россия не создает с нуля проблемы для Запада; она вклинивается в существующие его проблемы. Причем делает это довольно искусно. СССР был идеологически одержим коммунизмом и львиную долю своей поддержки отдавал компартиям, терявшим в 70 – 80-е гг. прошлого века авторитет в глазах тамошних избирателей. Россия же сегодня поддерживает все, что может повредить Западу, не зацикливаясь на идеологических предпочтениях. И это – работает.
Не видно, чтобы Запад смог решительно взять вверх в конфликте с Россией, поскольку его уязвимость основана на фундаментальных заблуждениях. Первое связано с догмой о том, что люди всех стран и континентов – это просто люди, а не носители определенных социально-культурных качеств. На деле же нет «человека вообще», а есть эти качества, и часто они несовместимы. Либо шариат, либо «Шарли Эбдо».
Второе же заблуждение допускает искажение важнейшего правового принципа: нет прав коллективных, есть исключительно индивидуальные права. Отказ от этого ведет к абсурдным «правам меньшинств», которые на деле превращаются в привилегии к ним принадлежащих и, соответственно, в дискриминацию не принадлежащих к ним. В XX в. к таким меньшинствам были причислены профсоюзы, которые во многом находились над законом (сломать ногу человеку на улице – это уголовное преступление; сломать ногу штрейкбрехеру – классовая борьба).
Сегодня, когда профсоюзы и классовая борьба уходят в историю, привилегии негласно закрепляются за выходцами из иной цивилизации – людьми с альтернативным западному миру социально-культурным кодом. Это порождает справедливое чувство ущемленности в правах тех, чьи предки создавали то, что мы именуем европейской цивилизацией. И конфликт этот происходит как внутри стран, где приверженцы «мульти-культи» третируют людей, не утративших понимания происходящего, так и между странами старой и новой Европы. В авангарде «мультикультурности» – Германия и Швеция, на стороне интернационала сопротивления ей – Польша и Венгрия. И не скажу, что мне нравятся протекающие в последних внутренние процессы, но истоки их понятны: эти страны шли в «другую Европу» и разочарование в реальности породило реакцию с явным перехлестом в сторону от правовых моделей организации внутренней жизни.
И снова о России
Весь этот клубок противоречий в западном мире дает России неплохой шанс на утверждение своей повестки дня за счет разных хитрых манипуляций, направленных на усиление конфликтов. Сама же Россия никогда не сможет жить без противостояния Западу: сохранение ее цивилизационных основ (русской матрицы) требует постоянной борьбы с социумом-антиподом (правовым обществом). В случае отказа от нее она может превратиться в «нормальную страну» и выйдет из глобальной геополитической игры. Станет чем-то вроде северной Бразилии, что будет означать для нее утрату исторической миссии. С этой утратой с радостью согласятся «западники-отщепенцы», но не те, для кого эта миссия создает смысл бытия (хотя бы отчасти). Так что те, кто хотят «просто жить», могут не обольщаться: великодержавники не позволят.
Андрей Заостровцев
