ПоделитьсяКорреспондент «Фонтанки» отправился волонтером в Северо-Западную археологическую экспедицию Эрмитажа, собственноручно откопал костяной наконечник пятитысячелетней давности и узнал, как сотни петербуржцев ежегодно открывают для себя жизнь предков.
Бросить всё и уехать в глушь, чтобы находить в земле артефакты, которым несколько тысяч лет, – реально, даже не будучи ученым и историком. Причем законно, в благородных целях и интересной компании. Такую возможность дает Эрмитаж: музей продолжает начатую еще в XIX веке традицию археологических раскопок, и в наше время в экспедиции берут с собой и волонтеров.
На сегодняшний день «в поле» работают более двух десятков эрмитажных экспедиций. Многим из них — десятки лет, а география простирается от Сибири до Италии. Но забираться в дальние дали совсем не обязательно: не изученные древности сохранились всего в 10 часах езды на машине от Петербурга. Так, в первые дни августа Северо-Западная археологическая экспедиция под руководством Андрея Мазуркевича завершила свою работу в Велижском районе Смоленской области. Там на территории Сертейского археологического комплекса на земле и под водой с начала 1970-х проходит изучение неолитических свайных поселений IV – III тысячелетия до нашей эры, обнаруженных в начале 1960-х эрмитажным исследователем Александром Микляевым.
В составе экспедиции – профессиональные археологи из Эрмитажа и Института истории материальной культуры РАН, Института археологии РАН, Сорбонны, ученые-естественники из Франции и Польши, эрмитажные реставраторы, а также волонтеры и студенты петербургских вузов из специальных археологических отрядов.
В экспедиции – полное доверие к новичкам, что подразумевает серьезный груз ответственности. Ведь даже вчерашним первокурсникам (экспедиции проводятся в летний сезон) практически сразу же доверяют самое дорогое: работу в раскопе, где таятся орудия из кости и камня, которыми пользовался человек больше пяти тысяч лет назад. Никаких тебе «отсидеться на кухне» и другой «альтернативной службы» (кроме дней дежурств) — сразу к делу. По вечерам проводятся лекции о памятнике, истории края и методике работ, участники получают практические советы.
Сам раскоп представляет собой прямоугольную яму в торфянике. После предварительного изучения волонтерам «выдают» по небольшому участку, чтобы те аккуратно снимали землю слоями: сначала лопатами, а потом, по мере приближения к потенциально интересным слоям, – мастерками и даже руками. Земля сырая. Каждое утро начинается с откачки воды – как с помощью помпы и шлангов, так и вручную, вычерпыванием ведрами воды из колодцев в углах раскопа (поэтому вдоль стен устраивают канавки – без них посреди раскопа образуются лужи).
ПоделитьсяРабота физически тяжелая и грязная: и полные ведра приходится таскать, и со шлангом с холодной водой стоять часами, и по колено в жиже бегать, и на солнце сгорать, и все это отбиваясь от слепней и оводов. Снимать землю на «своем» участке нужно буквально по сантиметру, сидя на корточках, не «закапываясь» в ямки, даже если попалось что-то интересное и любопытство требует срочно вытащить предмет целиком (что случается примерно каждый час – находок тут действительно много).
При этом приходится балансировать босиком на скользких дощечках (ступни могут слишком сильно продавить размякшую землю и повредить хрупкие предметы). Находки складывают в закрывающиеся полиэтиленовые пакетики и закрепляют гвоздями в тех местах, где они были обнаружены — позже точки фиксируют в трех измерениях при помощи тахеометра. Также на плане указывают крупные камни, фрагменты дерева и другие интересные объекты. Снимаемую почву складывают в ведра, которые по мере наполнения относят на промывку, где под сильной струей речной воды из шланга через сито вымываются земля и глина, а остаются более крупные фрагменты: веточки, куски коры, камешки, мелкие кремешки, кости, черепки сосудов… Потом эту землю складывают в пакеты и отвозят в лагерь на камеральные работы: несколько человек перебирают содержимое, извлекая из этой массы почерневшие рыбьи кости и коричневые чешуйки, зернышки, угольки, ореховые скорлупки и даже мелкие кусочки керамики, не замеченные предшественниками на слое. Все это собирают в пакетики с номерами квадратов и отправляют на дальнейшую обработку в Эрмитаж. Научиться отличать, допустим, куски коры от керамики, а дерево от костей можно за пару дней, но часто приходится обращаться за консультацией к старшим, и здесь стесняться не стоит: лучше лишний раз спросить, чем потом пожалеть.
За время в экспедиции волонтеры и студенты успевают попробовать себя на всех этих работах: и на слое, и на промывке, и на камералке. А особенно любопытным и инициативным разрешают помочь реставраторам с очисткой и упаковкой керамики, мытьем и сортировкой находок. При этом инициативность в экспедиции не исключение, а правило: любую свободную минуту каждый сам ищет, чем может оказаться полезен в данный момент — принести шланги и лопаты из старенького "уазика" на раскопе, подтащить ведра, помыть инвентарь или убрать посуду. Исключение — вечерние посиделки у костра с гитарой или за разговорами: это святое. На другие активности после восьмичасового рабочего дня сил и времени, как правило, не остается — ведь нужно еще успеть отмыться в речке, вытащив землю из-под расслаивающихся ногтей и из ноющих порезов (как правило, от проволочных сит) на подушечках пальцев. Награда за палаточную жизнь без привычных удобств — красота туманов в вечерних полях, ежеутреннее пробуждение под стук дятлов, светлячки в сосновых лесах и, конечно, благодарность за то, что тебе доверяют – не больше не меньше – предметы музейной ценности, способные рассказать об истории всего человечества.
Большинство находок относится к слою сапропеля – мягкой и богатой деревом почве, образовавшейся на дне некогда водоема, который когда-то был на этом месте. Когда заканчивается сапропель и начинается белый песок, археологи говорят, что «дошли до материка». И снимают только верхние десять сантиметров, под которыми находок уже не ждут. После этого проводят консервацию раскопа, закапывая его обратно. Часть памятника находится под водой — для ее изучения археологи, прошедшие соответствующее обучение, облачаются в гидрокостюмы и берут с собой баллоны с воздухом.
Итоги сезона подводят поздней осенью на конференции, где выступают представители разных экспедиций. Но кое-что о достижениях Северо-Западной экспедиции за этот сезон можно рассказать уже сейчас: только в рабочие смены корреспондента «Фонтанки» было найдено напоминающее диадему украшение из клыка кабана с зубчиками и отверстиями, которое датируется V тысячелетием до нашей эры (по мнению ученых, оно принадлежало переселенцам из южных степей), несколько костяных наконечников, относящихся к VI тысячелетию до нашей эры, весло, деревянный ковш, развалы сосудов, камни для шлифовки и заточки каменных и кремневых орудий. И это не говоря о многочисленных костях — животных и, предположительно, человека, кремневых предметах и, конечно, фрагментах сосудов.
С керамикой, кстати, связаны сложности: она бывает в настолько плохом состоянии, что ее легко разрезать лопаткой, не почувствовав этого, — и лишь зеленоватый цвет в изломе скажет о том, что перед вами не обычная глина, а размягчившаяся от времени после слабого обжига. Находить керамику (а она появилась именно в эпоху неолита) интересно еще и потому, что всякий раз на ней виден разный орнамент: пока находки говорят о том, что каждое домохозяйство производило собственную посуду, она не приобреталась у какого-либо определенного мастера и не была стандартной.
Современные технологии позволяют творить чудеса: изучая найденную органику, можно, например, установить, какие животные жили в этих местах и в каких условиях. Например, можно предположить, что в некоторых случаях они жили в «подполе», и, соответственно, на какую высоту пол был поднят. А фиксация положения фрагментов керамики может рассказать о том, стоял ли сосуд в яме или упал на берег озера. Но слишком быстрые выводы, устанавливая причинно-следственные связи, у археологов делать не принято. Одно из важнейших правил — не мерить логику древних людей по своей, ведь их мир был совсем другим.
Алина Циопа, «Фонтанка.ру»
