ПоделитьсяУбрать слово «подряд» применительно к максимальному числу президентских сроков предлагает Компартия КНР. Точнее, китайские коммунисты хотят вообще убрать ограничение. И пусть товарищ Си Цзиньпин правит вечно.
Центральный комитет Компартии Китая предлагает внести изменения в Конституцию страны на ближайшей сессии Всекитайского собрания народных представителей уже в марте этого года. Сейчас председатель КНР может занимать должность не больше двух пятилетних сроков подряд. Эту норму хотят убрать из основного закона.
Реформы, начатые нынешним председателем КНР, товарищем Си Цзиньпином, в прошлом году были признаны идеологическими основами жизни Китая. Чтобы продолжить их и завершить, лидер должен оставаться на посту как минимум до 95 лет. Сейчас ему 64 года, он пять лет у власти, и, согласно действующей Конституции, ему семидесяти не будет, когда придётся слагать полномочия. Вариант с временным преемником в Китае, вероятно, находят половинчатым и неправильным. Проблему хотят решить раз и навсегда, вычеркнув из Конституции фразу о двух сроках. Зачем это нужно и к чему приведёт – объясняет китаевед, руководитель Школы востоковедения Высшей школы экономики, профессор Алексей Маслов.
- Алексей Александрович, зачем товарищам такое изменение Конституции?
– Главная цель, которая провозглашается, – это необходимость большего времени для завершения начатых реформ. Все эти реформы направлены на полную экономическую перестройку Китая. Это то, что там называют «социализмом с китайской спецификой в новую эпоху». Тезис был постулирован на XIX съезде Компартии Китая (КПК) в ноябре 2017 года. Обратите внимание, какие сроки ставились для реформ: 2021 год – к 100-летию образования Компартии был поставлен целый ряд целей, 2035 год – это уже выходит за рамки пребывания Си Цзиньпина на посту, наконец, 2049 год – столетие образования КНР, и это тем более выходит за рамки. То есть выясняется, что целый ряд планов формально намечался под другого руководителя.
- Под преемника, видимо. У него есть преемник?
– Преемника нет. И это тоже очень важный момент. Преемника должны были назвать на том же XIX съезде. Точнее, двух преемников, как это обычно делается. Один из них должен был, в конечном счёте, стать генсеком ЦК КПК. Но они не были названы. Выяснилось, что их и в природе не существует. В этом, собственно, и была задумка. Ещё до этого, в начале 2017 года, Си Цзиньпина во многих газетах вдруг стали именовать «ядром китайской нации». То есть шла такая массивная артподготовка.
- Если не Си Цзиньпин, то кто?
– Если не Си Цзиньпин, то никто. Потому что только он должен завершить задуманные преобразования. Причём не только внутри Китая, но и снаружи.
- Снаружи – это что значит?
– Это очень связано с тем, что происходит внутри. В Китае сегодня много проблем. Проблема роста, огромный разрыв между бедными и богатыми, страшная проблема нехватки энергоресурсов, огромный внутренний государственный долг. Решить это всё только внутри страны невозможно. Потому что многие драйверы роста, работавшие на протяжении последних десяти лет в Китае, просто исчезли. Например, Китай стал очень дорогим, это влияет на его экспортную ориентированность. Поэтому нужно менять концепцию: за счёт чего Китай будет дальше развиваться. И вот идея Си Цзиньпина, выдвинутая ещё в 2013 году, заключалась в мощном выходе вовне. Сформулировал он это как «один пояс – один путь». Присоединились к этому более семидесяти стран. Китай даёт этим странам кредиты, но начинает, по сути, эксплуатировать их экономику. В известной степени это можно назвать неоколониализмом с китайской спецификой.
- Какие страны на это пошли?
– Прежде всего – страны Азии, почти все страны Латинской Америки, страны Африки, которые во многом переподчинились Китаю. Тут проще сказать, какие страны по этому пути не пошли.
- А Россия есть среди стран, чью экономику Китай эксплуатирует?
– Как ни странно, нет. Надо отдать должное России, она не присоединилась к китайской концепции «один пояс – один путь». Хотя Китай на этом очень настаивал. Просто очень.
- Как же все очень выгодные для Китая проекты – «Сила Сибири» и другие?
– Они не очень выгодные для Китая. Если бы они были очень выгодными, Китай уже вложил бы в них деньги. И та же «Сила Сибири» запустилась бы раньше. Нет, здесь всё идёт по принципу сопряжения: запускаем только то, что выгодно и китайцам, и нам. А «один пояс – один путь» предусматривает другой формат: Китай выдаёт большие кредиты, но при этом сам под эти кредиты приходит в страну. В России китайских кредитов и вообще накопленных средств меньше, чем, например, в Латинской Америке.
- Почему? Из-за санкций Россия не может заимствовать на западных рынках, казалось бы – прямая дорога в Китай?
– Это так, только Китай не даёт денег на тех же условиях, что Запад. И это всегда связанные кредиты. Попросту говоря, когда строится, скажем, завод, кредит даётся при условии найма китайской рабочей силы или закупки китайского оборудования. То есть вместо концепции импортозамещения у нас была бы практика закупки китайской продукции. Поэтому, как ни странно, здесь мы в известной степени себя спасли.
- Больше семидесяти стран в мире, как вы сказали, уже под Китаем…
– Да, но внутренняя стабилизация, которая во многом от этого зависит, потребует времени. И не пяти лет – оставшегося срока полномочий Си Цзиньпина. Ему необходимо закрепить лидерство как минимум лет на пятнадцать. При этом есть много стран, которые выступают резко против Китая. И оппозиция ему увеличивается. Речь идёт не только о Соединённых Штатах, которые традиционно против экспансии Китая. Индия, например, выступает против него очень жёстко. Крайне напугана ситуацией в Китае Япония. Поэтому первый ответ на вопрос «зачем» – чтобы закончить реформы.
- Это причина, которую сама КПК провозглашает, но она ведь не единственная?
– Не единственная. Второй момент в том, что в последние пять лет в Китае произошла внутренняя смена политических элит. Раньше элиты менялись там раз в десять лет, когда пост переходил от одного руководителя к другому. И в течение десятилетия с 2003 по 2013 год Китай постигло жесточайшее разложение элит. Я говорю о вещах, которые мы хорошо знаем: коррупция, вывод капиталов за рубеж, дети обучаются в зарубежных университетах, жёны открывают предприятия за границей и так далее. То есть внутри страны у них утратился импульс к развитию, эти элиты перестали быть лояльными по отношению к собственной стране.
- В Китае умеют с этим справляться? Интересно как?
– Частично это было решено за счёт разгрома – в прямом смысле – региональных элит: посадки, аресты, конфискация имущества. Но вопрос оказался не локальным, а глобальным. То есть теперь нужно закрепить жёсткий курс на возвращение элит к национальным идеям на ближайшие десятилетия.
- Почему для решения этих проблем непременно нужен Си Цзиньпин? А работающие институты, сдержки и противовесы и прочие традиционные механизмы – это в Китае есть?
– Это теоретически есть. Только выяснилось, что авторитарная модель для Китая более привычна. С Китаем, скорее всего, произошла та же история, что и с Россией. Они попытались постепенно зайти в сторону гражданского общества и демократических институтов. Причём в Китае эта попытка была значительно более долгой, чем в России. Но оказалось, что общество созревает медленнее, чем хотелось. Парадокс Китая ещё в том, что свободный рынок не привёл к свободе самовыражения. Характерная для Запада стандартная формула – свободный рынок и наличие среднего класса в конечном счёте гарантирует страну от авторитаризма – в Китае не сработала.
- А была такая цель – чтоб она сработала?
– Нет, цели такой у Китая никогда и не было. Это западные эксперты говорили: мы, мол, когда-нибудь увидим Китай, идущий по пути демократического общества. В Китае сейчас средний класс – 275 миллионов человек. Это почти вдвое больше, чем всё население России. И считалось, что у этих людей есть свои представления о правильном выборе, что они будут требовать гражданских свобод. Но Китай создал совсем другую систему внутри страны – замкнутую систему самообслуживания. Они перекрыли внешние интернет-ресурсы – Facebook, WhatsApp и т. д. Но при этом создали собственные, работающие внутри страны не хуже. Китай создал экономику, нацеленную вовнутрь. Развивает внутренний туризм. Такая страна информационной изоляции. Китайцы разделили: политическую систему не трогаем или, наоборот, даже усиливаем, а экономическая система может быть и либеральной.
- Такая конструкция способна работать постоянно или только какое-то ограниченное время?
– В Китае она работает. Мы привыкли к тому, что режимы закрепляются надолго только в странах с неразвитой экономикой. В Латинской Америке, в Африке, где десятилетиями не меняются лидеры. Не было в истории человечества случая, чтобы лидер так долго не менялся в стране процветающей. Но сейчас в мире задан тренд на то, что в странах с особым типом экономики, где главную роль играет государство, лидер не должен меняться.
- Разрыв между богатыми и бедными в Китае сокращается или растёт?
– Есть так называемый индекс Джини: нуль – когда в стране живут все одинаково, единица – когда разница между богатыми и бедными максимальная. Сегодня Китай и Россия относятся к странам с самым высоким индексом Джини – в районе 0,75. Такие разрывы характерны и для африканских стран. И тенденция в Китае – к увеличению разрыва.
- Как же тогда можно говорить о росте экономики Китая?
– Иногда это вещи не связанные. Экономика может расти, но вопрос в том, куда канализируется основная часть прибавочного продукта. И если она канализируется в сторону небольшой группы людей, которые этой экономикой управляют, тогда получается такой вот феодальный капитализм. Что в Китае, что в России экономикой управляет государство, но оно воплощено в виде нескольких фундаментальных промышленно-финансовых групп, которые и решают, куда этому государству развиваться. В этом плане тенденции абсолютно одинаковые.
- Насколько популярен Си Цзиньпин в народе?
– Его популярность велика. Потому что он дал ответы на вопросы обычных людей. Во-первых, он начал сажать крупных коррупционеров, например – членов Политбюро КПК. Это многим понравилось. Во-вторых, он начал разбираться с продажными губернаторами. И пока это всех удовлетворяет.
- Вдруг на увеличенный по новой Конституции срок такой популярности не хватит?
– Если в ближайшую пятилетку Си Цзиньпин совершит какой-то грандиозный подвиг, то можно будет считать, что его позиции закрепились надолго. И не только в Конституции, но и реально в головах людей. Например, если он совершит грандиозный экономический прорыв. Или Китай станет самой могучей страной в мире.
- А если при нём, наоборот, начнут снижаться доходы граждан, все друзья от Китая отвернутся, юань упадёт – что тогда?
– Это может привести к падению популярности Си Цзиньпина. Тогда в Китае возникнет то, что называется внутренним диссидентством. То есть диссиденты будут обсуждать всё это сначала на кухнях, потом это прорвётся. Не случайно же сегодня гонконгская пресса полна обвинениями в адрес Си Цзиньпина в нарушении всех им же заложенных правил. То есть очень важно, как он сработает в ближайшие пять лет.
- Какая разница, что будет с его популярностью? Разве его реально выбирают?
– Нет, такого никогда не было.
- Ну, вот: популярен, непопулярен – всё равно выберут.
– Конечно. Только тогда диссидентские настроения начнут усиливаться. А в Китае внутренних противоречий и так довольно много. Это и этнические, и религиозные, и другие. И если система начнёт рушиться, то она будет рушиться фундаментально.
- Ну и что? А они всех диссидентов к ногтю, законы новые примут против выступлений…
– Восстание в Синьцзяне, восстание в Тибете – люди-то там дикие, необразованные, им плевать на законы. И критика в мире со всех сторон – это Китаю просто невыгодно.
- Если расслоение между богатыми и бедными и сейчас растёт, почему недовольный народ до сих пор не выступает, почему Си Цзиньпин сохраняет популярность?
– Сегодня Китай очень чётко обеспечивает почти все слои общества «подарками». И даже у самых бедных благосостояние немножко растёт. Пока это будет продолжаться – всё будет в порядке. И есть ещё один очень важный момент. Потребитель, он же обыватель, не мыслит ведь «индексами Джини». Он смотрит, как богатеи себя ведут. А в Китае богатые, как правило, занимаются благотворительностью, содержат школы, финансируют разные мероприятия. Это нормальное поведение. Пока оно сохраняется – всё будет в порядке. А государство следит за тем, чтоб оно сохранялось.
- Есть там какие-то недовольные, какая-то оппозиция?
– Недовольство в Китае очень локальное. Например, это может быть какое-то недовольство первым секретарём горкома партии. Местным старостой. Это очень похоже на советские времена, когда любой человек мог без страха критиковать, скажем, замминистра рыбного хозяйства.
- Можно найти сходство и поближе по времени.
– Да-да. Более того: государство сверху такую критику даже поддерживает. Чтобы весь негатив канализировался на более низком уровне. А потом приходит царь-батюшка – и снимает провинившихся.
- Если экономического прорыва не случится, может ли Си Цзиньпин ради рейтинга пойти на какой-то политический прорыв? Тайвань, скажем, присоединить?
– Даже, думаю, к этому дело и идёт. Потому что нужно что-то визуально могучее. Сегодня многие успехи теоретически существуют, но не очень ощущаются. Когда говорят, что к проекту «один пояс – один путь» присоединилось 70 стран, для обывателя это – пустой звук. А вот присоединение Тайваня или, скажем, покупка Китаем каких-то крупнейших американских корпораций – это был бы красивый шаг.
- Может ли это желание распространиться на российские Сибирь и Дальний Восток?
– Военная экспансия – это вряд ли. Это Китаю невыгодно. И отношения с Россией обострять он не захочет. Он будет вести экономическую экспансию, но тоже не в сторону России. Потому что и это ему невыгодно. Он и на Тайвань может претендовать только при условии, что тот сам попросится в лоно Китая.
- Неужели среди миллиарда китайцев больше некому, кроме Си Цзиньпина, всё это делать?
– Конечно, есть кому. Но есть и другие факторы. Во-первых – убеждённость в личном статусе, в собственной необходимости для страны. Любой лидер типа Си Цзиньпина обладает миссионерским сознанием. Во-вторых, пятитысячелетняя история Китая почти вся – это авторитарное правление. И конечно, эта матрица в сознании людей закрепилась.
- Так часто говорят и про Россию. Откуда это сходство у таких разных стран?
– А это не сходство. Это одинаковое понимание политического пространства: дескать, мир сейчас настолько нуждается в мощных лидерах, что можно поступиться демократическими нормами, лишь бы удержать страну – а то и весь мир – от сползания в пропасть. Потому что любой лидер, кем бы он ни был, прежнюю политику продолжать не будет. Ему, чтобы что-то показать, придётся работать на контрастах. Либо делать политику ещё более жёсткой и авторитарной, вплоть до расстрелов, либо, наоборот, – максимально демократичной.
- Это позиция «лучшее враг хорошего»?
– Именно так. Потому что пока авторитарные лидеры ведут себя разумно – и народ готов прощать. Народ готов поступиться свободами ради того, чтоб не было массовых расправ, арестов. Есть к тому же обещания роста экономики. Ну и психологически люди решают: а давайте пожертвуем этими бессмысленными ротациями, а не то это отразится на нашем кармане.
- Но есть же перед глазами страны, где лидер меняется раз в восемь лет, а ничего – неплохо развиваются.
– Только народ не видит в этом корреляции.
- Если у Си Цзиньпина будет столько времени, сколько он считает нужным, у него получится достичь всех этих целей?
– У меня есть серьёзные сомнения в этом. И дело не в том, что Си Цзиньпин недостаточно талантлив. Но сейчас ему 64 года. Он продлит срок, скажем, на 10 лет. Семидесятилетний человек вряд ли сможет соответствовать всем современным тенденциям развития мира. И уже в этом есть опасность: старые стереотипы будут использоваться в новом мире – и они не будут срабатывать.
- К 2049 году, на который намечено завершение очередного этапа реформ, Си Цзиньпину будет 95 лет. Вдруг случится ужасное – и он вынужден будет оставить пост раньше?
– Тогда повторится «сталинская» история. Похоронят с почестями. Может быть, даже не будет никакого разоблачения. В Китае такое уже было: история Мао Цзедуна. Он правил с 1949 по 1976 год. Менял названия своего поста, но оставался единоличным лидером. И понятно было, что он вверг страну в пучину страданий. Но после его смерти было принято официально решение ЦК КПК: в его периоде было 80 процентов позитивного и 20 процентов ошибок. Вопрос закрыли – пошли дальше.
Беседовала Ирина Тумакова,
«Фонтанка.ру»
