Смольный надеется серьезно расширить площади музея обороны и блокады в Соляном переулке. Если верить вице-губернатору Кириллову, учреждение вот-вот может прирасти 25 тысячами квадратных метров от Минобороны. За бортом операций с недвижимостью остается рабочая группа историков, которые требуют создать в Петербурге Институт памяти. Власти прозрачно намекают: у учёных довольно институтов.
Музей обороны и блокады Ленинграда в Соляном переулке, 9, готовится расшириться долгожданной площадью. Министерство обороны дало «теоретическое согласие», что передаст Смольному в порядке обмена 25 тысяч квадратных метров в этом помещении. «Сейчас прорабатывается вопрос о мене помещений — музей может получить порядка 25 тысяч квадратных метров. Минобороны теоретически согласно, Александр Дмитриевич Беглов с ними этот вопрос обсуждал, ездил в Москву», — сообщил «Фонтанке» вице-губернатор по культуре Владимир Кириллов.
Какими именно помещениями намерен город меняться с военными, Кириллов не уточнил. Не высказывается он и о судьбе нового музейно-выставочного комплекса «Оборона и блокада» на Смольной набережной. Зато вице-губернатор ответил на ещё один вопрос, который уже несколько дней волнует городскую общественность, — о группе историков, созданной при новом музее, и возможности сформировать на её основе Институт памяти, который бы занимался исследованием блокады и Второй мировой войны.
«Есть план, что креативщиков и историков в ближайшее время переведут в музей в Соляном, — заявил Кириллов. — Сейчас в рамках гранта, выделенного президентом, готовится новая экспозиция, конечно, там понадобятся историки для ее создания. Музей может успешно выполнять исследовательские функции, для этого не требуется создание института».
Будущее группы историков бурно обсуждается в Петербурге с 13 марта. Тогда справедливоросс Марина Шишкина выложила в Сеть письмо главы комитета по науке и высшей школе (КНВШ) Андрея Максимова. Отвечая на просьбу создать научно-исследовательский институт изучения памяти о блокаде, чиновник дал понять, что такую инициативу реализовать будет крайне сложно. И хотя «деятельность историков, занимающихся изучением блокады Ленинграда, чрезвычайна важна и актуальна», выделять им финансирование и организовывать работу на постоянной основе городские власти не спешат.
Комитет Андрея Максимова может предложить учёным только обратиться за грантами на конкурсной основе. Что же до комитета по культуре (глава КНВШ потрудился резюмировать и мнение коллег), то «на сегодняшний день создание отдельного структурного подразделения при одном из музеев, подведомственных указанному комитету, не представляется возможным». «Привлечение историков к реализации проектов, посвященных Великой Отечественной войне, а также обороне и блокаде Ленинграда, может носить исключительно точечный характер в рамках конкретных проектов», — уточнил Максимов.
На телефонные звонки и сообщения с просьбой подробнее разъяснить эту позицию чиновник не откликнулся. Директор же музея в Соляном Елена Лезик подчеркнула, что «музей всегда готов сотрудничать с профессионалами, правда, большей частью — дистанционно, в связи с временным дефицитом площадей». На вопрос, сможет ли музей финансово обеспечить деятельность историков, Лезик не ответила.
Что будет с музеями блокады
Любопытно, что источники «Фонтанки» в имущественном блоке города считают, что пока вопрос о передаче площадей музею в Соляном считать решённым преждевременно. «Дело в том, что там сложная система собственников и арендаторов. Часть помещений вообще находятся в залоге, так как юрлицо не смогло выполнить финансовые обязательства. Ещё часть — собственность Российской Федерации, для того чтобы оттуда выехали военные структуры, в том числе исследовательский институт, нужно предоставить им другие помещения. Есть ряд условий, которые их устраивают. В общем, это долгий и нелегкий процесс. И, на самом деле, до конца не ясно, нужны ли такие площади музею».
Источник в культурной среде, близкий к ситуации, называет заявление Владимира Кириллова о передаче 25 тысяч квадратных метров близким пока скорее к желаемому, чем к действительному. По данным нашего собеседника, прямо сейчас речь идёт только о передаче 200 с лишним квадратных метров в здании. На этой площади располагалась бывшая гостиница Минобороны, а сейчас музей обороны и блокады Ленинграда в Соляном неформально хранит часть фондов. На прошлой неделе городские власти направили в Минобороны обращение с просьбой о передаче этих помещений.
Так или иначе, ясно, что городская власть собирается сосредоточиться на развитии «старого» музея обороны и блокады в Соляном, а не нового — музейно-выставочного комплекса «Оборона и блокада Ленинграда», который намеревались создать на Смольной набережной за 6 миллиардов рублей. Проектирование здания было отменено в декабре, и с тех пор ни «да», ни «нет» о будущем проекта Смольный не говорит. Зато к учреждению в Соляном намереваются «привязать» «распределённую в пространстве» систему филиалов. В марте Александр Беглов пообещал создать блокадную экспозицию на заводе «Каравай». А в январе открыл Музей блокадной медицины в Лечебно-диагностическом реабилитационном и научном центре на Старорусской улице.
О чём говорят историки
Рабочая группа историков блокады создана в 2018 году — чтобы разработать концепцию музейно-выставочного комплекса «Оборона и блокада Ленинграда». По изначальным планам, группа должна была сохраниться и после ввода музея в строй — на её базе при учреждении намеревались сформировать Институт памяти. Однако с февраля учёные фактически оказались не у дел — после того, как проектирование музея заморозили, договоры о сотрудничестве с ними прекратили. В рабочую группу входили такие именитые специалисты как Кирилл Болдовский, Александр Рупасов, Александр Чистиков (их постоянное место работы — Санкт-Петербургский институт истории РАН), независимый историк Вячеслав Мосунов и другие.
«Фонтанка» спросила у главы рабочей группы, профессора Европейского университета в Петербурге Никиты Ломагина, а также у других исследователей блокады, нужен ли Петербургу такой научный центр. А в ответ получила рассуждения о том, почему он нужен и как его создать.
«Научное, серьёзное, систематизированное знание нужно, чтобы мы сохранили нашу ленинградскую идентичность. Чтобы мы воспроизводили самые важные вещи, которые касаются наших представлений о самих себе», — ответил Никита Ломагин. Хотя исследование блокады ведётся с советских времён, остаётся ещё «масса вопросов, которые нуждаются в более глубоком изучении», уверен эксперт. Например, нужно говорить об влиянии блокады на здоровье ленинградцев и их потомков, о технических инновациях, созданных в блокированном городе, подробнее изучить «иерархию потребления и эвакуации».
Институт памяти может действовать при любом вузе или научном учреждении, обладающем соответствующей базой и компетенциями, однако в качестве преимущественного варианта историки рассматривают Европейский университет в Петербурге. Финансирование проекта должно составить 10-11 миллионов рублей в год: деньги будут тратиться на научные командировки, работу в архивах, копирование материалов. Институт может получать средства из некоммерческих источников, однако было бы логично, если бы на определённом этапе к проекту подключилось и государство, ясно из слов Ломагина.
«К числу первоочередных задач относится систематический сбор материалов о блокаде, связанных с устной историей. Осталось 80 тысяч блокадников. Тех, кто что-то может сказать, то есть во время блокады был старше семи лет, — существенно меньше. Интервьюировать их надо сейчас, и в волонтёрском порядке кое-что сделать можно, но охватить сотни блокадников будет просто невозможно», — уверен историк. Подробнее с его мнением можно ознакомиться по ссылке.
С Никитой Ломагиным солидаризируется и заместитель директора Центра выставочных и музейных проектов Милена Третьякова.
«В советское время о многом нельзя было говорить. Тем не менее существовало несколько научных групп, которые в той или иной мере занимались историей обороны и блокады Ленинграда: например, чрезвычайно продуктивна была группа при Ленинградском институте истории РАН во главе с Валентином Ковальчуком. В перестройку и 1990-е годы произошла архивная революция, многие документы появились в доступе. Но специалистов, которые способны их изучать, можно пересчитать по пальцам. Чтобы этим системно заниматься, необходимо создание научно-исследовательского центра и, безусловно, сохранение памяти о блокаде должно стать одним из направлений культурной политики города, в котором сегодня о блокаде вспоминают только в конкретные памятные даты», — отмечает она.
По мнению эксперта, в истории обороны и блокады «белых пятен нет, но есть не со всей глубиной исследованные темы». К примеру, не создан свод блокадных дневников, хотя такие документы ещё хранятся в семьях; не изучены все аспекты того, как в осаждённом городе была организована работа промышленности, как шла духовная и религиозная жизнь горожан. До сих пор не установлено точно число жертв блокады, причём учётом имён практически на волонтёрской основе — без финансирования — занимается центр «Возвращённые имена» при Российской национальной библиотеке и сотрудники Пискаревского мемориала вместе с общественной организацией блокадников. «Важно не только академическое исследование, но и планомерная работа по продвижению этих знаний. Например, подготовка серий публикаций, проведение лекций, работа с учителями и педагогами и прочее», — подчёркивает Милена Третьякова.
Впрочем, обвинять власти в нежелании поддерживать системные исторические исследования она не спешит. «Я думаю, что это был неожиданный вопрос и недостаточно подготовленный ответ, — добавляет эксперт относительно переписки Марины Шишкиной и Андрея Максимова. — Возможно, в будущем стоит подготовить более развёрнутый доклад по вопросу и организовать встречу заинтересованных сторон».
«Люди хотят знать»
А вот писатель и редактор блокадных дневников Наталия Соколовская, наоборот, полагает, что действия чиновников укладываются во вполне определённую логику.
— Вопрос давно не в том, нужна ли группа ученых, которые будут системно заниматься изучением блокады, а в том, почему такой группы в нашем городе до сих пор нет, равно как нет достойного города музея блокады, — отмечает эксперт.
Наталия Соколовская подчеркивает, что «действия властей в отношении изучения блокады подпадают под статью 237 Уголовного кодекса» — сокрытие или искажение информации о событиях, фактах или явлениях, создающих опасность для жизни или здоровья людей.
— То, что информация о блокаде скрывалась в СССР, мы знаем по тому, сколько документов было засекречено и как цензурировались любые публикации о блокаде. Сейчас многие документы, дневники, исследования опубликованы. Однако у государства есть другой способ «регулирования» доступа к информации: оно просто «не видит», что многие необходимые книги, такие например как трехтомник Геннадия Соболева «Ленинград в борьбе за выживание в блокаде», выпущены мизерными тиражами, а на самом деле должны находится в каждой библиотеке, каждом вузе, каждой школе, — уверена писатель.
— Сокрытием и искажением информации о блокаде являются и ежегодные проведения квестов, раздача на улицах каши, мотопробеги, песни и пляски в дни памятных дат, — продолжает Наталия Соколовская. — Все это создает искаженный образ блокады, вводит общество в заблуждение относительно одной из самых страшных гуманитарных катастроф ХХ века. «Люди хотят знать» — эта фраза была сорок с лишним лет назад вычеркнута цензором из первой страницы «Блокадной книги». «Люди хотят знать» и сейчас.
Елена Кузнецова, Ксения Клочкова,
«Фонтанка.ру»