ПоделитьсяАлександр Невзоров предложил не драматизировать смерть Аркадия Бабченко и оказался пророком — убитый накануне в Киеве журналист воскрес прямо за минуту до публикации интервью.
С создателем программы «600 секунд», автором документальных фильмов о войне и бывшим депутатом Госдумы Александром Невзоровым «Фонтанка» говорила о погибшем от выстрелов в спину российско-украинском журналисте Аркадии Бабченко. Успели обсудить презумпцию виновности Кремля, с подозрением посмотреть на казацких атаманов и определить шансы Бабченко на роль сакральной жертвы. Интервью было готово к публикации, когда из Киева снова полетели молнии — Аркадий Бабченко участвовал в инсценировке спецслужб, исполнитель заказного убийства задержан. «Фонтанка» перезвонила Невзорову, после минутной паузы он произнес: «Нет уж. Доктор сказал: «В морг». Значит, в морг».
Вечером 29 мая Киев сообщил, что Аркадий Бабченко убит четырьмя выстрелами в спину. В качестве основных версий называли профессиональную деятельность и гражданскую позицию. Менее чем через сутки стало известно, что фотографии с места преступления были постановочными, а журналист участвовал в спецоперации. На пресс-конференции глава СБУ объявил, что за заказом стоят российские спецслужбы.
- Александр Глебович, вы обладаете безусловным правом говорить и о войне, и о провокации, и о границе допустимого в журналистике. Как вы можете оценить деятельность Аркадия Бабченко, которого называют журналистом, писателем, основоположником военной прозы. Вы вообще знакомы с его творчеством?
– Мы знакомы с ним и были в очень хороших отношениях. Он замечательный парень, он блистательно писал. Он дерзкий. Он такой, как надо. Если мы говорим о каком-то месте в истории журналистики, то там, в общем-то, Аркаша будет занимать – пусть не очень большое, но тем менее это крупная фигура и, безусловно, прекрасная. Но что касается факта убийства, то, честно говоря, я бы не стал драматизировать. Он же журналист, да? И профессия журналиста как бы по умолчанию предполагает возможность пули в спину. Кому не нравится, пусть идут в кондитеры.
- Чем опасен Аркадий Бабченко, кроме того, что некоторые его высказывания вызывали изжогу?
– Буквально за день до Бабченко в Сети был опубликован любопытный документик. Называется «От казаков – агентам Госдепа», где все было перечислено абсолютно откровенно: бойтесь, твари. Набор абсолютно однозначных угроз, абсолютно однозначных оскорблений, они там все откровенно декларировали. Несколько атаманов подписалось. Жирными подписями. Является ли это совпадением? Не знаю. Учитывая, что Бабченко был безоружен, в спину, это почерк казачества современного и, скорее всего, донецких. Понятно, что для них все, что он делал, было болезненно. Все, что он думал и говорил.
- А в то, что могут быть замешаны российские спецслужбы, верите?
– А зачем их мешать, когда есть толпа абсолютно отмороженных... чудаков? Нет никакой необходимости. Россия вырастила сама этих агрессивных мракобесов толпу, думая, что она будет ею управлять. Вы посмотрите – начиная с Поклонских, Милоновых, поджогов кинотеатров – ну сколько вам еще надо примеров проявления духовности, державности?
- На сообщение о смерти Бабченко отреагировал и Следственный комитет, и российское Министерство иностранных дел. Они успели первыми упрекнуть Киев за кровавый режим, где душат свободу слова и убивают журналистов.
– Это же все ничего не стоит. Все равно эту информационную битву, как и битву с «Боингом», они проиграют. Качество их пропагандонства очень слабенькое. Они не способны выиграть ни информационные войны, ни информационные бои. Хотя Кремль, как я уверен, непричастен к этому, ему отмыться от Аркашиной крови будет сложнее, чем от всех скрипалей мира. Они играют на опережение. Понятно, что играют безнадежно. Они проиграют. Заявления этих лиц стоят две копейки.
- Ни Бузина, ни Шеремет сакральной жертвой не стали. Получится ли у Бабченко, если и сейчас СБУ гнет линию, что его хотели убить российские спецслужбы?
– Смотря, насколько это будет нужно. Просто нету там сакральности. Явно не получалось из Вороненкова. Там ничего, кроме забавной истории, не вытанцовывалось. Здесь материал получше. Посмотрим.
- Вы тоже были на чеченской войне, но вам удалось с нее вернуться. В отличие от Бабченко, который жил ненавистью и злобой.
– Он не ненавистью и злобой жил. Он эмоциональный, очень гуманитарный человек, который многие вещи, скажем так, избыточно серьезно воспринимал. Он очень хороший был, Аркаша, поверьте. Своеобразный. Но он не был злобным. Он был, наверное, патриотом этой страны. Для него все было болезненным. У него была идеологическая истерика явно, но с другим знаком, чем у черносотенцев.
- Он был патриотом, который хотел вернуться в Москву на танке под флагом НАТО.
– Вы знаете, если верить сказкам про русскую историю, очень часто русские патриоты, мы не можем сомневаться в доброкачественности многих из них, тем не менее использовали какие-то средства и силы, чтобы навести в этой стране порядок. У меня просто нет по этому поводу никаких иллюзий, я понимаю, что танки ничего не решат. Ничего такого в возможности покататься на них. К сожалению, если бы все решалось танками НАТО.
- Любопытно, что сам Бабченко резко высказывался и о жертвах катастрофы Ту-154, и об Олеге Табакове, и вообще достаточно цинично говорил о смерти...
– Вы ж понимаете, что для меня понятие «цинично» это понятие положительное. Я привык всего-навсего называть все своими именами.
- …при этом вы сейчас очень мягки в своих оценках.
– Я мягок? Где? Вы поймите, в отличие от Бабченко, для которого это все было вопросом жизни и смерти, я наемник. Я исследователь. Я изучаю эту вашу жизнь. И меня устраивает, грубо говоря, любой вариант – лишь бы был материал для изучения.
- Должен ли быть журналист с горячим сердцем настолько, чтобы забывать о беспристрастности?
– Беспристрастность – это редчайший продукт, дорогая моя, и на дороге не валяется. Журналистика должна быть всякой: и холодной, и исследовательской, и трибунно-пламенной, и огненной, и наглядной. И ничего в этом страшного нет. И в том, что он говорил о жертвах. Ну, он говорил так. Он говорил в данном случае вполне понятные вещи.
- Журналистика – это профессия, информация — это товар. Журналист, владеющий профессией, он себя продает. Бабченко в этом смысле не был финансово состоятелен, не был востребован.
– Это издержки честности. И наличия такой вещи, как совесть. Я от них давно избавился.
- И все-таки. Журналист Бабченко или просто несчастный человек, который не смог справиться с последствиями войны?
– Не бывает никаких последствий войны. Это выдумки хорошего американского кинематографа. Как раз люди, которые проходят (войну), они к тому, что вокруг них, относятся с гораздо чуть большей терпимостью. Когда они видят высшую точку всякого зла, то, поверьте, ничто в бытовой жизни не может сравняться с теми впечатлениями, и любая реальность невоенная воспринимается как игра – совсем не драматично. Придумали всякие вьетнамские, афганские синдромы, дело не в этом, просто, вероятно, на той войне Аркаша понял, что за сохранение империи надо очень дорого платить. И плата не стоит этого сохранения. И от этого пошел уже его ход. Он, конечно, журналист, но он и публицист. Во всяком случае, если мы говорим о разнице между этими двумя понятиями, то публицист — это такой журналист, который имеет право на самостоятельную точку зрения. Это звездочки на погонах, это высокое звание. Но для того, чтобы стать публицистом, обязательно надо быть профессиональным журналистом. По-другому не бывает.
- А вы читали его рассказы о войне?
– Нет. Слушайте, у меня же столько всего есть почитать, что я еще буду Аркашу, ну? Я к нему чудесно отношусь, но это не значит, что я буду читать.
Беседовала Юлия Никитина, «Фонтанка.ру»
