Как менялся балет: объясняем на пальцах

«На пальцах» — так называют балетные танцы на пуантах. Первой встала на пальцы в 1832 году Мария Тальони в «Сильфиде» и в пуантах она была одна-одинешенька: это был вызывающий жест, это была привилегия балерины.

Теперь же, когда на пальцах танцуют все выпускницы хореографических училищ, вызывающим жестом становится отказ от пуантов: так, в «Золушке»  Жана-Кристофа Майо виртуозная балерина танцует босиком, а все остальные танцовщицы — в пуантах. Вместо сказочной туфельки — золотая краска на стопе; и правильно, не в обувь же принц влюбляется, а в фантастическую девушку. Впрочем, можно пуанты не убирать, а просто надеть сверху лыжи (как делает в одном из своих спектаклей балет Марибора).

Балерины времен Мариуса Петипа были невысоки ростом и значительно более упитанны, чем наши современницы (высоких поддержек не было, то есть мужчины не мучались, держа над головой фигуристых красоток).

Затем акселерация и эволюция балетной техники сказали свое слово: теперь классическая танцовщица обязана быть невесомой и обладать длинными конечностями.

Национальный балет Нидерландов собрал одну из лучших в Европе коллекций современных танцовщиц: их танец — праздник графики немыслимой красоты. Визит в амстердамский театр становится для туристов детоксом после музеев с Рубенсом.

Всю вторую половину XIX века в театрах шли битвы вокруг балетных пачек: балерины старались укоротить их, подняв выше колен, начальство яростно штрафовало их за «неприличие».

Теперь такой проблемы нет: пачка может истончиться до маленького плоского круга (как у феи в «Золушке»), артистки танцуют и в трико (это особенно любят голландцы), и даже в ореховой скорлупе (как в швейцарском «Щелкунчике»). И даже тогда, когда балетмейстеры решительно возрождают старинный балет (как «Тщетную предосторожность» в Екатеринбурге), — художники по костюмам получают карт-бланш и творят с пачками вполне современные чудеса.

Вплоть до появления Чайковского балеты чаще всего ставились на неприхотливую, «служебную» музыку — меломаны часто презрительно называли ее «лошадиной», мол, под такую кони в цирке маршируют. Потом хореографы стали брать в работу все более сложные сочинения — и теперь можно увидеть на сцене спектакли на музыку Мориса Равеля (Йохан Ингер использовал в своём балете Walking Mad «Болеро»  — и получил эффектный спектакль, ничем не напоминающий бежаровский), Франсиса Пуленка (Concerto Concordia Кристофера Уилдона в апреле привезет в Петербург Национальный балет Нидерландов) и даже рок-гитариста Микаэля Карлссона (гомерически смешной балетик «Левой, правой, левой, правой» скоро покажет в Петербурге Словенский Национальный балет Марибора).

Мода на декорации меняется и возвращается, как всякая мода: в одном веке художники тщательно строят домики и интерьеры (и оформление балета порой затмевает танец), в другом — решают обходиться очень условными декорациями, но зато выставляют немыслимой красоты свет (как случилось с «Золушкой» Майо, что не первый год с триумфом танцует Балет Монте-Карло). А потом появляется мода на реконструкции — и в екатеринбургской «Тщетной предосторожности» снова вырастают трогательные домики и интерьеры.

Структура старинного балета была пирамидальной: кордебалет — корифеи — солисты — балерина, спектакли императорских театров были выстроены по подобию империй. Зритель всегда знал, что прежде всего надо смотреть на балерину. Теперь — сложнее и интереснее: хореографы (в Амстердаме и Мариборе, например) вольно тасуют «центры внимания», заставляя нас влюбляться в четвертую девушку у третьей правой кулисы и до времени скрывая ведущую пару. В Женеве, Екатеринбурге и Монако разобраться со статусами проще — но вы все-таки присмотритесь в «Тщетной предосторожности» к девушкам на заднем плане, вас ждет много открытий.

Анна Гордеева, специально для «Фонтанки.ру»