В Париже и других городах Франции идут столкновения с полицией из-за роста цен на топливо. Как пахнет слезоточивый газ, «Фонтанке» рассказали две россиянки, которые в эти дни оказались по разные стороны баррикад.
В минувшие выходные центр Парижа снова окутал дым слезоточивого газа. Активисты движения «Желтые жилеты» продолжают добиваться отмены решения о повышении цен на топливо. С 1 января бензин во Франции должен подорожать на 3 цента, дизель — на 6,5 цента. К вечеру субботы Париж запылал, а десятки участников столкновений с полицией были задержаны. В понедельник, 3 декабря, стало известно о попытках распространения протеста на образовательные учреждения. Французская пресса сообщает о блокировании более 100 лицеев по всей Франции.
Как «новая французская революция» выглядит изнутри, «Фонтанке» рассказали две россиянки, давно живущие во Франции. В эти дни они оказались по разные стороны баррикад. Бизнесвумен, мимо окон которой каждые выходные бегают то полицейские, то протестующие, бьют витрины и жгут авто. И анархист-социолог, которая несколько лет изучает тактику уличной борьбы Парижа в прямом смысле на собственном опыте.
Екатерина Латыпова. Организатор Форума STARTECH в Париже, которая продвигает российские инновационные проекты на европейский рынок. Она живёт в самом центре Парижа на улице Клебер, где прошли самые ожесточённые столкновения полицейских и протестантов.
Автор: Ксения Акабова
- Протест нарастает или идёт на спад?
– Сильные манифестации у меня под окнами вторую субботу. Для них это некий «третий этап». Первый раз это было совсем неорганизованно и мирно. Второй – это когда первый раз прошли по моей улице Клебер. И много чего погромили. Разбили остановки. Строили какие-то баррикады. Сожгли скутеры и самокаты на парковке. А в эту субботу устроили просто бред! Не скажу, что идёт на спад.
- Стало быть, есть организация у бузотёров?
– Насколько мне известно, эти «жёлтые жилеты», как они себя называют, они совершенно не организованы. Хаотичное движение. А те, кто ломают и устраивают поджоги, вообще не имеют к ним отношения. Организованные банды «кассер», ломатели. Они из пригородов Парижа. Они надевают те же жёлто-зелёные жилетки и под прикрытием движения взламывают магазины, берут «подарки на Новый год».
- Динамика плохая получается. От мопедов к грабежу.
– Да. На моей улице разбили десять банков, рестораны, витрины. Для них это символичное место. Такая финансово благополучная улица. Разгромили тут все банкоматы. И я не скажу, что это обычные леваки, которые периодически выходят померяться силой с полицейскими. Не могу сказать, что это мигранты с окраин. Я бы сказала, что это люмпены, которые не хотят работать. Это не подростки. Это взрослые сильные мужики. Подростков вовлечено немного.
- Громить банки – это же не велики на парковке воровать. Где полиция? Вы их видели в окно своей квартиры на Клебер?
– Французские базовые установки говорят, что человеческая жизнь более ценна, чем материальные вещи. Власти сохраняют человеческие жизни, даже когда идут фактические погромы. Когда стало понятно, что могут быть жертвы, полиция отступала. Они не имеют права действовать иначе. При этом работали все полицейские. 100%. И они работали как сумасшедшие! Они страдали. Они молодцы! Отступали у Триумфальной арки, которая от меня в двух шагах. Они её окружили, изолировали, но когда полетели в них «коктейли Молотова», они были вынуждены отступить. И тогда протестующие прорвались на Клебер и стали громить всё подряд. Я видела, как полицейские как минимум один раз прошли по улице. Зачистили. Использовали газ, шумовые гранаты. И многие убежали от них на соседние улицы. Это было около 14-15 часов. И полиция ушла в более горячие места. Шанз-Элизе (Елисейские поля. – Прим. ред.).
- И разбежавшиеся снова собрались?
– Начался такой бардак! Они были злые, что их прогнали газом. Мы хотели выйти из дома, т.к. решили, что заканчивается всё. Но тут начались поджоги. Стали вытаскивать мебель из ресторанов. Жечь её. Сожгли все припаркованные машины. «Мерседесы», «Порше», все.
- Вы как спасаетесь лично?
– Закрываю ставни на окнах. Как тут ещё спасаться? У меня всё равно вся квартира была залита слезоточивым газом! Ничего не сделаешь. Живу я на первом этаже… В очень хорошем месте. Но в эти выходные моя улица пострадала дважды! Просто Клебер соединяет площадь Трокадеро, где проходят все социальные манифестации, и Этуаль (площадь Шарля де Голля. – Прим. ред.). В прошлую субботу тут прошли более-менее мирно, если не считать разбитых остановок. Теперь думаем, что это было «по мелочи». Непонятно, почему власти не обезопасили нашу улицу во второй раз, в эти выходные, после того, как её уже громили неделю назад. Летали вертолёты. Всё они видели.
- Громят именно у вас только из-за логистики протеста? Вы сказали, что это их маршрут от стандартного места сбора на митинги.
– Не только поэтому. Это дорогой район. Это район банков.
- Условно говоря, по известному принципу – «бей буржуя»?
– Да. Это золотой треугольник. Самый престижный деловой район.
- Власть же обычно богатых в обиду не даёт. Что они будут делать дальше?
- Непонятно. Говорят, что идут некие переговоры власти и протестующих. Но надо понимать, что причины нынешних беспорядков связаны с решениями самой власти. Несколько лет назад ещё при Олланде (президент Франции в 2012-2017 годах Франсуа Олланд . – Прим. ред.) власти призывали людей покупать дизельные автомобили. Заманивали интересными ценами и другими преимуществами. А сейчас, в связи со всякими экологическими делами, дизельные машины вредные. И все эти скидки и послабления по дизельной технике отменили. Собственно, потому и начали протестовать. И им плевать, где им разрешили протестовать. Протестуют, где хотят. А у нас свобода собраний и свобода передвижений, их ограничить не могут в принципе.
- И что с этим можно сделать, на ваш взгляд?
– Не вижу выхода. Армия не может противостоять не вооружённым гражданским. Полиции не хватает ресурсов. Ведь протестующие передвигаются на метро. Без жилетов. Выходят на улицу группой 30-40 человек, надевают жилеты и идут громить улицы. Как это предвидеть? Они же не с флагами бегают. Всё это очень задолбало и неприятно, но была допущена одна существенная ошибка. Когда стали делать эту дизельную реформу, власти не провели разъяснительную работу сначала. Не объяснили ничего. Педагогическая ошибка, коммуникативная. Не было входа в эти изменения. И вот в эту субботу народ уже стал требовать Макрона в отставку, отмены других налогов.
- Аппетит пришёл во время еды?
– Да. Именно. Сейчас вроде бы эти «жёлтые жилеты», видя, во что всё превращается, вернулись к своим первоначальным требованиям по отмене налога на дизельное топливо. Они беседуют с властями. Весь день правительство заседало. Макрон лично был тут на Клебер. Но уже была куча круглых столов, все открыты, все ищут решение. Были предложения введения армии для охраны зданий.
- Комендантский час? Перекрыть соседние улицы к следующей субботе?
– А не надо меня выводить на экстремистские реплики. Я этого никогда не говорила и никогда не скажу. Я француженка уже! Но могу сказать, что сегодня газета Le Figaro запустила голосование на сайте «отменять ли право на проведение манифестаций?» И там итог голосования 50/50! Даже когда идут такие погромы! И это не про комендантский час, а просто про проведение манифеста. Право на манифестацию – это суверенное демократическое право человека здесь. Все понимают, что сегодня запретят этим, а завтра запретят остальным. Не путайте! Это не Россия! Именно поэтому здесь хорошо жить! Да, есть риск, что кто-то может этим воспользоваться.
- И поэтому в следующую субботу вы уедете из города? Элементарно ради собственной безопасности.
– (Долгая пауза.) Не могу так сказать… Не знаю. Но я не буду менять свои планы по велению «жёлтых жилетов». Надеюсь, что за эту неделю будет найдено какое-то решение. Может быть, прибегнут к помощи армии, но не для того, чтобы сталкивать с гражданскими, а для охраны зданий от вандализма. Всё это ужасно, погромы делают не люди, а звери, но это не теракт. Нет ни одного человека, который умер в эти дни из-за столкновений. И я очень горда за французов, потому что при таких диких беспорядках у нас бы уже давно начали стрелять. Да, много ущерба, идиоты-погромщики не понимают, что их действия, наоборот, увеличат налоги, чтобы всё это починить, но это не внушает паники. Отвращение – да, но не панику. Витрины чинят, город весь убран. Сгоревших машин нет. Дикое количество уборочной техники. У меня непонимание, как можно настолько озвереть в государстве, которое столько для тебя делает. Им бы в России пожить было полезно. Для сравнения.
О своем взгляде на пылающий центр Парижа "Фонтанке" рассказала социолог, анархист, представившаяся как Ксения Акабова администратор телеграм-канала Paris Burns, на котором в том числе анализируются тактика и арсенал французской полиции и протестующих.
- Всё стихийно и неорганизованно?
– Да. Движение «Жёлтых жилетов» этим и интересно. Оно изначально развивалось в провинции. Это «народные массы». В отличие от «ночного стояния», которое было в Париже в 2016 году, когда оккупировали Площадь Республики, сейчас мало классических европейских левых на улицах. Мало либералов и профсоюзов. Изначально профсоюзы не стали поддерживать это движение. Они не отрекаются, но никаких официальных заявлений в поддержку не делают. Движение стихийное. Даже левые анархисты очень долго тянули, прежде чем примкнуть. Первые демонстрации прошли без них. Именно отсутствие организаторов позволяет движению развиваться. Вызов для власти сложный. Непонятно, с кем договариваться. Надеюсь, что «лидеры» и не появятся. Как только появятся «представители», движение можно будет контролировать и уводить с улиц.
- Говорят, что идут уже переговоры. Кого с кем?
– Я слежу за этими процессами постоянно, но мне неизвестно, кто и с кем переговаривается. Есть большое разногласие в самом движении. Одни хотят представителей, другие нет. Есть попытки предотвратить переговоры. Активисты боятся слива протеста.
- Какой смысл протестовать, если народ сам не знает, чего он хочет?
– Всё понятно, чего народ хочет. Сначала хотели отмены налогов на бензин. И эта история интересна сама по себе. Всё началось с климатического саммита в Париже в 2015 году. Стартовала серия протестов. Тогда вводили чрезвычайное положение. И люди понимают, что попытки решения экологических проблем за счёт бедных – это свидетельство кризиса капитализма. Люди понимают, что решать проблемы с экологией хотят за их счёт, а не за счёт крупных корпораций. Изначально требования «жёлтых жилетов» были такие: облагайте налогами богатых и транснациональные корпорации. В самой Франции масса крупных компаний, которые уводят налоги через офшоры. Теперь уже требуют отставки президента Макрона. Это сейчас главное требование.
- А при чём тут он, если началось всё при другом президенте?
– Налог на топливо введён при нём. Символом этого решения уже стал Макрон.
- Но неделю назад он ещё не был «во всём виноват». Что изменилось?
– Его отставки требовали и ранее, просто в минувшие выходные это было сказано громко. Это заметили. Требования нарастают постепенно. И это совершенно нормально.
- Нарастают, потому что нет адекватного противодействия?
– Надеюсь, его и не будет. Всё больше людей примыкает к движению. Сами участники протеста говорят в интервью на местном телевидении, что хотят на базе этого протеста получить полноценное политическое движение.
- Жители улиц, где идут погромы, говорят прямо противоположное. Такое политическое движение им не нужно.
– И их можно понять. Но если человек может себе позволить жить в таком районе, он попадает в разряд «врагов» для тех, кто начал этот протест. Его начали те, у кого реально всё очень плохо с самообеспечением. У них не хватает денег.
- Я почти не знаю людей, которые скажут «мне хватает денег». Как выглядит портрет этих «нуждающихся»?
– Это мужчина между 40 и 50 годами. Рабочий либо мелкий предприниматель. Либо железнодорожник, либо строитель, либо фермер. Человек, которого душат налоги. Пример – человек, у которого собственная булочная или свой мелкий магазин стройтоваров в маленьком городе. Это движение активно в маленьких городах. Например, город Пюи с населением 18 000 человек. Там сожгли полицейскую префектуру. Идут протестовать обычные работяги. И это происходит везде. В самых разных районах Франции. В Бордо, например. Полицию сожгли недалеко от границы со Швейцарией. Около Лиона. Классический парижский протест – это площади центральных городов. А сейчас это происходит на «рон пуа», на автомобильных развязках. Изначально протестующие перекрывали небольшие дороги, ведущие в Париж. Провинция – основная база этого протеста.
- Какие есть цифры, подтверждающие рост протеста?
– Цифры у всех разные. Одни говорят, что в эти выходные людей вышло меньше. Другие, что больше. Кто-то насчитал 4 000 человек в Париже. Кто-то 8 000. По моим подсчётам, около 130 000 суммарно по всей Франции. Лично я на баррикадах на улице Клебер, где было одно из самых крупных столкновений, видела необычные сцены. Вот эти 40-50-летние железнодорожники или строители граблями били автомобили, разбивали стёкла. То есть это не молодой пацан в чёрном капюшоне из новых районов Парижа. Это обычный мужик. И делали они это с открытыми лицами. Это очень необычно. Обычно протестующие скрывают лица.
- Как удаётся избегать насилия в отношении местных жителей?
– Насилия в отношении тех, кто не в форме, действительно нет. Насилие в отношении полицейских, да, было. В этот раз народ даже отгонял полицейских, которым удавалось кого-то выхватить из толпы. У Триумфальной арки полицейских просто отогнали. Там жёлтых жилетов в один момент было примерно в 4 раза больше, чем полицейских. Правда, сначала закидали их камнями и брусчаткой.
- Если бьют машины, риск, что будут бить их владельцев, есть?
– Этот риск отсутствует. Протестующие не били и не будут бить людей без полицейской формы. Их движение не направлено против людей. Оно против капитализма, против власти богатых.
- Сложно полицейских назвать богатыми. Или во Франции можно бить полицейских, не опасаясь последствий?
– Если тебя поймали, когда ты избивал полицейского, конечно, ты станешь фигурантом уголовного дела. Но дело в том, что людей очень много и они все одинаково одеты – в жёлтые жилеты.
- Какая тактика?
– Полиция перекрыла заранее территорию вокруг Триумфальной арки. Всю площадь. Столкновения были при попытках прорыва. В протестующих стреляли гранатами со слезоточивым газом, а также использовали гранаты с резиновыми пулями, которые при разрыве довольно больно бьют всех вокруг. Нескольким людям этими резиновыми наполнителями из гранат выбило глаза. Но сначала стреляют газом. В ответ летят бутылки и камни. «Коктейлей Молотова» я не видела, но горящие автомобили – да. Чем их поджигали, я не знаю.
- То есть летящих в полицейских горящих бутылок, как было на Майдане в Киеве, не было?
– Я не видела. Но огня вокруг было очень много на этот раз. Возможно, я просто была не в той точке. Их было несколько.
- Что дальше будет делать власть? Комендантский час? Ввод армии в город?
– Сейчас обсуждают идею ввода «чрезвычайного положения». Но что это такое, никто не понимает. Этот режим ЧП вводили в 2015 году и не отменяли. Формально этот режим действует. То, что до 2015 года было «чрезвычайным», давно стало нормой. Говорят, что по итогам переговоров станет яснее. Но кто субъект переговоров, не ясно. Провинциальные «желтые движения» опасаются слива протеста системными политиками.
- И на что провинциальные «жёлтые жилеты» рассчитывают? Что протест начнётся не только по выходным, но и в будни?
– Да. Мне многие прямо сказали, что рассчитывают на некую революцию. Верят в «революционный момент». Верят, что народа будет настолько много, что полиция перейдёт на сторону протестующих.
- Лидеров нет, плана действий нет, часть за одно, другая часть за другое. Верить в то, что власть сдастся, в такой ситуации не слишком наивно?
– Я бы не стала судить французов, которые в своей истории очень много добились именно так. От французов можно ждать чего угодно. Они могут удивить. Я бы не спешила с выводами. Настроения в народе далеки от удовлетворения.
- Но динамики, которая подтверждает перспективность их надежд, мы не видим.
– Первые две недели в протесте не было леваков. Они не ходили, т.к. «слышали, что протестуют правые». Анархисты делали заявление, что не пойдут на улицу, т.к. там нацисты. Это было неделю назад. А в этот раз анархистский и левый блок вышли. Они выступили с заявлением, что «примкнуть обязаны, чтобы дать движению левый поворот». Условно этих протестующих можно назвать молодёжью. Хотя там есть и 60-летние люди со значками анархии на груди.
- Правые и левые на одной улице друг друга пока не побили?
– Пока обошлось одним инцидентом, когда правому организатору левые-антифа врезали по лицу. Потому что он раздавал свою агитацию, а район накануне украсили нацистскими граффити.
- Вот он, выход для власти, рецепт для Макрона?
– Я могу сказать, что полиция при Олланде была гораздо более жестокой. Я наблюдаю за всем этим здесь со времён Саркози (президент Франции в 2007-2012 годах Николя Саркози. – Прим. ред.). При этом Олланд позиционировал себя как президент-социалист. Первая демонстрация при Макроне в 2017 году прошла супертихо. Мы шли с чёрным блоком, и полиция пряталась в маленькие переулки, вместо того, чтобы перекрывать улицу перед нами. Они выбегали, только если что-то происходило. Чтобы с ними столкнуться, надо было специально идти в переулки, оказываться в тупике. То есть полиция изменила тактику. Сегодня они ждут, когда их спровоцируют. И в итоге для медиа картинка получается такая: плохие нацисты закидали ментов, а те защитились. Тактически Макрон действует грамотно. Он не нападает. Он ждёт нападения. Он ждёт, когда протестующие перессорятся. И ему удаётся более-менее удерживать симпатию зрителя ТВ.
- Допустим, власть отменяет решение по налогам на топливо. Протест автоматически умирает?
– Думаю, что часть сольётся. Часть останется. Так здесь всегда. В 2006 году был большой протест против «контракта первого найма», «закон о равенстве шансов». На улицы вышли тысячи студентов. Заблокировали десятки ВУЗов, включая легендарную Сорбонну. Было много раненых. Но когда профсоюзы оговорились отменить лишь одну статью из этого закона, по которой можно было увольнять молодых работников без объяснения причин и компенсаций, большинство протестующих ушли с улиц. То есть те, кто добивается дешёвого бензина сегодня, уйдут. Но останутся те, кто выступает с политическими лозунгами. Но тогда будет мало людей, и с ними будут действовать жёстко.
- Ясность наступит в следующий уик-энд?
– Да. 8 декабря будет решающий момент. Если людей выйдет больше, то всё продолжится дальше. Если будет меньше, возможно, всё угаснет.
- Запрет на манифестации – метод сдерживания?
– Нет. Это ничего не изменит. Все прежние демонстрации были несанкционированными. Ни одна из них даже не заявлялась.
- Здесь многие комментаторы ваших новостей говорят, что если бы это было в России, «давно бы полиция применила оружие и правильно бы сделала».
– Я думаю, что режим во Франции просто менее жесток к своим гражданам. Но я не скажу, что здесь демократия. Это слово вообще мало что значит в современном мире. Просто если здесь начнут стрелять, то гнева будет только больше. Будет больше людей на улице. Да, используют полубоевое оружие. Я, кстати, сама от него пострадала. У меня на спине шрам от ожога, после гранаты. И это не суперкруто. Мне повезло, что у меня был в тот момент рюкзак на спине и несколько слоёв одежды. Даже в больнице эту рану записали как «рана от оружия».
- Медики не сдают раненых протестующих полицейским?
– Наоборот. Меня ранили 1 мая 2017 года. Тогда пострадало около 120 человек. И когда мы пришли в ближайшую больницу, далеко, истекая кровью, не уйдёшь, медсестры и медбратья ругались на полицейских. Говорили, что они сволочи, что так поступают, и что не имеют на это права. Было даже совместное заявление больниц Парижа о недопустимости использования таких спецсредств полицейскими.
P. S. Во вторник, 4 декабря, Agence France-Presse со ссылкой на свои источники сообщило, что премьер-министр страны Эдуар Филипп собирается объявить мораторий на повышение налогов на топливо.
Николай Нелюбин, специально для "Фонтанки.ру"