ПоделитьсяМои старшие коллеги на «Фонтанке» предложили мне написать колонку на тему усыновления детей. Мы с женой сейчас ждем, когда решение судьи вступит в законную силу и чернобровая Сюся переедет к нам домой из дома ребенка на Приморском проспекте. Естественно, я согласился.
Впервые идею приемного ребенка мы начали обсуждать в 2013 году. Тогда я работал на 5-м канале и вел передачу «День ангела» (да, были времена, когда на 5-м канале выходило что-то кроме сериала «След»). Это был мучительный с эмоциональной точки зрения опыт. Первую серию мы заканчивали снимать так: соведущая в слезах, оператор в слезах, режиссер в слезах, гример в слезах не успевает обновлять тональник, а я в слезах должен вынести в кадр торт со свечками.
Год назад мы вернулись к этой теме. Изначально мы думали, что приемным будет четвертый ребенок, но в силу ряда личных обстоятельств решили, что чего тянуть-то. Между первыми дочками разница 4 года. Эмпирически нам эта разница кажется идеальной: и потетешкались с каждой вдоволь, и с определенного момента старшая помогает занимать младшую, предоставляя нам, родителям, драгоценные минуты пьянящей свободы. Еще год назад было понятно, что в этом октябре Ляле исполнится 4. Она родилась 7 октября, и мы теперь постоянно празднуем день рождения Тома Йорка из группы Radiohead, пусть в родилке обсуждали и совсем другой национальный праздник. Поэтому стало ясно: пора.
Мы прекрасно понимали, что долго сказка сказывается. Поэтому записались в первую же группу в школе приемных родителей, в которой были места. Школа приемных родителей — это такой институт, который стал обязательным для потенциальных усыновителей совсем недавно, в начале 2010-х. Опытные ветераны движения посоветовали нам ту, что на Малой Посадской. Вышло удобно: и хорошие рекомендации, и недалеко от той квартиры, что мы снимали на тот момент.
Договор о неразглашении никто не отменял, поэтому без лишних деталей я просто скажу спасибо всем тем мальчикам и девочкам, которые провели с нами эти 3 месяца в режиме 4 часа в неделю в достаточно трудоемких упражнениях/обсуждениях. Если коротко, то на занятиях ШПР учат становиться родителями в целом, родителями очень непростых детей в частности. Мы обычно не в восторге от контакта с госмашиной. Поэтому в пояс — пока гнусь — я благодарю всех специалистов ШПР: психологов, юристов, начальника. Был эпизод смешной: до них сложно дозвониться, я проезжал мимо, был насущный вопрос, было парковочное место, поднялся на нужный этаж, никого нет, только кабинет начальника открыт; я зашел, там мужчина в костюме, а я обычно или со спортсменами общаюсь, или с героями экскурсии «Бандитский Петербург». Натурально, не знаю, как себя вести; он спросил, в чем дело, я ответил, объяснил, что не дозвониться, оставил телефон для связи; в понедельник, когда я сидел в редакции, мне перезвонили; до сих пор в шоке.
После завершения обучения начинаются веселые прогулки по бумажному лабиринту. С заключением ШПР на руках нужно идти в опеку по месту жительства. Следующий ход: медицина. Вплоть до справки о том, что ты не утка-мандаринка. Я обещал рассказать «Доктору Питеру» все детали, поэтому тут коротко: да, тест на шизофрению я тоже сдавал. Потом — акт обследования жилищных условий. По месту жительства, по месту прописки предполагаемой матери, по месту прописки предполагаемого отца. Я скажу коротко: на этом бумажном пути нам попадалось очень много хороших людей. А про плохих зачем.
Это предательски времяёмкий процесс. В какой-то момент — после третьего визита в психоневрологический диспансер — я понял, что такое количество времени — без малейшей гарантии итогового результата — может позволить себе в нашей стране или топ-менеджер газовой структуры, или представитель творческих индустрий. Отдельное спасибо старшим в редакции, что не спрашивали, где я (тексты все выходили вовремя, работа отдела спорта координируется даже из очереди в кабинет нарколога); бухгалтерии (они терпеливо обновляли мне постоянно устаревающие справки 2НДФЛ; Ларисе Геннадьевне (она написала мне такую характеристику с места работы, что с ней хоть на министерскую должность собеседоваться).
После получения всех медицинских бумажек, у каждой из которых, кстати, есть срок годности, нужно получить финальное заключение от опеки муниципального объединения по месту жительства. И с этой папкой документов — бегом на Новгородскую улицу к региональному оператору банка данных о детях. Там потенциальная семья усыновителей встает на учет. Сразу закладывайте на парковку минут 20. Отличная столовая с ромовыми бабами на первом этаже.
После этого нужно ножками добраться до тех немногочисленных МО, на территории которых есть дома ребенка: «Черная речка», «Адмиралтейский», «Балканский», многострадальный «Остров Декабристов», «Большая Охта». В общей сложности часы парковки во дворах. В каждый из этих кабинетов нужно отвезти копию всеееееееех документов, которые вы собрали к этой стадии. Включая копию грамоты Муси из школы и характеристики (!) Ляли из детского сада.
В определенный момент у меня закралось ощущение, что главный лоббист этой удивительно стройной логистики — ксерокопировальные центры. Без шуток: это часы и тысячи. Не спрашивайте, почему копии не снимают в муниципальных опеках, почему туда нужно ехать живьем, почему сканы документов не отправляются туда централизованно. Многие проблемы на нашей многострадальной родине решены, остались лишь недоработки на местах.
Мы изначально не делали из этого процесса секрета. Наша общая позиция заключается в том, чтобы продвигать идею приема детей, оставленных биологическими родителями. Этими же принципами я руководствовался, когда соглашался вести «День ангела». Мы считаем, что если есть финансовая возможность, то нужно пробовать. Современная педагогическая наука отрицает тайну усыновления/удочерения, поэтому мы с самого начала писали в соцсетях о нашем анабасисе. После одного из постов мне написал Юрий Дудь. Мы с Юрой познакомились тогда, когда оба были спортивными журналистами, много работали вместе, в бытность проекта «Фонтанка.Офис» Юра регулярно заходил к нам в студию на Зодчего Росси. Юра, уже из стратосферы, спросил: «Федя, зачем вы пошли в школу приемных родителей?» Я ответил предельно серьезно: «Чтобы наладить торговлю детьми в страны Африки». Видимо, этот ответ запал Юре в душу, потому что, когда мы вышли на финишную прямую, он неожиданно поддержал меня в своем могучем Инстаграме. Мой Инстаграм стал в 2 раза больше за ночь, и теперь я выступаю — с радостью, без шуток, – в роли амбассадора приемного родительства.
В сентябре мы записались на прием в федеральный банк данных детей usynovite.ru. Он находится в Москве, рядом с Петровкой, 38, на Большом Каретном. Ну я исшутился по дороге, вы можете представить. Это единственный способ получить доступ к федеральной базе данных: нужно прибыть физически в назначенное время, посмотреть детей, зафиксировать группы здоровья, записать свой пароль и отправиться домой в ожидании чуда.
Нам повезло. За сутки до отправления в Москву, когда билеты были куплены и дела перенесены, нам позвонили: есть подкидыш, приписана к МО «Черная речка», родилась в 16-м роддоме (все родители знают, что это роддом с колоритом), недоношенная, в графе «Родители» прочерк (мать, родив, ушла без документов), сейчас приходит в себя в 17-й больнице рядом с синагогой. Естественно, все дела в очередной раз как-то изящно отложились, и мы поехали туда. Если что, напротив Университета Лесгафта есть открытый двор, там всегда можно встать.
Мы много обсуждали: а как это? Увидели — и что, с первого взгляда? Нам опять повезло. Да, с первого взгляда (опять же в пояс врачам на Декабристов: просто лучшие). Следующий шаг: на Новгородскую писать согласие. Уж извините, такой жанр: берем. Важно уточнить: у нас изначально не было никаких предубеждений по поводу этнического ребенка. Мы так и писали в анкетах: да, согласны на кареглазую, национальную и все остальные термины. У нас вообще был магнум-план: найти ребенка чемпионата мира по футболу. Полно же детей Фестиваля дружбы народов, Олимпиады-80. В Саранске прошлым летом было 30 тысяч перуанцев. Я по первому образованию ошибочно социолог и могу +/- посчитать, сколько незапланированных детей сейчас растет в Мордовии.
В итоге у девчонки монголоидное пятно на попе. Показатель того, что в родителях — от китайцев до хакасов. Одна из медиков — этническая, – взяв Сюсю на руки, сказала: «О, эта из наших». Замглавы дома ребенка, прочитав нам личное дело, м-м-м, Василисы Кусковой, сказала: «И мы уверенно можем предположить, что она и не Василиса, и не Кускова».
После печати с Новгородской и фиксации в опеке, куда распределили ребенка, в суд. Тут вышло так себе: суд Приморского района героически борется с массивом дел. Приемный час — один в неделю. Я впервые был в суде. Все, что я хочу написать, я оставлю для личной беседы, финальный разговор был таким.
Судья: То есть вы хотите жить в семье с четырьмя женщинами?
Я: Да.
Судья: Дочки будут расти, запросы будут увеличиваться. Не разоритесь на колготках?
Я: Я экономный. Заштопаю.
Судья: Ну раз никто не против, препятствий для удочерения не вижу.
Так я наконец стал многодетным отцом, и это при том, что моему любимому сыну уже больше 16, и скоро ЕГЭ, выбор вуза, а-а-а, и все горит.
В финале фильма «Сжечь после прочтения» один из главных героев задается вопросом: «Какой вывод можно сделать из этой истории?» Ему отвечают: «Никогда так больше не делать». Нет. Это было сложно. В один из моментов от злости у меня свело судорогой ногу: я хотел ударить, но это было бы странно. В одной из опек я вспылил и напомнил уставшей женщине напротив, что мы не по грибы вышли. Тем не менее: рано или поздно судья выйдет из отпуска, и мы перестанем кататься через весь город в дом ребенка, чтобы подержать Сюсю на руках, и в середине ноября заберем её домой. Свидетельство ШПР действует пожизненно, поэтому если нам понадобится четвертая дочка — останется собрать только медицинские бумажки, а тест на шизофрению я теперь пройду с закрытыми глазами. И спасибо Верке: без нее это приключение было бы абсолютно невозможно.
Федор Погорелов, «Фонтанка.ру»
