40 тысяч подбросов наркотиков за 10 лет – это некорректный вывод из исследования Европейского университета. Автор документа рассказал «Фонтанке», насколько сегодня актуальны данные силовиков по «наркотическим» статьям и почему власть не делится статистикой.
Уголовное дело журналиста Ивана Голунова, у которого сначала нашли наркотики, а потом признали, что он к ним непричастен, напомнило про исследование Европейского университета в Петербурге. Документ с анализом данных силовиков ранее научно продемонстрировал странную статистику уголовных дел по наркотическим статьям. Пик таких дел обычно приходится на те массы запрещённых веществ, которые подпадают под определение «крупный размер». «Это ли не доказательство массовых подбросов?» – повис риторический вопрос. «Количество сфальсифицированных уголовных дел по 228-й – 40 тысяч за 10 лет», – поспешил дать на него ответ известный борец с плагиатом в диссертациях Андрей Заякин.
Однако соавтор исследования «Как МВД и ФСКН борются с наркотиками» и автор анализа криминальной статистики «Наркопреступления в России», младший научный сотрудник Института проблем правоприменения при Европейском университете в Санкт-Петербурге Алексей Кнорре рассказал «Фонтанке», что точных цифр не знает никто. В первую очередь потому, что данные скрывают от общества сами силовики.
- Вы анализировали статистику МВД и ФСКН по статье УК РФ 228 ещё 5 лет назад. Сегодня ваши выводы снова стали актуальными, благодаря коллегам из «Новой газеты». Насколько они действительно актуальны сегодня с точки зрения науки?
– Скорее актуальны. С одной стороны, за 5 лет мог сильно измениться наркорынок: всё переместилось в Интернет, изменилась популярность разных типов наркотиков. Например, мне кажется, что героина стало ощутимо меньше. С другой стороны, наши выводы не про наркорынок вообще, а про работу правоохранительных органов – и я уверен, что она не изменилась с точки зрения отчётных показателей и правоприменительной практики.
– Что стало отправной точкой для вашего анализа тогда?
– Мы получили доступ к большому массиву данных обо всех зарегистрированных преступлениях в России, в том числе о наркопреступлениях. Тогда были публичные дебаты о том, нужна ли нам Федеральная служба по контролю за оборотом наркотиков, и наше первое исследование было посвящено сравнению того, какие наркотики и в каком объёме изымали МВД и ФСКН, – одни и те же вещества и почти в тех же объёмах. Интерес к теме остался, и мы с коллегами дальше анализировали данные, в какой-то момент пришла идея посмотреть, а что там происходит на границах значительного и крупного размеров. Мы посмотрели и увидели то, что увидели теперь все.
– Масса изъятого наркотика?
– Да.
– Подавляющее число дел связано с тем количеством запрещённых веществ, которое соответствует термину «значительный» и «крупный размер», сказано в исследовании. О чём это говорит?
– Это говорит о том, что масса изъятых наркотиков, по крайней мере, гашиша, марихуаны и героина, по какой-то причине связана с законодательно заданными границами, определяющими квалификацию преступления. То есть, с одной стороны, – тяжесть и наказание для преступника, а с другой – по какой графе это преступление будет проходить в ведомственной отчётности полиции. То есть существует какой-то механизм, из-за которого у потребителей наркотиков изымают столько, сколько нужно для удобной квалификации: чуть больше минимума.
– Является ли это наблюдение косвенным или прямым доказательством того, что силовики самостоятельно регулируют массу наркотика у фигуранта уголовного дела по статье 228?
– В случае с марихуаной и гашишем – это, скорее, повод для вопросов и подозрений. Действительно ли люди чаще всего покупают до 6 граммов, а после частота такой фасовки стремительно падает? Видим ли мы, что в данных административных правонарушениях, куда должны попадать случаи, когда полиция изымает меньше значительного размера наркотика, распределение стыкуется с тем, что мы видим на наших графиках по уголовным делам? Чтобы об этом узнать, нам нужно больше данных – как официальной криминальной статистики, например, об административных делах, так и независимых. Например, о том, что и как часто из наркотиков употребляют в стране.
В случае с героином – я полагаю, что это прямое доказательство манипуляций, хотя не статистическое, а логическое. Нет модели, которая доказывает причинно-следственную связь. Я сам критически отношусь к нашей находке, потому что не хочу безосновательно обвинять сотрудников полиции, среди которых есть много профессионалов и честных людей. Но я пока не знаю ни одного внятного, не связанного с полицейской коррупцией, объяснения, почему в героине, изъятом у наркопотребителей, гораздо чаще встречаются массы в 2,5-3 грамма, и гораздо реже в 2-2,5, – ведь именно после 2,5 грамма квалификация преступления становится более тяжкой. Наркопотребители – не идиоты и прекрасно понимают риск сесть в тюрьму. Наркодилеры вряд ли будут фасовать так, чтобы и они сами, и их клиенты сели на больший срок. Если, конечно, дилеры не имеют мотивов, связанных с отчётными показателями полиции.
Единственное объяснение – манипуляция со стороны сотрудников полиции. Важно понимать, что это не всегда подброс наркотиков. Это может быть разбавление. Достаточно в смесь с героином весом в 2 грамма добавить 1 грамм муки – и по российскому законодательству это будет уже 3 грамма героина, поскольку смесь приравнивается к чистому веществу. Это может быть, наоборот, отсып, когда изъято 10, но для лабораторной экспертизы оставили 2,5 грамма, а остальное ушло "на оперативные нужды". Однако мы видим, что значительный и крупный размер, который не имеет связи с тем, как в реальной жизни распределены массы наркотиков у потребителей, влияет на то, сколько полиция изымает.
– Автор публикации в «Новой», сооснователь «Диссернета» Андрей Заякин на базе вашего исследования делает вывод, что «за последние 10 лет должно было быть сфальсифицировано около 10 тысяч одних только героиновых дел». «Поэтому количество сфальсифицированных уголовных дел по 228-й мы оцениваем как 40 тысяч за 10 лет». Соглашаемся?
– Я не согласен с интерпретацией Андрея Заякина. Это приближенная оценка на глаз, но она может быть завышенной. Первая проблема – это то, что он берёт за «нормальное» количество изъятий самую редко изымаемую массу между значительным и крупным размером – 2,2 грамма, а всё, что выше, объявляет фальсификацией. Это некорректно, поскольку похожие исследования о том, как люди манипулируют разными метриками (экзаменационными баллами, штрафами за превышение скорости на дороге, декларируемыми доходами), говорят о перебросе того, что должно быть ниже предела, в область выше него. Скорее всего, горб героина за крупным размером (на графике ниже) – это то, что правоохранители перебросили из зоны ниже этого размера. То есть в реальности, где крупный размер не влияет на массу изъятого, 2,2 грамма героина должны изыматься примерно так же часто, как и 2,7.
Вторая проблема в этой оценке – мы вообще на самом деле не знаем, как в реальности распределены массы героина у наркопотребителей. Надёжная с точки зрения статистики оценка может быть только тогда, когда у нас есть истинное распределение, то, которое есть в реальной жизни, и то, которое мы видим сквозь призму криминальной статистики, и мы можем сравнить их.
– Каким образом можно получить точные цифры?
– Чтобы получить точные измерения, нужно каким-то образом измерять массу наркотиков, минуя искажающую эти данные полицию. Например, в прекрасной России будущего, я уверен, будут свободные центры для проверки чистоты и свойств наркотиков. Эта практика есть во многих странах. Данные из таких центров, возможно, могли бы решить задачу оценки истинного распределения масс.
Ну и третья проблема (которая не позволяет обобщать данные о подбросах наркотиков. – Прим. ред.) – это генерализация. Героин – это специфический наркотик, который употребляют уязвимые слои населения, не имеющие доступа к дорогой юридической помощи, и в целом более незащищенные от полицейского произвола. Поэтому манипулировать массой наркотика (подбросить, разбавить или сделать что-то еще в отношении них) проще, но я бы не обобщал это на все типы наркотиков.
Поэтому мы и не даём оценок фальсификаций и манипуляций, связанных с наркопреступлениями: это очень серьезное заявление, и единственное, что мы можем сказать, – это то, что есть полицейские манипуляции с массой изъятого героина за 2013-2014 годы в области как минимум крупного размера, и они достаточно распространены, чтобы быть заметными на графике. Это минимум сотни случаев за два года.
– Сколько уголовных дел за фальсификацию доказательств преступлений по наркотическим статьям вы обнаружили?
– Моя коллега, студентка Высшей школы экономики в Санкт-Петербурге и стажёрка Института проблем правоприменения Анастасия Косачева вместе с коллегами из университета провела контент-анализ сообщений в СМИ на эту тему. Они обнаружили, что как минимум 100 сотрудников МВД за последние 5 лет были задержаны или судимы за подброс наркотиков. Это предельно консервативная оценка: это лишь то, о чём написали СМИ, а могли не писать, и то, где правоохранительные органы отреагировали и расследовали подброс. Даже с учётом того, что жертве подброса наркотиков со стороны МВД сложно убедить другой орган защитить себя, как минимум потому, что может не быть такой возможности после задержания, это происходит с частотой нескольких десятков раз в год, и скорее всего это – лишь вершина айсберга.
– На какую цифру минимум нужно умножать известные факты, чтобы понять близкую к реальности картину?
– Не знаю.
– Вы анализировали разные группы веществ. За какие сажают чаще, а за какие реже?
– Чаще сажают за те, у которых значительный размер измеряется в миллиграммах. Это почти всё, что есть в списке запрещенных веществ, самые распространенные из них были в 2013-2014 годах амфетамины и синтетические каннабиноиды. Дело в том, что для них для значительного размера частого достаточно меньше одного грамма, то есть одной таблетки или разовой дозы.
– В чём уникальность статистики по Санкт-Петербургу?
– В Санкт-Петербурге очень часто изымали амфетамин в 2013-2014 годах, в отличие от Москвы, где обычно изымали героин (см. интерактивную карту наркопреступлений от ИПП ЕУ. – Прим. ред.).
– Кем и как были использованы ваши выводы 5 лет назад? Какая реакция со стороны силовиков последовала?
– Мы не знаем. После публикации аналитической записки об МВД и ФСКН сначала было неодобрение со стороны руководства ФСКН, а потом ФСКН была расформирована. Мы не знаем, связано ли это с нашим исследованием или нет.
– Как выглядит динамика изменения цифр по затрагиваемой проблематике в последние годы?
– Мы не знаем динамики – у нас нет данных. Если бы Генеральная прокуратура дала нам свежие данные – мы бы мигом всё посчитали и сказали. Единственное, что можно сказать сейчас, – количество судебных решений по наркостатьям остаётся примерно одним и тем же – чуть больше 100 тысяч в год. По которым около 40 тысяч человек получают реальное лишение свободы.
– Почему данные недоступны?
– Дезагрегированные данные о зарегистрированных преступлениях – это собственность правоохранительных органов, и они не спешат ими делиться. Мы крайне признательны Генеральной прокуратуре и Открытому правительству за то, что у нас оказались данные за 2013-2014 годы, и надеемся, что в ближайшем будущем мы получим доступ к новым массивам. В идеальном мире такие данные должны находиться в публичном доступе в машиночитаемом виде, чтобы любой желающий – активист, программист, исследователь – мог использовать их для общественного блага.
- Как выглядит рецепт коррекции практики работы силовиков, которая, мягко говоря, выглядит странной? Пошло публичное обсуждение смягчения статьи 228. Опрошенные «Фонтанкой» юристы дали самые разные варианты. От неослабевающего общественного контроля до замены руководителей судебной системы страны.
– Во-первых, отмена практики приравнивания смеси к активному веществу. Именно это создаёт основную возможность для манипуляции массой.
Во-вторых, отмена уголовной ответственности за хранение без цели сбыта: почему человек, у которого 5 граммов марихуаны, совершает «административку», а тот, у которого 7 граммов, может получить реальный срок?
В-третьих, перестать, наконец, лечить тяжелую болезнь кровопусканием, и серьёзно, на уровне национальной политики, объявить о кризисе наркополитики, пересмотреть дела по статьям 228 и 228.1, запустить огромный научно-исследовательский проект о том, сколько в России наркотиков, сколько их употребляет, какие от этого последствия и как эти последствия минимизировать, и вообще, почитать литературу людям, принимающим решения. Может показаться удивительным, но Россия – далеко не первая страна, столкнувшаяся с этой проблемой чрезмерной репрессивности наркополитики, полицейской коррупции и кризиса ВИЧ. Что точно не стоит делать – это пытаться бороться с наркотиками с помощью ужесточения уголовной ответственности, еще ни в одной стране мира это не решило проблему.
- Опыт какой страны близок к российскому? Той страны, которая начала реформировать систему профилактики и наказания и преуспела в этом.
– Я недостаточно хорошо знаю сравнительные исследования такого рода. Но Португалия – это страна, в которой в конце прошлого века был ужасающий кризис, связанный с употреблением опиатов. Ситуация была настолько плохой, что властям просто ничего не оставалось сделать, кроме как тотально реформировать систему борьбы с наркотиками. Главное изменение было в том, чтобы не сажать в тюрьму тех, кто попались с наркотиками, а предлагать им медицинскую и психологическую помощь. Это помогло стране выйти из кризиса.
- Будете ли вы пытаться анализировать работу силовиков сейчас на фоне резонансных дел Ивана Голунвоа, семьи оппозиционеров Милушкиных из Пскова, правозащитника Оюба Титиева из Чечни?
– Нет. Повторю, у нас нет данных. Их может предоставить Генеральная прокуратура, мы уже несколько лет запрашиваем их об этом, но это не быстрое дело – в государственных ведомствах всё движется очень неспешно.
- На ваш взгляд, дело Ивана Голунова может повлиять на правоприменение по наркотическим статьям?
– Я сомневаюсь в этом. Чтобы изменилось правоприменение, нужно менять институты – например, законодательство, систему отчётности, отношение сотрудников полиции к обычным людям. Хотя история Голунова, возможно, самая громкая медийная история, связанная с наркотиками за несколько лет или даже десятков лет, я скептично отношусь к тому, что она что-то изменит.
Николай Нелюбин, специально для «Фонтанки.ру»