Лидия Невзорова: «У нас никогда не говорили об ужасах или подвигах». Историю одной семьи рассказывают вещи

Ленинградцы, пережившие блокаду, избегали разговоров о прошлом, но тщательно хранили вещи. Вероятно, это была не просто бережливость, но и способ консервации памяти. Рассказываем историю одной ленинградской семьи через предметы.

Художник, ипполог и жена культового публициста Лидия Невзорова спустя три года после смерти отца решила разобрать вещи в старой семейной квартире — и рассказала об этом в Instagram. Так миру были явлены заводной жестяной слоник, коллекция шляпок, расшитая золотой нитью театральная сумочка — все, что когда-то считалось обыденностью, а сегодня стало артефактом. Некоторые предметы показались «Фонтанке» настоящими сокровищами, и мы напросились в гости — пока вещи не отправились в музеи и частные коллекции и их еще можно застать в «естественной среде». Старая квартира на Петроградской стороне оказалась настоящей капсулой времени.

В пяти комнатах на Петроградке жила обычная ленинградская семья. Семья интеллигентная — в ней играли на музыкальных инструментах, умели рисовать, интересовались искусством. Но, как и в большинстве ленинградских семей, здесь не было принято вслух предаваться воспоминаниям. Люди, видевшие голод, смерть и ночные аресты, были очень замкнутыми и немногословными.

«В моей семье бабушки и дедушки и со стороны мамы, и со стороны отца пережили блокаду и никогда не рассказывали об ужасах или подвигах, – говорит Лидия Невзорова. – Люди были научены ни о чем не говорить и пытались все забыть. Среди моих родственников многие были расстреляны или отправлены в лагеря. Выжившие молчали».

Пять комнат

«Здесь жили мои бабушка с дедушкой и трое их детей: мой папа с двумя сестрами. Одна из девочек умерла в блокаду, вторая, моя тетя, жива до сих пор. Почему они не уехали в эвакуацию? Дело в том, что далеко не всех в эвакуацию приглашали. Но рассказать об этом подробно я не могу, потому что люди боялись вслух говорить на любую тему, – рассказывает Лидия Невзорова. – Дедушка служил в царской армии, потом был инженером. Семья не считалась зажиточной, обычная семья ленинградской интеллигенции. А после войны в эту квартиру подселили еще три семьи — в каждую из крохотных комнаток. Бабушка с дедушкой умерли очень рано. И папа хранил вещи, которые остались от них, а потом и все остальные вещи, которые были нужны для жизни. Папа умер три года назад в Германии. Я приехала в эту квартиру, увидела все это – в ужасе закрыла дверь и ушла. Но дальше так продолжаться не может, вещи надо разобрать, а квартиру как-то использовать».

В двух комнатах сохранились старые, еще с постройки дома в 1911 году, окна с латунными шпингалетами. Стекла с тех пор, очевидно, меняли, а вот переплеты остались те же — и сегодня, когда повсюду ставят одинаковые стеклопакеты, эти окна сами по себе ценность для художника или краеведа. 

На подоконнике выстроены в ряд чугунные угольные утюги конца 19-го века, все они были в ходу. 

Рядом — настоящий абрамцевский шкафчик для туалетных принадлежностей. Абрамцевская мебель в русском стиле с цветочными орнаментами была очень популярна в 1920–1930-е годы, такие шкафчики имелись во многих домах, часто выполняя функцию настенной аптечки. Дверца шкафчика, прежде чем открыться, складывается вдвое. Внутри лежат помазки для бритья — видимо, с тех самых пор, как их положил сюда прежний владелец.

Отлично сохранился фотоаппарат «Смена» с инструкцией и коробкой — и есть даже съемный объектив-«полтинничек» к нему в отдельном круглом футляре.

Рабочие перчатки с клеймом «Стравмехпром» на этикетке, плотные и тяжелые. В них запросто могли сбрасывать «зажигалки» с крыши в годы блокады. Отец Лидии Невзоровой родился в 1940 году, его сестра – в 1937-м, так что взрослые, скорее всего, детей к этой работе не привлекали.

Ракетки для большого тенниса, массивные, деревянные — с именным клеймом мастерской на торце. Четыре штуки — на каждого члена семьи.

Несколько пар черных дамских туфель на высоком, но устойчивом каблуке. Изнутри туфли ярко-красные — этакие «лабутены» наоборот. «Меня поражает подъем — он такой крутой, что я не представляю, как в таких туфлях вообще можно ходить, – говорит Лидия Невзорова. – Но линии силуэта совершенно современные. Эти туфли были куплены еще до войны».

Отдельная тема – головные уборы. Шляпки разной степени сохранности, но все, в силу возраста, ценные для историков моды. Тюбетейки – их носили все дети после войны, и не только на югах, но и в Ленинграде.

Есть вещи, которые современного человека озадачивают. Например, стеганая атласная «папочка» с кусочком расшитых золотой нитью кружев внутри. Видимо, в таких «папочках» хранили носовые платки.

А вот крошечная шелковая театральная сумочка, вышитая золотой нитью, – предмет как раз очень понятный и приятный во всех отношениях. Массивная застежка сделана из серебра. Очевидно, семья любила ходить в театр – в соседней комнате на столе лежит крошечный бинокль в футляре со штампом «1936 год», а среди книг хранятся театральные программки и план зала кинотеатра «Великан» – его наследник и сегодня работает рядом с «Горьковской».

Хозяин дома сохранил даже такие мелочи, которым, казалось бы, никто и значения особого не придавал. Например, старинную картинку-перевертыш, напечатанную на фотобумаге: «Теща до свадьбы и теща после свадьбы». Понятно, с какой стороны вид симпатичнее. Рядом – стопка фотокарточек с инструкциями по гимнастике размером со спичечный коробок, аналог современных журналов по фитнесу.

Отдельная тема – подарочные монетки и «сувенирные» рубли. Из неожиданного – массивная бронзовая медаль «За лучшую крестьянскую лошадь от управления государственного коннозаводства». «У меня прадед владел конным заводом, – вспоминает Лидия Невзорова. – Сейчас мы тоже держим лошадей, но уже не так активно занимаемся просвещением, как раньше. Мы двенадцать лет потратили на то, чтобы доказать миру, что лошадь не нужно мучить железом, бить. Мы сделали многое, но люди оказались непробиваемые и жестокие. И я даже больше не говорю о лошадях. У нас осталось две тысячи учеников по всему миру, они продолжают наше дело».

Тревожные чемоданы

«Люди редко так бережно хранят вещи, – говорит Лидия Невзорова. – Но мои родные сохраняли все. Вплоть до того, что в жестяную коробочку складывали застежки от сношенных до негодности чемоданов. Что теперь с этими застежками делать? А вот сама коробочка, в которой они лежат, имеет антикварную ценность, потому что это упаковка от пудры "ТэЖэ", Государственной фабрики высшей парфюмерии. У Высоцкого была песня: "На глазах "ТэЖэ", на губах – "ТэЖэ", на щеках "ТэЖэ". Целовать где же?"».

А вот коробочка от сливочной тянучки. Внутри — костяшки домино».

В сборниках нот, а в квартире было два фортепиано, и хозяин дома прекрасно играл, — записанные от руки листочки с мелодиями романсов. Стопки журналов по искусству, журналов женских и, как сейчас принято говорить, «общественно-политических» подвергались серьезному учету.

Так, в одной из стопок заложена записка: «13 мая 2006 года имярек взял девять журналов для ознакомления с содержанием. 23 мая 2007 года утверждает, что не помнит, не брал. Был в гостях, журналы не принес». «Это писал еще мой папа, – говорит Лидия Невзорова. – Журналы разобрать, рассортировать невозможно, потому что, взяв стопку в руки, начинаешь листать их и погружаешься на часы».

Но самая ценная часть «журнальной» коллекции – каталоги аукционных домов за нулевые и десятые годы нашего столетия. «Они издавались маленькими тиражами, и в них указаны цены каждого предмета, – говорит Лидия Невзорова. – Папа очень любил искусство. А мне жалко их отдавать, я художник по первому образованию, и мне нравится рассматривать эти каталоги. Любой предмет можно по ним атрибутировать и выяснить, что и сколько стоило в определенный период».

В одной из комнат штабелем сложены чемоданы. Кажется, что их слишком много для одной семьи, но это не так: чемодан был неотъемлемой частью жизни любого советского человека. Здесь есть довоенные чемоданы, чемоданы сороковых годов, чемоданы годов шестидесятых. Маленькие детские чемоданчики, с которыми детей отправляли в летние лагеря. «Я не знаю, есть ли здесь «тревожный чемоданчик» для трудных времен. Трудные времена были всегда», – говорит Лидия Невзорова.

Яркий восточный ковер с узором, знакомым каждому советскому человеку, выглядит так, будто его еще вчера принесли из магазина. Если бы не осыпающийся край отреза — ковер когда-то был решительным образом поделен на четыре части. По семейной легенде, этот ковер отец семейства некогда поделил между своими детьми, разрезав на равные куски — чтобы наследники не ссорились.

Драгоценные игрушки

Игрушек в сороковые годы было очень мало. Вплоть до начала двадцатого века такого культа детства, как сейчас, люди и представить себе не могли. Игрушки стоили дорого и были огромной редкостью, родители часто делали их сами – как, например, тряпочного зайца в синем комбинезончике, набитого ватой и опилками. Заяц пережил войну и блокаду — и хорошо сохранился.

Похоже, ручной работы и альтернатива сегодняшним планшетам – прямоугольная коробочка-головоломка с мышками, «бегающими» по лабиринту.

Большая кукла с фарфоровой головой сохранилась в «разобранном» виде, но все части тела в наличии, и при желании ее можно отреставрировать. А пока через отверстие в шее видно, как работает механизм, закрывающий и открывающий голубые кукольные глаза. Еще одна большая редкость – жестяная плита для кукольной кухни со съемными «конфорками» и тяжелая, вероятно чугунная, кукольная ванна на ножках.

В отдельной коробке – елочные игрушки. Из проклеенной ваты, прессованные из серебряного картона, самодельные флажки на нитке и гирлянды из колечек цветной бумаги, которые все, кто учился в советской школе, хотя бы раз делали на уроках труда.

Рядом с игрушками – маленький, в половину тетрадного листочка, альбом в плотной черной обложке с клеймом

«Ленкультпромсоюз» – для стихотворений. Внутри дарственная подпись брата сестре: «Кате от Алеши в день ее именин». Правда, стихотворений в альбоме нет. Но есть вырезанные из журналов картинки, которые собирали и хранили все девочки. Если бы Катя все же написала что-нибудь в подаренном на именины альбоме, то непременно идеальным почерком без единой помарки. Именно таким она писала в своих школьных тетрадках, которые, конечно, тоже были сохранены в идеальном состоянии.

Блокадное

Стулья пушкинского времени, шкаф в стиле «жакоб» с латунными накладками и буфет сохранились в блокаду, хотя все, что можно было, сжигали в печах, чтобы протопить хотя бы одну комнату. Кресло, которое держится на кованных вручную гвоздях и набито настоящим конским волосом, демонстрирует всю свою подноготную.

Миниатюрная бакелитовая настольная лампа сегодня не подойдет ни к одной розетке — на штепселе указано напряжение в 250 вольт, чего не может обеспечить ей современная электросеть. Лампа была куплена до войны, но в блокаду пользовались, конечно, не ею, а керосинками, которые тоже сберегли во всех подробностях.

А в буфете среди блюдец и чашек стоит сахарная голова в нетронутой заводской обертке. Она родом из пятидесятых, но сохранность ей обеспечили привычки, приобретенные хозяевами дома в самые тяжелые голодные месяцы.

«В блокаду люди жили очень по-разному. Я точно знаю, что в городе даже в самые тяжелые периоды работали рестораны, в которых варили борщи, – говорит Лидия Невзорова. – В Летнем саду был ресторан, и там танцевали и ели партработники. Моя бабушка вернулась живой с Невского пятачка и родила ребенка в 1943 году прямо под мостом. Когда она уходила на работу из коммуналки на канале Грибоедова, то прятала младенца в комод от соседки. Соседка своего ребенка сварила и съела. И совсем немного времени спустя какой-то командир Красной армии пригласил бабушку в ресторан. Она об этом рассказывала. В ресторане было полно еды. Этот командир предложил ей стать его женой, но с условием, что ребенка надо куда-то деть, например отдать в детский дом. Она отказалась — и так никогда и не вышла замуж. Вырастила ребенка в дикой нищете на канале Грибоедова. Там совершенно точно никаких игрушек не было. Этот ребенок — моя мама».

Ни один из предметов, сохранившихся в этой старой квартире на Петроградке, не окажется в комиссионке или на улице. Они отправятся в Музей моды Александра Васильева, что-то будет подарено друзьям и знакомым. Но некоторые вещи хозяйка оставит себе и продолжит хранить в новом доме. «Я ведь тоже сентиментальна», – говорит Лидия Невзорова.

Венера Галеева,

"Фонтанка.ру"