ПоделитьсяСтопки листов со скупыми сведениями, метроном и свечи в качестве дополнения. В годовщину начала блокады Ленинграда петербуржцам предложили скорбеть. И ничего лишнего.
В Петербурге 8 сентября состоялась альтернативная акция памяти жертв блокады. Имена мёртвых читали от Эрмитажа, Русского музея, Манежа и Михайловского театра до школ, библиотек и дворов. Выстрел пушки, минута молчания и череда дат и фамилий – организаторы уверены, что большего и не нужно. Праздновать мы умеем, теперь нужно научиться страдать.
«Адлер Леонид Павлович, реставратор. Богнер, Эрнест Осипович, научный сотрудник отдела запада. Борисов Андрей Яковлевич, профессор отдела востока», – зачитывала в главном дворе Зимнего дворца сотрудница Эрмитажа Татьяна Косоурова.
«Её отец, Никодим Туманов, прокладывал по дну Ладожского озера кабель, который позволил дать Ленинграду свет, – уточняет коллега Косоуровой. – В музее умерло 52 человека, мы собрали их имена».
Точное количество жертв осаждённого Ленинграда до сих пор не установлено. Цифры разнятся от 630 тысяч в книге памяти «Блокада» до полутора миллионов.
«Почти у каждого, кто родился в Ленинграде, есть родственники, которые умерли страшной смертью. У многих они похоронены в могиле, на которой нет даже имени. Свалены во рвы, сожжены в печах», – говорит инициатор акции историк Лев Лурье. Созданный им «Комитет 8 сентября» подхватил инициативу Юрия Вульфа, который ещё пару лет назад собрал жителей своего дома на Конной, 10. Теперь идею решили распространить на весь город. Откликнулись больше пятидесяти площадок, подключились жители, поддержали директор Эрмитажа Михаил Пиотровский и народный артист СССР Олег Басилашвили.
«Меня не смущает, что людей не так много, – оглядывает Лурье немногочисленных туристов, замирающих послушать. – Это только начало, и впечатление уже очень сильное. В Доме журналиста полчаса читали только списки жителей с Рубинштейна, 1. Знаю, что в моей школе № 610 уже отчитали».
ПоделитьсяНазывать имена начали после полуденного выстрела пушки и минуты молчания одновременно на всех площадках. Возле домов и библиотек читали час, на больших площадках – до шести вечера. На парадной лестнице во дворе главного входа в Михайловский дворец погибших сотрудников Русского музея и жителей ближайших домов поимённо четыре часа вспоминали студенты. Своей очереди к микрофону ждали, уместившись на поребриках и с любопытством поглядывая на стоявшую в стороне старушку.
Сергей Михайличенко /"Фонтанка.ру"
«Садовую, 91, не читают, – сетует она. – Была у Михайловского театра, была на Малой Садовой. Не читают».
Галине Петровне 88 лет. В четырёхэтажке на Садовой она жила вместе с матерью, братом и бабушкой до 1942 года.
«25 июля 42-го нам карточки не дали на еду. Дали предписание на выезд. Мне тогда шесть было, брату четыре. Бабушка умерла. Вечером была, а утром уже не стало. Баня, медосмотр, прививка от дифтерии, взвешивание и – по вагонам. Мама тогда 42 килограмма весила, мы с братом не ходили».
Три года семья провела в Сибири, под Кемерово. В Ленинград вернулись в 1945 году, но жить уже было негде – квартиру разбомбили.
«Там была секретная комната, – шепчет Галина Петровна так, будто когда-то взятая с её матери подписка всё ещё действует. – Иногда на фоне умирающих жителей появлялись то какие-то парни, то девушки. Два-три дня жили, а потом исчезали. Как-то переходили линию фронта. Один раз маму заставили съесть блюдечко каши. Сказали: не выпустим вас, детям понесёте. А девушки нам подарили столовую ложку гречневой крупы».
Она обошла несколько площадок, но сама читать фамилии не стала. Говорит, списки – слишком волнительно, лучше оставить их молодым. Студенты тем временем продолжали сменять друг друга у микрофона и называть имена друг другу. Других слушателей у них не было, но расходиться не торопились.
«Это не только для того, чтобы человек слышал. Там слышно, – неопределённо поводит головой Нина Попова, директор музея Анны Ахматовой. – Мы для себя решили, что если не будет никого, то друг другу будем читать. Это ахматовское познание мира».
За выстроившейся к микрофону очередью она наблюдала, сидя на краю скамейки в глубине сада Фонтанного Дома. Отбоя от желающих не было. К именам, фамилиям, адресам и датам жизни жителей ближайшего квартала – а их собрали больше 1 700 – прибавляли стихи, цитаты и отрывки из дневников. Кто-то пронзительно пел. Дочитать получалось не у всех.
«Девушка расплакалась. Тяжело это. Сама боялась читать: не хотела, чтобы голос дрожал. Но нужно их называть, иначе жизни нет. И не нужно так бояться печали», – Нина Ивановна приветствует толпу школьников во главе с молодой учительницей и продолжает: – «Город не потерян. Смотрите, всё идут и идут. И это ведь не обязаловка. Так что всё сложится».
У микрофона девушка в строгом платье читает имена с лёгким акцентом, замирая на особенно сложных фамилиях.
«Я из Польши. Думала, что, может, прочитаю польскую фамилию, но сейчас её не увидела. Наверное, прочитает кто-то другой. Мы скорбим вместе с вами», – уступает она место следующему.
«Прочитаю поляков», – находит её в толпе сотрудница музея и получает в ответ печальную улыбку.
Как помянуть не доживших до победы без воздушных шариков в небе, концертов и официальных возложений цветов показали и горожане. У каждого из них личная история.
«Об этом месте узнала от своей двоюродной тёти. Ей было три, когда вместе с матерью её эвакуировали. Сестра её совсем маленькой погибла. Отец тоже. Он на казарменном положении в заводе остался. Был обречён на голодную смерть, – рассказывает худенькая девушка и достаёт из перекинутой через плечо объёмной сумки листок. – Вот, развесила объявления на парадных, но, наверное, не очень удобная площадка».
Дальний дворик на улице Пестеля, 13-15, заставлен машинами, между которыми втиснута трибуна. За ней молодой мужчина размеренно зачитывает имена. Рядом пожилая пара. Больше никого нет.
«Наталья Андреевна, – представляется женщина в элегантном костюме и уточняет: – Мы омичи, второй раз в Петербурге, пять дней осталось. Соблазняли Пушкиным, Петергофом, но увидели объявления и решили посвятить день этому. Всё-таки Ленинград – это общая судьба. Здесь самые лучшие жили: настоящие революционеры, настоящие большевики в самом лучшем понимании».
Погибших в блокаду родных ни у неё, ни у супруга нет, но в 42-м году семья Натальи Андреевны приютила детей, эвакуированных из осаждённого города. В 45-м их вернули в Петергоф. Тридцать лет поддерживали переписку, потом утратили связь.
«Мама моя умерла, фамилии не помним. Не понятно, как искать. А тут, только посмотрите, – протягивает она листок – единственный прочитанный, на который хватило выдержки. – Мальчик, Сергей Николаевич, родился в 42-м и умер в 46-м. Четыре года! До Польши дошли, а Питер всё освободить не могли. Лучших людей уничтожили. Только на улице Пестеля полторы тысячи погибло. Как это можно простить? Вот я и расплакалась здесь».
«Эти имена десятилетиями не звучали. Их нужно было произнести, нужно было бросить в эфир. Эти списки как крупица жизни – убеждают любого», – говорит супруг Натальи Андреевны и сменяет за трибуной 32-летнего Виталия. У него тоже личное.
«На Литейном в блокаду жила сестра моей бабушки. Потом помещение стало нежилым, появилось заведение, я там даже работал», – рассказывает он. Его родные пережили блокаду, но списки погибших он готов читать, пока хватит голоса.
«У меня родная бабушка пережила блокаду, – делится Елена. – Жила здесь, но нас, своих внучек, к дому никогда не приводила. Она работала в санитарной команде, весной 42-го сопровождала машину с телами на Пискарёвское кладбище. И там познакомилась с моим дедом, военным моряком из Кронштадта. У него был паёк, он бабушку подкармливал. И спас. Вот такой парадокс: познакомиться на кладбище среди штабелей трупов и благодаря этому выжить».
«Не дай вам бог такое пережить», – попрощались сибиряки.
Елена готовилась читать имена три часа – дольше всех из отозвавшихся на инициативу жителей, но во дворе на Пестеля пришлась не к месту. Девушку спугнула дама в красном: список мёртвых мог растревожить покой центра музыкальной терапии и помешать радости взаимодействия с собой.
Татьяна Ципуштанова, «Фонтанка.ру»
P.S.: «Фонтанка» к 8 сентября собрала информацию о 25 неочевидных местах, хранящих память о блокаде. Читайте об этом в нашем гиде.
