Нейромонах Феофан: Слэм выглядит дико для непосвященных, но в метро «Василеостровская» бывает жестче

Сколько барабанщиков на стадионе «Газпром Арена», кто из музыкантов, кроме Шнурова, может собрать там аншлаг и откуда взялся перформанс на матче «Зенита» против «Лейпцига»: отдел спорта «Фонтанки» поговорил с вокалистом музыкального коллектива «Нейромонах Феофан».

Ансамбль «древнерусского» драма появился в самом северном городе-миллионере в 2009 году. Один из основателей группы, откликающийся в миру на имя Олег, много лет ходит на стадион — он болельщик: его отец ходил на стадион имени Кирова, бабушка смотрела вместе с будущим автором трека «Надо поле притоптать» матчи «Зенита» по телевизору. Спин-офф «Нейромонаха» – совершенно внецензурный «Лорд Пневмослон» – тоже чрезвычайно популярен среди активных болельщиков «Зенита»: настолько, что один из треков «Пневмослона» был переделан в заряд «Питер, шизи на Вираже». На прошлой неделе перед игрой Лиги чемпионов Олег и компания выступили перед болельщиками с Виража на «Газпром Арене», а сам образ Нейромонаха был использован в предматчевом перформансе.

- У меня простой вопрос. 2002 год, Купчино. Вы с бабушкой с ее репликами «ёк-макарек» смотрите на самого лучшего из армян Саркиса Овсепяна. Проходит семнадцать лет. Ваш портрет поднимают на «Газпром Арене» – лучшем стадионе Восточной Европы на матче Лиги чемпионов. Что в этот момент происходит в голове?

– Для меня это очень почетно. Возникает в голове ощущение того, что делаешь все правильно. Ощущение, что на некий новый уровень это все поднялось. У Виража уважение не купить, только заслужить. Если я умудрился его заслужить, значит…

- ...значит, нужные книги ты в детстве читал. Когда возникла идея с выступлением на стадионе перед матчем с РБ «Лейпциг»? 

– Это Руслан (Руслан Дрюма, заводящий Виража. — Прим. ред.) предложил. Мол, собирай давай, сыграете концерт для своих.

- Это был квартирник по сути.

– Да. Закрытое внутреннее мероприятие. Только ребята с Виража могли попасть, т. к. это мероприятие проходило в холле трибуны Д. Он предложил – я согласился. 3 концерта было до этого дня, и 4-й  был уже там. У нас был ночной переезд от Ярославля до Твери на автобусе. Потом часов 5-6 спали. Подразбитые, но приехали и отыграли. Здорово получилось. И отыграли мы хорошо. 

- Использование образа Нейромонаха Феофана во время предматчевого перформанса впечатлило?

– Не до конца понимаю, чем я такое заслужил, но это невероятно приятно. Парни скидывали эскизы за неделю до этого. Удивился, мягко скажем. Потому что идея-то хорошая: показать природу севера и наш колорит. Если образ, который я придумал, выступает в роли своеобразного символа, то это, конечно, здорово. Значит, зашло. Нарисовано действительно очень классно. Парни, которые занимаются перформансом, думаю, являются одними из лучших в Европе. Классная отрисовка, удивляют масштабы. Огромное уважение ребятам. На бумажке рисуешь – и то коряво выходит, а здесь такие масштабы. Это какие-то фантастические навыки.

- Да, промышленная живопись по сути. Как вы легко жонглируете образами, личностями? Есть Олег. Есть Нейромонах Феофан. Есть Пневмослон.

– Как любой актер. Я же не живу этой личностью, а играю роль. Это весьма несложно.

- То есть когда машину паркуете, вы не монах?

– Да, я не выхожу и не говорю «бояре, разойдитесь от моей колесницы». Самая лучшая аналогия – это актер, играющий роль. На сцене я максимально стараюсь войти в роль, мыслить и действовать исходя из контекста. Но как только я схожу с площадки, я возвращаюсь в реальность. Уже снова Олег. 

- Есть история про Товстоногова: его первая пьеса в Ленинграде после переезда из Тбилиси была про Сталина. Сталина играл Евгений Лебедев. Он настолько вжился в образ, что на генеральной репетиции в какой-то момент ему показалось, что Сталин вошел в гримерку. Они посидели, покурили «Герцеговину», о чем-то поговорили и разошлись.  У вас есть какие-то специальные техники?

– У меня попроще. Я надеваю маски и всё. Здесь гораздо меньше погружение. Актеру нужно передать целую палитру и визуальных вещей, и эмоциональных, и психологических. У нас не так. 

- У вас и до приезда Дудя популярность была всероссийская. Мне интересно, что происходит после интервью с Дудем? Увеличился ли у вас гонорар, райдер, количество гастролей?

– У нас рост примерно одинаковый все время идет. После интервью был огромный всплеск интереса. Многие люди про нас узнали, но не все приняли и поняли, само собой. А общая тенденция примерно так и остается. 

- Сколько концертов в год?

– Честно – не считал. В районе 30-40. Мы больше турами ездим. Сейчас ноябрь забит и половина декабря. До этого у нас в сентябре не было ничего, в октябре играли концерт «Пневмослона». До октября мы готовились: вперед тур, десятилетие творческой деятельности и альбомы «Пневмослона» готовили. Если бы было больше концертов, то стало бы тяжелее. 

-  «Нейромонах» – это же очень простая и понятная с точки зрения организации концерта музыка. Включил – и погнали.

– У нас все гораздо сложнее. Мы же ездим с живым барабанщиком. Сейчас в тур к нам добавились еще 2 балалайки, аккордеон, электрогитара, три бэк-вокалистки. В Москве – Петербурге мы будем играть полным составом «живьем», а в регионы, конечно, сложнее возить весь состав, поэтому эти инструменты звучат из записи. К тому же у нас технически сложноорганизованное шоу: хочется по-большому и по-крутому, но это огромных денег стоит, поэтому нам приходится придумывать свои собственные решения, для того чтобы все синхронизировать. У нас более гибкая система получилась. Мы, грубо говоря, от звукового ноутбука на балалайку отправляем сигнал, чтобы она загоралась в нужные моменты, на видеоэкран отправляем, также отправляем на световой пульт сигналы, которые позволяют синхронизировать вспышки в ярких эмоциональных моментах и световые эффекты, привязанные к ритмам и темпу песни. Эта вся автоматизация не просто настраивается. На «Феофановские» концерты мы приезжаем в 2 дня на настройку аппаратуры и еле успеваем к открытию дверей.

- На корпораты часто зовут? Сейчас же ёлки начинаются. 

– Периодически. Допустим, по «Феофану» у нас сейчас пока только один, в том году было побольше – штук 5-6. У нас программа у «Феофана» очень энергичная, не всегда заходит для праздников. Сейчас готовим акустическую программу к следующему году, она, может быть, больше будет подходить: чтоб не только танцевать, но и красиво посидеть, послушать, насладиться музыкой.

- Вернемся к истории. Отматываем по оси времени: Купчино, вы с бабушкой, у телевизора, Овсепян на правом фланге, на Вираже с музыкальными инструментами никого. Конец эпохи Адвоката: вы уже на стадионе, есть трубач. Проходит ещё 10 лет, Сергей Богданович Семак в технической зоне, у вас абонемент, а на Вираже, как я понимаю, надежды маленький оркестрик. 

– Уже да, уже все серьезно. Круто, что развитие этого движения происходит до сих пор. Парни не остановились и все еще горят этим, стремятся к развитию. Потому что маленький оркестр – это хорошо, но акустика стадиона и его масштабы требуют расширения. Потому что если встать с краю Виража, то уже есть эхо, двойной удар слышен от барабана. И не всегда понятно, как в ритм попасть. Заводящие – это здорово. Они, как дирижеры, руками машут. Но в рамках стадиона это невозможно. Сейчас появились переклички  вместе со стадионом и слышно, что людям тяжеловато попасть, потому что задержки по звуку большие.

- Сколько сейчас ребят с большими барабанами?

– В районе 10 всегда есть.

- Ребята из Мусора (музыкальное училище имени Мусоргского. — Прим. ред.) или с каким-то природным чувством ритма? 

– Есть обученные барабанщики, например те, кто играли со Шнуровым – они очень хорошо играют. Есть те, кто на Вираже научился. Есть ещё духовые, в основном, конечно, трубы и тромбоны. Экзотические появляются – туба, например. Она, кстати, очень здорово звучит и дает очень сильную энергетику. У большинства посетителей стадиона нет музыкального образования, нет абсолютного музыкального слуха и сложно петь нужные ноты по памяти. Духовые в этом плане очень хорошо помогают, задают тональность. Проблема только в том, что у них звук узко направлен, грубо говоря, на кого ты направил, те и слышат. 20 градусов направо – и уже не слышно ничего. У тубы, к примеру, почти весь звук вверх уходит. 

- Безумно интересно. А вот духовые не подзвучены? 

– Нет. Это живьем все. Духовые же самые громкие из музыкальных инструментов.

- Тубист откуда взялся? Это такая редкая профессия.

– Честно говоря, не совсем знаю, откуда приходят музыканты. Мы, кстати, хотим реализовать перформанс музыкальный на Вираже с большим количеством туб. Чтобы бас звучал. Мы сейчас разобрались с синхронизацией. Сейчас решается технический вопрос. Как только это будет готово, мы будет всеми темпами двигаться к реализации перформанса. 

- Сколько тубистов в Санкт Петербурге? В выпуске же человек 5 в году, наверное. 

– Ух, думаю, хватит. Это все те же военные оркестры. По духовым в городе предложений много.

- На встрече с болельщиками, на которой был Бранислав Иванович, ребята с Виража спрашивали у руководства, когда что-то сделают с акустикой на стадионе. Иванович очень удивлялся после, в подтрибунном помещении: мол, чего они докопались, это ж не опера, это стадион. 

– Касательно акустики: я не был, но были те, кто был на первом «Ленинграде», жаловались на звук. Летом приезжал «Раммштайн», и мне было интересно, что они сделают, чтоб все зазвучало хорошо. Оказалось, они просто решили это большим количеством звука. Поставили дополнительные линии колонок, и в итоге мощь звука просто задавила эхо.

- Поэтому и на примерно 20 фур оборудования больше заезжало. Все мы на что-то ориентируемся. Есть у вас какой-то концертный коллектив, на который смотрите и думаете: хочу вот так?

– Не скажу, что прям все целиком и полностью так, но вот по автоматизации есть коллектив Justice. У них какая-то фантастическая автоматизация. Мне нравилось, как у Prodigy был поставлен свет, как они разгоняли приборы для усиления эмоционального пика. В определенный момент «Ленинград» очень круто работал: они делали рок-концерт с шоу высокого уровня, абсолютно по стандартам качества поп-исполнителей, условного Филиппа Киркорова.

- Кстати, верите ли вы, что это последний тур «Ленинграда»?

– Думаю, что вряд ли. Мне кажется, что это такой понятный пиар и маркетинговый ход, имеющий право на жизнь. Потому что это стадионный тур и надо было собирать стадионы. Сергей Шнуров, к слову, единственный отечественный исполнитель, который дорос до уровня стадионных туров, катается и по Европе, и по Америке.

- Вы в Европе востребованы?

– В принципе сейчас все к этому и движется. Мы недавно были в Голландии на фестивале Lowlands, это один из самых крупных. Было очень круто, какое-то безумие творилось. В Голландии, скажем так, люди очень раскрепощенные. Вот, грубо говоря, раз заплатил деньги за вход, вот я их сейчас оттанцую. Там такие деревья стояли искусственные в горшках: их все достали, стали бросаться, деревья летали в воздухе. Объективности ради скажу, что не только на нашем сете так зажигали. После этого выступления пошли запросы из Германии, Франции, Голландии. На следующий год мы планируем провести работу по продвижению одновременно и на запад, и на восток. Есть планы про Японию и Китай.

- У Витаса же получилось.

– Ну да. Группа «Серебро» в Китае хорошо зашла. Группа SHOKRAN, например, сейчас по Китаю ездит с концертами и собирают много народа. Они метал играют, наш барабанщик Миша Исаев с ними выступает. 

- Как заметка на полях: вы эпилептиков специально предупреждаете, что им будет тяжело? Или они заранее знают и не идут?

– У нас все же не так жестко, мы не борщим. Люди, которые знают, что им будет плохо на мероприятии, просто не пойдут. И у нас всегда дежурят медработники на концертах. Движение очень активное, есть люди, которые люто отдыхают, и они могут как-то ушибиться. При этом у нас очень культурные слэмы. Если кто-то упал, то сразу поднимают. Извиняются, даже если на ногу наступили. Слэм выглядит дико для непосвященных, но в метро «Василеостровская» бывает жестче. 

- Меня зацепила в интервью ваша реплика про то, что в  сезоне Луческу и Манчини было ощущение поддельных елочных игрушек. 

– Скажем так: они не так играли, как мы за них болеем. К фанатскому движению вообще никаких вопросов нет. Я думал об этом: представляете, у тебя гигантская зарплата, на тебя приходят посмотреть десятки тысяч, поддерживают. Да это мечта многих, чтоб за них так переживали. 

- Есть понятная классификация: фанат, кузьма, ультрас. В этой системе вы кто? 

– Я – фанат. Если хочется просто посмотреть футбол, то я смотрю дома, на диване. Так удобнее, динамика хорошая, есть повторы. А на стадион я иду, чтоб шизить. Сидеть и просто смотреть — это не мое. Если я и иду, то только на Вираж. А это все-таки место для фанатов.

- Собеседование на Вираж вы не проходили? Вы попали по блату?

– Не, ну служба безопасности меня проверяла. Печать мне ставили. 

- Мне понятно, как вас нашел в ВК Руслан Дрюма. Я понимаю, откуда «Ленинград» на Вираже. Но откуда на стадионе перепевка песни группы Little Big? 

– Ребята следят за музыкой. К тому же Little Big  – питерский коллектив, очень популярный во всем мире, с выдающимся видеопродакшном. Новая тема — она драйвовая, нестандартная, начинается с партии духовых, а дальше уже можно попеть, можно покричать. 

- Не было ревности, мол, моя тема ушла (раньше на Вираже исполнялась кричалка «Шизи на Вираже», на мотив одной из песен группы «Пневмослон». – Прим. ред.)?

– Нет, я к этому отношусь совершенно спокойно. Я понимаю, что что-то вкатывает, что-то — нет.  Мне даже было иногда неудобно, когда её раньше исполняли. Мне давно казалось, что она не самая лучшая из того, что есть на Вираже.

- Вы после интервью на стадион зачем едете?

– У нас совещание с ребятами: мы сейчас технически готовим стадион, пытаемся настроить систему, которая могла бы синхронизировать весь стадион. Подробностей пока не дам, не потому, что они секретные, а потому что их нет. Пока есть только концепция. В настоящий момент надо понять, есть ли возможность для технической реализации идеи. Было бы невероятно круто, если бы можно было синхронизировать весь стадион. Если бы все одновременно хотя бы слово прокричали.

- На меня сильное впечатление произвел хор мужиков, исполняющих песню «Куда летишь, кукушечка». И у меня сложилось ощущение, что это абсолютно утраченная культура русского пения, потому что большую часть носителей этой культуры пения ХХ век не пощадил. 

– Касательно того, что не умеют петь, я бы усомнился. Умеют петь и поют — я это слышу на концертах. Мне кажется, одна из основных проблем именно в попадании в ноты. Для этого и нужны духовые: они задают тональность. Мы летом проводили разогревающие мероприятия на стилобате у Виража. Я слышал, как люди пели прям в ноты. Потенциал есть.

Беседовал Федор Погорелов, "Фонтанка.ру"