ПоделитьсяУ государства Российского «внутренних врагов» нет, уверен политолог Станислав Белковский, который проанализировал для «Фонтанки» последние громкие уголовные дела по разнообразным активистам.
Политолог Станислав Белковский уверен, что у власти отсутствует системный подход в поиске «внутреннего врага». Но есть нюансы – недруги находятся спонтанно. «Пятой колонной» может стать любой, вне зависимости от своих взглядов и цвета глаз. Есть условие, чтобы остаться «своим»: отсутствие какой-либо идеологии или готовности её отстаивать, а также равнодушие к несогласованным или акциям прямого действия.
- «Внутренний враг» в России есть? Я не раз слышал от пенсионеров, да и от людей среднего возраста, что, например, «пятая колонна» мешает жить всем.
– С точки зрения христианской доктрины, у человека, безусловно, есть враг. Дьявол и обуревающие нас бесы – это наши враги. В политическом смысле внутреннего врага нет. Если заходить с исторических позиций, то внутренним врагом России является ее элита, поскольку она исторически ухудшает перспективы. Но я считаю, что слово «враг» вообще должно быть исключено из политического лексикона, потому что способствует созданию той самой атмосферы ненависти. Могут быть оппоненты, но не враги.
- Пока складывается другое ощущение.
– Да, власть будет эксплуатировать эту тему, так как любые неудачи, внутренние и внешние, удобно списывать на внутреннего врага и демонстрировать его.
- Давайте по пунктам. Бизнесмены могут быть внутренними врагами государства? Адвокат Вадим Клювгант сказал в интервью «Фонтанке», что недавний закон, где предусмотрено 15 лет за занятие «высшей иерархии в преступном мире», – как раз для того, чтобы неудобных бизнесменов мучить было удобнее.
– Бизнесмен – не внутренний враг. Просто многие бизнесы являются предметом конкурентного передела. Чтобы отнять чей-то бизнес, надо иметь инструментарий в виде законодательства и правоприменительных органов, то есть силовых структур. При Дмитрии Анатольевиче Медведеве, третьем президенте РФ, намечалась декриминализация 159-й статьи. Если бы она действительно случилась, то использование силовых структур для передела собственности упало бы на порядок. Но силовые структуры это заблокировали и при Владимире Путине сняли окончательно.
- Бизнесмены – не внутренние враги, хорошо. А если посмотреть на политических активистов? Когда началось преследование таких групп по интересам?
– Использование УК и силовых структур для решения политических вопросов не прекращалось никогда. Оно существовало и при Борисе Николаевиче Ельцине. Давайте вспомним, что, когда Андрей Клементьев выиграл выборы мэра Нижнего Новгорода в 1997-м, то власть посадила его в тюрьму, и были назначены новые выборы. Вопрос в масштабах бедствия. Когда система устоялась, стало понятно, что можно все. Прецедентный характер в этом смысле имело дело Ходорковского, поскольку если его можно съесть, то можно и кого угодно. В этот момент силовики потеряли страх.
- А сенатор Арашуков – враг системы?
– Он не враг системы, он «системный вор». Его проблема только в том, что он попался. Видимо, накануне передела власти в «Газпроме» нужен был большой скандал.
- Ну кто же тогда враг?
– Ну, вот Ходорковский остается врагом Кремля. Но дело не в Ходорковском. Перед сочинской Олимпиадой Путин был готов к окончательному примирению с Западом. На определенных условиях. Он к этой сделке готовился, помиловал Ходорковского. Вышли на свободу Pussy Riot, нидерландские экологи с платформы «Приразломная» и так далее. Все это делалось под то, чтобы на фоне сочинской Олимпиады договориться с Западом о разделе сфер влияния. Однако этого не случилось. И Владимир Владимирович понял, что все равно всадят нож в спину, как с ними не договаривайся. Он пожалел о том, что сделал. А сожаление перерастает в глубокую неприязнь. Которая никогда и не исчезала, но после 2014 года обострилась.
- Группы оппозиционных политических активистов? Судя по количеству прошедших через тюрьмы и даже погибших, нацболы (члены запрещенной в России партии НБП. – Прим. ред.) были первыми политическими «внутренними врагами» современной РФ?
– Нет идеологического отношения к внутренним врагам, наше государство деидеологизировано. Обычное коррупционное государство третьего мира. Просто очень большое и с ядерным оружием. Поэтому претензии технологические: нельзя заниматься акциями прямого действия, выходить на улицы. Да, одно время нацболы были в авангарде прямого действия.
- Потом пошли все остальные националисты. В нулевые они для Кремля враги или скорее союзники?
– Всегда противники. Национализм, с точки зрения Кремля, всегда обладал максимальным ресурсом с точки зрения вывода людей на улицу. И второе – Владимир Путин вообще не любит идеологически мотивированных людей. Он любит финансово мотивированных людей, потому что такими людьми очень легко управлять. Вот Дмитрий Олегович Рогозин – кто он? То он ярый националист, а то он уже представитель Путина в НАТО, а потом он уже вице-премьер. Вот такие люди удобны. Которыми очень легко управлять с помощью денег с одной стороны, и с помощью страха с другой.
А идеологически мотивированных людей так просто не купишь и не запугаешь.
- После Крыма и востока Украины националисты разве не перестали быть идеологически мотивированными?
– Не перестали. Далеко не всякий, кто закричал «Крым наш», стал другом Кремля. Все равно Кремль не любит националистов. И мы это увидели на практике – все равно им ничего не обломилось. А за протестные акции их винтят, как и прежде.
- Как же. Декриминализовали 282-ю статью. И через запятую: Демушкин на свободу вышел, друг Чубайса Квачков вышел. Кремль снова к ним лицом поворачивается?
– Ну, они сидели за какую-то ерунду и отсидели почти полные сроки. А тот же Тесак загремел по полной программе, хотя изображал из себя вполне лояльного. Я думаю, что умные националисты изжили опасную иллюзию, что они союзники с властью, действительно, возникшую после Крыма. Судьба ДНР и ЛНР была в этом смысле очень показательна. На войну туда отправилось большое количество националистов. И как же их за это отблагодарили? Кого-то взорвали, кого-то убили. И не рассматривают как военнослужащего, не платя пенсию оставшимся родственникам. А кого-то уже и посадили за незаконный провоз оружия через границу.
- Но некоторые из них продолжают гастроли: в Сирии, ЦАР и вроде как даже в Латинской Америке.
– Да, но это их личное дело. Власть не считает их за это друзьями.
- Какие другие общественные движения и как меняли образ внутреннего врага? «Марши несогласных», антифашисты столицы с их Химкинским лесом и дымящей администрацией, «Стратегия-31», нынешние акции навальнят. Что я пропустил?
– Акции футбольных фанатов. В том числе после убийства фаната Свиридова в 2011 году. Та Манежная площадь была весьма знаковым событием для Кремля. Но я повторюсь, что никакого системного внутреннего врага нет. Есть проявления, которые Кремль не любит. Первое – это наличие ярко выраженной идеологии и готовность её отстаивать, а не продаваться за деньги. Не продаёшься – не наш человек. Второе – готовность выходить на несогласованные акции и акции прямого действия. Вот эти «А и Б» Кремль будет гасить. Взгляды людей, соответствующих этим «А и Б», цвет их кожи, глаз, окончания фамилий не имеют никакого значения.
- Алексей Навальный вроде как подпадает и под «А», и под «Б». Он внутренний враг? Почему он неприкасаем?
– Раз уж мы всё же соглашаемся на термин «враг», против которого выступаю я, но не Кремль, то давайте вспомним дихотомию «лучший враг – предатель», которая, безусловно, крайне важна для Владимира Путина. У него есть предатели и враги. Карает он жестко именно предателей. А врагов он часто не карает, потому что даёт им право быть таковыми, если они ему не угрожают. Я ему не угрожаю. У меня нет никаких ресурсов. Ни денег, ни власти, ничего. Поэтому я могу делать всё что угодно. Плевать ему на меня. А вот Михаил Ходорковский угрожал. У него были огромные деньги и связи. С ним разобрались. Враги бывают опасные и не опасные.
- Навальный из каких будет?
– Алексей Анатольевич – человек достаточно системный. Не будем забывать, что он полностью по правилам Кремля сыграл в 2013 году на выборах мэра Москвы. Нет сомнений, что выборы мэра Москвы тогда были договорным матчем. Когда выяснилось, что Собянин едва преодолел 50%, и мне не очень понятно, честно ли. Конечно, Алексей Анатольевич мог вывести людей на улицу, но не вывел. И даже на итоговом митинге в Лужниках сказал, что скажет, когда надо идти на улицы. Фраза крамольная, но кары не наступило. Навальный строго играет в рамках договорённостей. Он важный санитар леса, который позволяет системе устраивать свои внутренние разборки без привлечения формальных ресурсов самой системы.
- То есть он не то что враг, а скорее даже «союзник»?
– Нет. Но его не мочат, потому что он не нарушил ни в чём своих обязательств. Он далеко не всегда их брал. Но те, которые брал, выполнил. Он надёжный человек для власти. А во-вторых, он очень нужен как канал разоблачения коррупционных схем, равного которому сегодня в России нет. Поэтому его неприкосновенность объясняется тем, что издержки от того, чтобы загасить Навального, будут гораздо больше, чем польза от его существования.
- Фигуранты дел о преследованиях активистов и в прежние годы неоднократно заявляли о провокациях силовиков. В этом смысле сравнительно свежее дело «Нового величия» не уникально. Однако со стороны может показаться, что в этом деле вообще ничего, кроме провокации, нет. На сколько процентов «внутренний враг» – продукт самой системы?
– В значительной степени. Всякий чиновник, а тем более в России, в большей степени должен оправдывать своё существование. Такие дела очень часто мотивированы только тем, что конкретному силовику нужна дополнительная звёздочка на погонах. Нет экстремистов – нет звёздочки. Это не уникальная российская их особенность. Дело «Нового величия» отличается тем, что оно непыльное. Гораздо легче заниматься такими детишками, чем бороться с реальными террористами, которые могут и из гранатомета стрельнуть.
- То есть политолог Валерий Соловей, когда говорит, что для репрессий всё готово, прав?
– Всё готово для усиления точечных репрессий. Не массовых. Их не будет. Масштаб точечных всегда продиктован ситуативными соображениями. Не общей стратегией, которой нет. Если не считать стратегией движение на изоляцию России. Оно есть. И все открытые и публичные противники этой изоляции находятся под боем. А есть масса непубличных. Причём в самой системе. Они сидят на Старой площади, в Доме правительства, крупнейших корпорациях. Только они об этом не говорят вслух, а сокрушаются про себя или максимум дома на кухне.
- «Открытая Россия» (сетевое движение, ранее – одноименная общественная организация, признанная в России нежелательной. – Прим. ред.) – в чём её проблема? Февраль 2019 – это первое уголовное дело о «нежелательной организации». Арест активистки Анастасии Шевченко. Смерть её дочки-инвалида.
– В этой истории тоже присутствует фактор нелюбви к Ходорковскому. Потому что Ходорковский никак не успокоится и не станет частным лицом. Хотя, насколько мне известно, между Ходорковским и Путиным не было никакой формальной договорённости. Тут Ходорковский перешёл дорогу Евгению Пригожину, весьма влиятельному субъекту современного российского политико-экономического пространства. Скандал с убийством Орхана Джемаля, Александра Расторгуева и Кирилла Радченко в ЦАР ещё только разгорается, но уже ясно, что Ходорковский раздобыл и обнародовал весьма убедительные факты об этой истории.
- Да, но зачем в центр удара по делу «Открытой России» ставить мать троих детей? Теперь уже двоих…
– Она самый яркий активист этой организации. Я не вижу за Настей Шевченко, которую неплохо знаю лично, никаких очевидных грехов. Ничего там нет. Но ведь у нас традиционно бьют по освещённому плацдарму. Ищут под фонарём, а не там, где темно. Жестокая картинка? Таких примеров за последние 15 лет очень много.
- Почему эта история вызывает некий общественный резонанс, а условные левые, которых тоже пытают, сажают, убивают, – нет.
– А не надо забывать про дело Юрия Червочкина, которое вызывало не меньший резонанс в своё время, чем дело Насти Шевченко сегодня. Просто все уже забыли про Червочкина. Кроме того, в эпоху дела Червочкина было немало оппозиционно настроенных людей, которые ещё оставались на стороне Кремля и считали, что Кремль на самом деле добрый. Сегодня я таких людей не знаю. Их не осталось. Последняя волна иллюзий у националистов была связана с Крымом. Но и эта волна уже разбилась о быт.
- Религиозные преследования идут особняком или это можно ставить через запятую с преследованиями политических активистов? Свидетели Иеговы (деятельность этой религиозной организации признана экстремистской и запрещена на территории РФ в 2017 году. – Прим. ред.). Датчанин Кристенсен получил-таки 6 лет тюрьмы за свою веру.
– Дьявол, как всегда, в деталях, а мне детали дела Кристенсена не знакомы. Но в России есть РПЦ МП, которая, естественно, боится за свою монополию и ресурсы. Эта церковь не скрывает неприятия ко всем конфессиям, которые не входят в традиционный квартет конфессий. Преследования иеговистов могут быть результатом борьбы за недвижимость. Они тоже не внутренний враг. Они объект поглощения.
- В списке политзаключённых «Мемориала» иеговисты – одна из основных преследуемых групп.
– Потому что иеговисты очень заметно не отвечают основному критерию «А». Они отнюдь не деидеологизированы. А как приложиться к административным ресурсам современной РФ, они не подумали. Им просто не приходило в голову, что их могут замочить ни за что. Для них это не было аргументом.
- Как вообще выглядит схема принятия решения о преследовании конкретной группы? Что вы знаете про алгоритм?
– Всё зависит от масштаба преследования. И решения принимаются на самых разных уровнях. Думаю, что преследования активистов «Открытой России» – это отдел департамента по борьбе с терроризмом ФСБ.
- А региональная история – обыск у журналистки Светланы Прокопьевой в Пскове, которая позволила себе вслух анализировать причины самоподрыва молодого человека в офисе ФСБ, это тоже попытка обозначить – «не высовывайся»?
– Да, вполне возможно, это решение было принято на региональном уровне. Продвинуться по службе, оправдать свое существование на той или иной бюрократической позиции. Это отдельный важный мотив. Это не про врагов системы.
- Известно, что Прокопьева по взглядам близка к весьма популярному яблочнику Льву Шлосбергу.
– Да, Лев Маркович давно всех достал с историей с псковскими десантниками и получил за это по голове. Все, что связано с разоблачением махинаций по отправке войск туда-сюда, чувствительно для силовиков. Не простили. Я не утверждаю, но это может быть так.
- Борис Немцов тоже был «внутренний враг»? Кстати, за что с ним так?
– Все-таки нити тянутся к кругам, близким к руководству Чечни. А что стало детонатором, триггером, я не знаю. Это самое скользкое место во всей этой истории. Должно быть какое-то событие, подвигнувшее на это, не личная неприязнь.
- Не случайный человек в этом смысле, журналист Сергей Доренко, намекал вслух, что руководству в Москве в какой-то момент надоело безраздельное присутствие чеченских силовиков и их слишком сильная самостоятельность. Якобы с помощью этой истории их устранили из столицы.
– Я согласен с тем, что ФСБ очень хотят удаления чеченских силовиков из столицы. Но мне ничего не известно о том, что их устранили из столицы. По-моему, они по-прежнему находятся в «Президент-отеле» и на базе в Одинцовском районе Московской области, с ними все в порядке. ФСБ прилагала очень большие усилия по раскрытию этого дела. Но на политическом уровне дело завязло, на уровне организаторов. Господ Геремеевых так допросить и не удалось. Потому что есть обратная санкция – не трогать этот вопрос.
- Если мы не исключаем, что такие, как Немцов, – это «внутренний враг», такие преступления будут продолжаться?
– Они не исключены. Они не носят системного характера. Нет никакого плана преступления. Но они возможны, если шлея попадет под хвост.
Николай Нелюбин, специально для «Фонтанки.ру»
