ПоделитьсяТрафик, угрозы, миллиарды, искусственный интеллект, взорванные спутники, распил и азиатское преклонение перед гаджетами. Каким в телеком-сфере остался 2019 год и что россиянам принесёт год 2020-й, знает экс-директор особых направлений Telegram.
Чем история Виктора Цоя и группы «Кино» похожа на нашумевшее «дело Nginx», какие угрозы утечек есть в непокорном мессенджере Telegram, зачем Павел Дуров пытался договариваться с Владиславом Сурковым ещё в 2011 году. Сколько основатель «ВКонтакте» уже потратил на разработку своей криптовалюты и почему из этой идеи на выходе может ничего не получиться. Об этих и других телеком-итогах 2019 года и прогнозе на 2020 год в большом интервью «Фонтанке» рассказал бывший технический директор «ВКонтакте», экс-директор особых направлений Telegram Антон Розенберг.
– Антон, пожалуй, главный медиашум 2019 года около русского телекома – «суверенный Интернет». Сначала всем было страшно. От того, что «цензура», от того, как авторы формулируют, от того, что основные полномочия отдают РКН, который до этого боролся с блокировками Telegram «ковровыми бомбардировками». Потом все начали смеяться. Ничего не заработало 1 ноября. Можно забыть, как про «пакет Яровой»? И кто в 2020 году посмеётся последним про «суверенный Интернет»?
– Сложно даже сказать, в чём основная проблема закона о «суверенном Интернете». Например, его писали люди, не знающие даже, что такое файрвол и как это слово правильно произносится (соавтор законопроекта депутат от ЛДПР Андрей Луговой в интервью «Фонтанке» не смог правильно назвать термин. – Прим. ред.). В общем, люди весьма далёкие от регулируемой отрасли и имеющие о ней весьма смутные представления. И при этом по какой-то причине не спросившие мнения экспертов из отрасли. С юридической точки зрения, как я понимаю, закон тоже далёк от совершенства, он выдёргивает и смешивает в одну кучу множество различных технических понятий. Во сколько обойдётся его реализация, не ясно. Год назад, при внесении законопроекта, говорилось, что это не потребует расходов из федерального бюджета, потом появилась сумма в 20 миллиардов рублей, потом она стала расти. Нормативных документов так и не появилось, понимания, как это всё технически должно быть реализовано, какое оборудование кто и куда будет ставить, – тоже. Больше того, так и не прояснилось, зачем этот закон вообще нужен, от каких угроз он должен защищать.
С момента внесения законопроекта уже прошёл год, и ничего принципиально не поменялось. Впечатляет лишь скорость принятия закона. Роскомнадзор тестировал где-то решения для глубокой фильтрации трафика, так называемые DPI. Но чем тестирование закончилось, не известно. Однако формально заблокированный в стране Telegram по-прежнему работает, в том числе в тех регионах, где проводилось тестирование. Говорят о его «блокировке» всё меньше, а различные чиновники периодически заявляют, что пользуются им, и дают пояснения, что «заблокированный» не значит «запрещённый». Пока нет никаких оснований предполагать, что за 2020 год что-то изменится, но технически времени предостаточно.
Последствий, если закон когда-нибудь будет реализован, может быть два: появится внутренний «рубильник», с помощью которого можно будет отрезать Рунет от внешнего мира изнутри, и этот же «рубильник» станет единой точкой отказа для всей сети. Диверсия, некомпетентность сотрудников или взлом этого центра смогут привести к полному выключению всей сети по всей стране. А так как управление будет осуществляться по той же сети Интернет, альтернатив-то нет, отменить это, восстановить сеть после такой глобальной аварии будет крайне затруднительно.
Второй пункт, внедрение DPI, имеет один-единственный плюс для бизнеса – провайдеры не должны за это оборудование платить, и с них снимается ответственность за качество фильтрации заблокированных ресурсов. Минусы всё те же: это оборудование будет управляться из единого центра и точно так же сможет парализовать сеть, кроме того, оно может просто работать некорректно, создавать случайные сбои в отдельные моменты и ситуации.
– «Суверенная» сеть далеко не единственная обсуждаемая тема в 2019 году. Что ещё было принципиально важным?
– В основном это не события а скорее процессы, растянутые во времени. В феврале арестовали Майкла Калви, инвестора, основателя и управляющего фонда Baring Vostok. Сама история не чисто телекомовская, но оказала существенное влияние на инвестиционный климат, вызвала бурное обсуждение в отрасли и перекликается с некоторыми последующими событиями. Далее в течение года было несколько событий, связанных с развитием технологии 5G в России: тестирования, споры о выделении частот с военными, фантастические планы производить российское оборудование для 5G на базе госкорпораций. История с Павлом Дуровым, его сетью TON и криптовалютой Gram, запуск которых постоянно переносился с декабря 2018 года, а в последний момент в дело вмешалась Комиссия по ценным бумагам и биржам США (SEC), не только поставившая под сомнение возможность запуска TON когда-либо, но и сделавшая неопределённым само будущее мессенджера Telegram. 1 декабря был подписан закон о предустановке «российского софта», который начнёт действовать с 1 июля 2020 года. В отличие от закона о «суверенном Интернете», текст этой законодательной новеллы уместился всего на двух страницах, но вопросов от этого меньше не стало: точно так же пока нет ясности, о каком оборудовании пойдёт речь, о каком программном обеспечении, кто должен будет его устанавливать, как быть с оборудованием, которое уже произведено, но ещё не продано, и сколько за это всё в итоге заплатит конечный пользователь. 12 декабря, в День Конституции, стало известно о «деле Nginx», всколыхнувшем сообщество российских разработчиков и в очередной раз поставившем под сомнение инвестиционный климат в России. И, наконец, история развития отношений «Яндекса» и государства, очередной раунд которой завершился относительно успешно 20 декабря, но чему предшествовал целый ряд событий в течение года.
– Про Nginx слышал каждый, кто читает новости. Но не телекомщики, как правило, ничего не понимают в этом сюжете. При этом в декабре мы наблюдали сетевую солидарность с разработчиками сервиса. Что всё-таки стряслось? Почему этот коммерческий спор важен для обывателей?
– Nginx – это продукт, которым пользуется практически каждый пользователь сети, сам того не зная. Это веб-сервер, на основе которого работают треть сайтов в мире и две трети российских сайтов. На популярные сайты могут приходить миллионы запросов в секунду, и их все надо эффективно принимать и обрабатывать. Лет 15 назад программы, на которых работали сайты, сами принимали запрос, обрабатывали его и возвращали ответ. При этом Интернет был медленный, приём и передача занимали много времени, и всё это время сервер ждал и простаивал. Можно было запустить несколько экземпляров параллельно, но они потребляли много ресурсов. Nginx решил эти проблемы: статические данные, такие как файлы с изображениями, он отдаёт сам. А динамические запросы, требующие вычислений на серверной стороне, он сначала принимает полностью, потом быстро отправляет по локальной сети на обрабатывающие их сервера, быстро получает и кеширует ответы и может долго возвращать их пользователям. Причём, в отличие от предыдущих решений, один сервер с Nginx может одновременно поддерживать сотни тысяч, если не миллионы, соединений.
Во «ВКонтакте», скажем, мы практически с момента основания использовали Nginx, и это был один из лучших инструментов в плане стабильности работы и удобства настройки. И уже в 2007 году все мы прекрасно знали, что этот продукт создан и поддерживается именно Игорем Сысоевым. В 2011-м он ушёл из «Рамблера» и стал сооснователем компании Nginx. Продукт по-прежнему оставался бесплатным, а зарабатывали они на дополнительных услугах: поддержке, установке, настройке, разработке дополнительного функционала под требования заказчиков. В 2011-м компания Nginx привлекла первые инвестиции в размере 3 миллионов долларов. В последующие годы в несколько раундов – ещё более 100 млн. В марте 2019 года американская компания F5 Networks объявила о покупке Nginx за 670 миллионов долларов, сама сделка была завершена в мае, офис с разработчиками остался в Москве.
«Рамблер» же за эти 15 с лишним лет неоднократно менял позиционирование на рынке, собственников и руководство. В апреле 2019 года была анонсирована покупка 46,5% Rambler Group Сбербанком, в августе сделку закрыли. И вот 12 декабря стало известно, что в офисе Nginx, а также дома у основателей компании Игоря Сысоева и Максима Коновалова прошли обыски, с ОМОНом и автоматчиками. Почти сразу в сети появились копии документов, из которых следовало, что кипрский оффшор Lynwood Investments CY Ltd., аффилированный с совладельцем «Рамблера» Александром Мамутом, подал от имени «Рамблера» заявление в правоохранительные органы. Якобы Nginx принадлежал «Рамблеру», и вот в компании обнаружили, что «неустановленные лица в неустановленном месте в неустановленное время, но не позднее октября 2004 года» указали в исходных кодах, что авторство принадлежит Игорю Сысоеву, и выложили программу в свободный доступ. И якобы совершено было это «преступление» группой лиц по предварительному сговору и в особо крупном размере, а ущерб, по мнению «Рамблера», на июль 2011 года составил 51 миллион рублей.
Сразу после этого IT-сообщество взорвалось. Боюсь, все детали в этом интервью будет передать сложно, но достаточно было бы и вопросов про сроки давности, ведь 15 лет в «Рамблере», как и во всём сообществе, про Nginx прекрасно знали и никаких претензий не имели, и про то, почему дело уголовное, а не гражданско-правовое, и о том, были ли хоть какие-то основания для возбуждения дела, и зачем понадобились обыски у свидетелей (такой статус получили сооснователи Nginx. – Прим. ред.), изъятие у них компьютеров и телефонов. В поддержку Nginx выступили представители ведущих компаний Рунета, руководители «Рамблера» первой половины 2000-х годов единогласно подтвердили, что Nginx создавался Игорем Сысоевым в свободное время, задачи такой ему никто не ставил, и программирование вообще не входило в его служебные обязанности. Нашлись публикации 2011 года, в которых представители «Рамблера» подтверждали независимость Nginx и отсутствие претензий. Думаю, сообщество разработчиков сплотилось в едином порыве и возмущении ещё и потому, что Сысоев являет собой эталон, пример того, как можно бескорыстно создавать продукт, просто потому что это нравится, делать его открытым и бесплатным и в итоге прийти к мировому успеху и заработать на этом деньги не в ущерб ничему и никому. Такому можно только позавидовать по-хорошему. Большая часть российских проектов и сайтов годами пользовалась Nginx и гордилась тем, что это российская открытая разработка, достигшая мирового признания. И когда далёкие от отрасли бизнесмены покусились на этот пример успеха и заявили, что права на используемый всеми открытый код принадлежат только им, – это не понравилось никому.
Версии выдвигались разные: от простого желания откусить кусочек от 670 миллионов долларов, что на порядок превышает текущую стоимость всего «Рамблера», и заработать на чужом успехе, до политических мотивов. У нас в стране сейчас взят курс на «национализацию» значимых ресурсов, «российский софт» и защиту от «внешних врагов». И тут кто-то наверху мог узнать, что мало кому известный за пределами круга разработчиков российский проект, оказывается, достиг мирового успеха и оказался продан американцам. Я вполне допускаю, что могла быть поставлена задача: «Вернуть». Зачем? – для защиты российских проектов, опасения использования Nginx в целях внедрения уязвимостей новыми владельцами или собственных планов внедрить что-нибудь эдакое в иностранные проекты, собственно говоря, и не важно. Так как те, кто всё это затеял и организовал, не подумали разобраться в вопросе или проконсультироваться с кем-нибудь сведущим, чтобы понять, что проект с открытым исходным кодом нельзя вот так вот «отжать». Основной актив такого проекта – популярность, репутация и команда разработчиков. Уничтожить его можно, усложнить жизнь тоже. Но забрать силой, заставить работать на себя не получится, даже посадив основателей.
Представьте, что завтра какой-нибудь нефтегазовый холдинг купит здание котельной «Камчатка» на улице Блохина и после этого заявит, что ему принадлежат все права на наследие группы «Кино», ведь Виктор Цой работал там кочегаром с 1986-го по 1988 год.
Поднявшийся уровень возмущения заставил комментировать ситуацию и пресс-секретаря президента Дмитрия Пескова, и руководство Сбербанка, заявившее, что ничего об этой ситуации не знали и попросят прекратить уголовное дело. Эти заявления, правда, противоречили предыдущим высказываниям представителей «Рамблера». Одни говорили, что Lynwood Investments – это нанятые юристы, подавшие заявление без уведомления руководства, а другие – что права требовать что-то от Nginx этому оффшору были переданы несколько лет назад. Да и отзыва заявления недостаточно для закрытия уже возбуждённого уголовного дела. При этом глава Сбербанка Герман Греф и совет директоров «Рамблера» не сказали главного, что всё это дело вообще абсурдно и не имеет под собой никаких оснований. Они лишь высказались под шквалом критики, что такие дела должны рассматриваться не в уголовном, а в арбитражном суде, то есть от претензий не отказались. Что породило новый вал критики: уголовные дела в таких историях при полном отсутствии доказательств зачастую требуются, чтобы провести обыски у противоположной стороны, изъять документы и затем уже на их основании подавать иск в арбитраж. Так что свою роль это дело уже выполнило, и заявлять, что его надо закрыть, – делать хорошую мину при плохой игре.
Итог подвёл уже другой Дмитрий Песков, спецпредставитель президента РФ по вопросам цифрового и технологического развития, высказавшийся у себя на странице в facebook: «Случившееся уже нанесло гигантский вред рынку и задачам развития». Пока же остаётся надеяться, что история завершится хорошо и «Рамблеру» не удастся испортить жизнь ни Игорю Сысоеву, ни всем тем компаниям и пользователям по всему миру, которые доверяют продукту с российскими корнями.
– Конец 2019 года сопровождали очередные истории про утечки в популярных сервисах. Павел Дуров мочил WhatsApp. Мол, через этот мессенджер у вас выкачают со смартфона всё личное. Вы сами говорили, что своеобразным бэкдором в Telegram стала возможность входить в мессенджер посторонним людям при краже смс-пароля для аутентификации. Нас ждёт нарастание этой волны дыр в безопасности в 2020 году, или это станет исключительно предметом конкурентных войн за рынки? Какая тенденция сильнее?
– История про Дурова и WhatsApp не нова, предыдущий «раунд» был в мае, а началось всё и вовсе в сентябре 2015 года, когда Павел Дуров заявил на конференции TechCrunch Disrupt: «WhatsApp – sucks («отстой». – Прим. ред.)». Тем не менее это прежде всего хорошо продуманный маркетинг. WhatsApp – самый популярный мессенджер в мире, с оглядкой на который создавался в 2012–2013 годах Telegram. И отсутствие в Telegram двухфакторной авторизации по умолчанию, что делает его уязвимым к перехвату СМС, – история связанная и не менее давняя. Годами появляются публикации, как тех или иных людей таким образом взломали. Но проблема кроется в том, что для большинства пользователей важнее простота, а не безопасность. И Дурову важнее рост аудитории, чем её безопасность, так что регистрация и вход в Telegram обязаны быть не сложнее, чем у всё того же WhatsApp. Но если говорить о бэкдорах, я бы назвал таковым саму структуру Telegram. В отличие от WhatsApp или Signal, в Telegram все чаты, группы и каналы, за исключением «секретных чатов», которыми практически никто не пользуется, не защищены end-to-end шифрованием. Это значит, что у команды Telegram есть полный доступ к их содержимому. Это удобно и в плане разработки, и для пользователей, так как их переписка хранится на серверах мессенджера и доступна с любого устройства. Но пользователей стараются не предупреждать об этом, как и о том, что в случае продажи Telegram весь архив их переписки окажется в чьих-то руках. А также рано или поздно может быть передан по запросу или просто украден хакерами, если на серверах Telegram обнаружится уязвимость.
Что же касается утечек в целом, мне кажется, об этом просто стали больше писать и говорить. Ну и роль и ценность информации растут. Есть другая, потенциально более опасная тенденция: техника становится всё сложнее, и последние пару лет в ней всё чаще находят уязвимости на аппаратном уровне, закрыть которые, по крайней мере без существенного снижения производительности, невозможно в принципе. Пока я не слышал, чтобы эти уязвимости кто-то эксплуатировал, но тенденция удручающая. Информацию о последней уязвимости подобного рода опубликовали 10 декабря, и в 2020 году эта тенденция вполне может получить развитие.
– Что случилось с «Яндексом», когда совет директоров утвердил решение о создании «фонда общественных инициатив»? Один из членов вновь созданного фонда, ректор ИТМО Владимир Васильев, пояснял «Фонтанке», что это всё было нужно, чтобы управление компанией не убежало не в те руки.
– 20 декабря было, скорее, предсказуемое оформление итогов истории, тянувшейся весь год. Вообще у Сбербанка была так называемая «золотая акция» «Яндекса», позволяющая накладывать вето на определённые решения, ещё с 2009 года. Но со временем, видимо, государству этого показалось мало. В октябре 2018 года появились слухи о возможном приобретении Сбербанком контрольной доли в «Яндексе», что привело к обвалу биржевого курса акций поисковика. 26 июля 2019 года депутат Госдумы Антон Горелкин внёс законопроект о «значимых интернет-ресурсах», который предлагал ограничить долю иностранного владения в таких ресурсах 20 процентами, как для СМИ. Что такое «значимые интернет-ресурсы», явно не объяснялось, но то, что это фактически законопроект «про «Яндекс», стало понятно сразу, и акции «Яндекса» вновь обвалились. Формально 100% «Яндекса» принадлежат голландской компании, фактически же государство увидело проблему «смертного Воложа», гендиректора «Яндекса», его акционера и обладателя крупнейшего пакета голосующих акций. Проблема была в том, что, по действовавшему уставу «Яндекса», в случае перехода права владения на акции Аркадия Воложа по любым причинам, будь то продажа или наследование, они автоматически теряли свою 10-кратную голосующую силу, превращаясь в обычные акции, и 90% контроля над принятием решений в «Яндексе» оказывалось бы в руках иностранцев. Изначально подобный механизм был создан для защиты от поглощений, но, видимо, со временем это обстоятельство стало беспокоить российские власти. И хотя, казалось бы, это был всего лишь законопроект, намёк был достаточно прозрачный, чтобы начать вести переговоры и искать пути решения проблемы. Ситуация, тем не менее, вызвала разговоры, и о том, как подобное давление влияет на инвестклимат, и о том, что падение курса акций бьёт по доходам сотрудников «Яндекса», так как многие из них владеют миноритарными долями или опционами, повышая их желание уехать работать за границу и усложняя задачу поиска и удержания ключевых специалистов. Против выступал, в том числе, министр цифрового развития, связи и массовых коммуникаций, а депутат Горелкин заявлял, что инициатива его личная, и он ни с кем не советовался. Что привело также к очередному обсуждению, как не слишком компетентные депутаты одними своими заявлениями и законопроектами заставляют компании терять миллиарды долларов биржевой стоимости, и что стратегически это не самым благоприятным образом влияет на развитие отрасли и желание создавать проекты в российской юрисдикции.
В конечном счёте, к середине ноября государству и «Яндексу» удалось договориться. Поисковик предложил создать специальную некоммерческую структуру – Фонд общественных интересов, состоящий из представителей ряда российских образовательных заведений и негосударственных организаций, с которыми «Яндекс» сотрудничает, а также трёх руководителей «Яндекса». Государство это предложение устроило, и «законопроект Горелкина» сразу же был отозван. По замыслу «Яндекса», данный фонд будет контролировать ряд беспокоивших государство вопросов, а Сбербанк передаст в него свою «золотую акцию». По сравнению с ситуацией 10-летней давности ограничений для «Яндекса» становится больше, но переговоры можно назвать успешными, поскольку это решение существенно лучше предлагавшегося варианта законопроекта. 20-го же декабря совет директоров «Яндекса» проголосовал и формально утвердил это решение. Рынок отреагировал на всё это позитивно – ростом акций.
Тем не менее и ректоры вузов могут меняться, и фонд имеет право вето по ряду вопросов. И хотя «Яндекс» остаётся частной компанией, самостоятельно ведущей свой бизнес, в исключительных случаях фонд имеет право, среди прочего, временно заменять руководителя российского «Яндекса». Остаётся надеяться, что статус-кво на достигнутом уровне сохранится без изменений надолго, поскольку «Яндекс» действительно одна из лучших российских IT-компаний, играющая существенную роль в ряде отраслей и направлений, в том числе для массового российского пользователя. Нежелание Кремля утратить российский статус «Яндекса» в целом понятно. Но, с другой стороны, подобные тактические попытки заставить любую компанию стать «более российской», выбрать ключевую страну, могут затруднять её выход на международные рынки и, в конечном счёте, снижать стратегические возможности по глобальному развитию, примеры чему известны. Ведь в других странах точно так же и совершенно обоснованно могут задаваться аналогичными вопросами, и чем ближе компания к российскому государству – тем дальше она от интересов всех остальных.
При этом к «значимым для России интернет-ресурсам», очевидно, относится целый ряд иностранных компаний, начиная с Google и facebook с их дочерними продуктами, такими как YouTube, Instagram и WhatsApp. Но к ним не только не предлагалось применять «законопроект Горелкина», хотя было бы довольно забавно попытаться заставить Google ограничиться 20% не российского капитала. Но и Роскомнадзор, несмотря на давнее внесение этих компаний в реестр организаторов распространения информации, не торопится вести с ними диалог по соблюдению российских законов и за все эти годы пока дошёл до выписки штрафов в несколько тысяч рублей. Я не призываю усиливать на них давление, но хочу отметить, что процессы пока складываются так, что давление оказывается в основном на те компании, на которые есть рычаги воздействия. То есть на российские, на те, для которых наш рынок ключевой, или, как показал пример с Nginx, на те, у которых в России есть разработчики. Google, к примеру, закрыл российские центры разработки в конце 2014 года. Проблема в том, что такое избирательное давление противоречит свободной рыночной конкуренции и ещё больше усложняет жизнь российским проектам. Сложно конкурировать в ситуации, когда ты должен соблюдать все российские законы и порядки, а твои конкуренты – нет. И это относится не только к IT, но и к реальному производству, и к международной торговле, и к вопросам налогообложения. Об этой же проблеме Павел Дуров писал в своём письме Владиславу Суркову ещё в декабре 2011 года, когда политические протесты только-только начинались. И именно по этой причине он старается всячески скрыть российские корни Telegram и дистанцироваться от нашей страны.
– Эксперименты «Яндекса» по созданию альтернативных СМИ, тот же «Яндекс.Дзен», продолжают удивлять. За год авторам был выплачен 1 млрд рублей, отчитались в компании. Независимая альтернатива классическим СМИ в России состоится, с учётом привычек аудитории и прочих важных факторов?
– Альтернатива классическим СМИ уже есть в виде блогеров, видеоблогеров, Telegram-каналов и т.д. В принципе, главная задача – создавать востребованный контент, который будет привлекать аудиторию. Парадоксально, но востребованный – даже не обязательно означает качественный, множество просмотров могут собирать, к примеру, видеоролики на YouTube, где авторы лопатами копают глубокие колодцы, с нарушением всех требований и норм безопасности и здравого смысла, и это в 21-м веке. А уж где именно размещать контент, если ты умеешь его создавать, – вопрос вторичный, тут площадок и социальных сервисов множество. У них, конечно, свои особенности и разные аудитории, свои способы привлечения аудитории и монетизации, на некоторых платформах есть «интеллектуальные рекомендательные сервисы», призванные показывать пользователю то, что ему должно быть интереснее, но общий смысл один: контент должен быть востребован. Правда, начиная с некоторого уровня популярности ведение блога становится уже профессиональным: занимает всё время, а то и требует найма помощников. Что касается денег, варианты тут могут быть разные: и выплаты от площадки, как это работает в YouTube, «Яндекс.Дзен», алгоритме «Прометей» у «ВКонтакте», и размещение рекламных постов, и продажа товаров, и даже продажа «блоков», то есть обещаний не писать про то или иное лицо, компанию или событие, как это периодически случается в Telegram-каналах.
Что касается новостной тематики, благодаря Интернету границы тут размываются. Впрочем, это было и раньше, переход от печатной прессы к электронной уже был существенным сдвигом. Меняются и запросы аудитории. Но в любом случае, пока не заработал закон о «суверенном Интернете», загнать всех в рамки российского закона о СМИ невозможно. И у российских проектов тут несколько меньше конкурентных возможностей, так как на них в первую очередь давит Роскомнадзор, им приходится соблюдать ограничения закона «о защите детей», о СМИ и т.д. В правилах того же «Яндекс.Дзена» есть ограничения на шокирующий, трагический или откровенный контент, хотя у западных платформ и площадок зачастую также есть свои требования. Но, повторюсь, пока Рунет физически не отрежут от мирового Интернета или не закроют все потребности внутренними сервисами, как в Китае, – побороть тенденцию на переход к альтернативным источникам новостей не получится.
– Спутниковый Интернет в 2020 году россиянам достанется? Какие решения здесь удобнее всего пытаться монетизировать, с учётом страхов государства или в попытке эти чаяния игнорировать?
– Как я понимаю, речь про систему OneWeb, но это не единственный оператор спутникового Интернета. Технологии двустороннего и одностороннего стационарного спутникового доступа в Интернет существуют давно и доступны в России совершенно точно более 10 лет. Кроме того, есть несколько систем мобильной спутниковой связи, наиболее популярные из которых Iridium и Thuraya, у меня даже есть телефон последней, для связи в горах. А в России в ряде северных регионов спутниковая связь – и вовсе единственный способ выхода в Интернет, так как оптоволоконные кабели туда пока не протянули. Даже в Магадан и на Камчатку подводную волоконно-оптическую линию связи компания Huawei по заказу Ростелекома проложила только в 2016 году. Так что основной недостаток существующих решений – в пропускной способности, цене и задержках во времени передачи данных, если она идёт через геостационарные спутники. Высота геостационарной орбиты – около 35 768 км над уровнем моря, радиосигнал с Земли до спутника проходит это расстояние примерно за 0,12 секунды, но так как ему ещё надо вернуться обратно на Землю, а затем требуется передать ответ по тому же маршруту, в случае подобного Интернета минимальная теоретическая задержка между запросом и ответом (пинг) составляет 0,48 секунды (480 миллисекунд), в реальности же получается ещё больше. Для сравнения: время доступа в классическом проводном Интернете до рядом расположенных серверов может составлять порядка 4–10 мc, оптимальный пинг – до 40 мс, а всё, что больше 100, уже вызывает ощущение «торможения».
Технология OneWeb, как и проект Starlink от Илона Маска, подразумевает создание сетей из сотен и тысяч низкоорбитальных спутников, расстояние до которых от поверхности Земли будет составлять от 350 до 1200 км, что позволит обеспечить нормальный пинг. Кроме того, сигнал будет не просто ретранслироваться на Землю, а сможет передаваться между спутниками внутри сети. Таким образом, качественным Интернетом удастся покрыть всю поверхность планеты, включая малонаселённые и труднодоступные районы, такие как Арктика и Сибирь, горы, пустыни и океаны. Оба проекта пока запустили лишь первые пробные спутники, но обещают начало эксплуатации сетей уже в наступившем 2020 году. Илон Маск планирует запускать свои спутники сам, с помощью SpaceX, а OneWeb пока использует российские ракетоносители. Но для эксплуатации на территории России требуется выделение частот, и, по последним новостям, 25 июля 2019 года государственная комиссия по радиочастотам (ГКРЧ) отказала OneWeb в выдаче частот, после чего заявка была отозвана для доработки. Возможно, власти опасаются появления на территории страны неподконтрольного Роскомнадзору спутникового Интернета, видя в этом угрозу цифровому суверенитету. Хотя действующие системы уже есть, и в них спутниковая связь «заземляется» на наземные станции в той стране, где находится абонент. Хотя в случае, скажем, одного геостационарного спутника у Thuraya технически это является только усложнением системы. В принципе, спутниковый Интернет мог бы работать «нелегально», но если начать в ответ глушить или сбивать спутники, это может привести к захламлению орбиты обломками и закрытию полётов в космос для всей планеты на пару тысяч лет.
Так что я не уверен, что новая технология будет доступна в нашей стране в 2020 году, хотя как раз для наших реалий это весьма перспективно. Быстрый и надёжный Интернет в любой точке позволил бы обезопасить российские дороги, обеспечить качественной современной связью отдалённые населённые пункты, дав их жителям возможность удалённо учиться и работать, дачи и садоводства, путешественников, геологов, сделал бы возможными комфортную жизнь и работу специалистов целого ряда областей, начиная с айтишников, в загородных условиях. Подобный Интернет помог бы и в области телемедицины. Кроме того, он обеспечил бы качественной связью и яхтсменов, пассажиров самолётов и поездов: сейчас даже в «Сапсане» между Петербургом и Москвой качество связи оставляет желать лучшего. Удалённое управление беспилотниками, тракторами и сельхозтехникой – вариантов применения можно придумать много.
– В ушедшем году Владимир Путин озаботился Искусственным Интеллектом. Уже про треть триллиона до 2025 года говорят. Это про что история? Про освоение бюджета или про реальные способности подтянуться за остальным миром хотя бы в этой технологически сложной отрасли?
– Под искусственным интеллектом, или коротко ИИ, сейчас обычно понимаются технологии машинного обучения на основе нейронных сетей. До сильного ИИ, способного мыслить и осознавать себя, ещё очень далеко, так что пока речь идёт лишь о технологиях, позволяющих решать отдельные задачи, которые не получается или слишком сложно решать другими имеющимися на сегодняшний день методами. В принципе, сейчас идёт уже третья волна интереса к ИИ, первая началась ещё в 1950-е годы. Но меня всегда смущали подобные директивные подходы «сверху» к высокотехнологическим направлениям. Государство должно создавать возможности для работы и развития, может заниматься подготовкой специалистов, но госкорпорациям сложно конкурировать с частными компаниями на высокотехнологичных мирных направлениях в силу бюрократизированности и отсутствия «эффективного собственника» как минимум. А конкурения на рынке ИИ носит международный характер. Кроме того, смущают и заявленные сроки. До 2030 года ещё очень далеко, и сразу вспоминается притча про Ходжу Насреддина, ишака и бухарского эмира. Там, правда, было 20 лет, а не 10, но сейчас и мир меняется быстрее.
Если говорить о технологической отрасли, вспоминаются планы по развитию нанотехнологий, которые в апреле 2007 года Владимир Путин называл «наиболее приоритетным направлением развития науки и техники». Но каких-то ярких достижений и выходов российской нанопродукции на международные рынки я не помню, в плане производства конкурентоспособных процессоров, микроэлектроники, компьютеров и комплектующих у нас по-прежнему превалирует компонентная сборка и производство корпусов в лучшем случае, а в худшем – как в декабрьской истории с коммутаторами производства ООО НПП «Маяк», где под наклейками «сделано в России» обнаружился логотип Huawei.
Для развития и применения ИИ прежде всего нужны специалисты, вычислительные мощности и спрос, так как это прикладные технологии. В декабре появилась новость о том, что разработанный ранее в Финляндии онлайн-курс по искусственному интеллекту сделали бесплатным и открытым для всех желающих, пообещав перевести на все языки стран Евросоюза. Вот это реальные шаги, не потребовавшие принятия законов, выработки планов и вряд ли обошедшиеся в миллиарды.
– Какие принципиальные события и новости в том же Рунете вы ждёте в 2020 году?
– Интересно будет посмотреть, во что выльется закон «о российском софте», что же решат предустанавливать. Интересно, чем кончится суд Telegram c SEC и что будет с TON. Интересно, какое развитие получит, если получит, история с «суверенизацией Интернета», а также вялотекущая борьба Роскомнадзора с западными IT-гигантами. Но тут важны скорее тенденции, а не конкретные шаги. Потому что, с одной стороны, направление движения кажется непродуктивным и ошибочным, а с другой – в реальные шаги по полной изоляции поверить сложно. Просто потому, что это будет слишком большим ударом и по экономике, и по наиболее активному населению, и по самим чиновникам, которым тоже надо покупать билеты и бронировать отели через Интернет, а у многих ещё и родственники живут за границей. К тому же в этом году ещё не будет выборов, а многие связывают принимаемые законы именно с ними. В самом деле, не к реальной войне же мы готовимся. Я надеюсь.
– TON от Павла нас сильно удивит? Он вообще появится, или «не по Хуану сомбреро» и придётся вернуть вложения акционерам?
– Честно говоря, думаю, что уже не удивит. Я никогда не верил в успех TON, на мой взгляд, история с этим ICO является классической тактической ловушкой, когда есть возможность получить огромные деньги «сейчас», и это мешает трезво оценить, что будет «потом». Несмотря на собранные 1,7 миллиарда долларов, Павел не смог даже усилить команду, над ядром проекта работали всего 4 человека. Итог закономерен: планы постоянно сдвигались, выпуск тестовой версии переносился с декабря 2018 года на январь, март, апрель, май, и только в сентябре появилось что-то интересное, но вообще без какой-либо документации, сырое и явно не готовое. Я следил за происходящим в неофициальных сообществах разработчиков, там не было аншлага, а первую неделю все и вовсе занимались тем, что пытались запустить выложенный код.
При этом крайний срок по договору с инвесторами был 31 октября 2019 года; не запустив сеть до него, пришлось бы возвращать инвесторам деньги, за вычетом потраченного. А уже потрачено около 300 миллионов долларов. Насколько я знаю, Павел Дуров задолго до этого уже был не рад, что во всю эту историю ввязался, но изменить уже было ничего нельзя. Поэтому, чтобы сохранить деньги, надо было кровь из носу запустить хоть что-то до конца октября. Правда, в условиях сырого продукта это, на мой взгляд, самоубийственно. Одно дело – сырая версия приложения или мессенджера, хотя это тоже не здорово. Но в случае с децентрализованной криптовалютой или надо отказываться от децентрализованности, но это сразу будет видно, или выдавать инвесторам токены на $ 1,7 миллиарда настоящих долларов и дальше уже не контролировать ситуацию в полной мере, что несёт огромные риски. В письмах инвесторам заявлялось, что тестирование, а оно продолжалось меньше месяца, прошло успешно и запуск планируется до конца предельного срока.
И тут пришла беда в виде иска от SEC, американской комиссии по ценным бумагам и биржам. Честно говоря, я думаю, туда пожаловался кто-то из американских же инвесторов, глядя на всё происходящее. Начали публиковаться документы, из которых стало понятно, что Дуров взял едва ли не половину из первых $ 850 миллионов у американцев. Причём у классических, честных и правильных инвесторов, которых правительство США любит и защищает. В SEC заявили, что TON и криптовалюта Gram нарушают американские законы, и добились от суда временного запрета на запуск сети. В начале января Дурову придётся дать показания, а само слушание дела состоится в феврале. Telegram предложил инвесторам выбор: забрать 77% вложенных средств или согласиться на острочку запуска до 30 апреля 2020 года. Большинство согласились подождать, но новостей ждать в любом случае осталось недолго. Помимо этого Дуров по своему обыкновению нанял лучших юристов и перешёл в нападение, обвинив SEC и попросив суд взыскать с американской комиссии неустойку.
Тем не менее помочь Дурову юристам будет сложно. Основная суть претензий к TON – в том, что будущий Gram, по сути, является ценной бумагой. Есть формальные критерии из 4 пунктов, которым Gram удовлетворяет. Инвесторы, естественно, вкладывались в проект Дурова с целью заработать, а не купить потом что-то внутри мессенджера на крипто-эквивалент миллионов долларов. Материалы, в которых представители TON обещали кратную прибыль, в деле тоже есть. Так что как можно доказать обратное, что чёрное – это на самом деле белое, я не представляю. При этом даже вариант вернуть деньги американским инвесторам и запуститься без них, хотя это тоже непросто, теперь недоступен. Если суд решит, что Gram вне закона, запуск TON всё равно будет нарушением законов США, со всеми вытекающими последствиями. К тому же, если разрешить запуск TON, следующим в очереди будет проект Libra от Facebook, который, вероятно, беспокоит американские власти ещё сильнее.
Что будет дальше, предсказывать не берусь, но если суд решит, что надо запретить запуск TON и вернуть деньги инвесторам, с процентами и штрафом сверху, средств у основателя Telegram, по всей видимости, не хватит. А для работы мессенджера постоянно требуются деньги, и зарабатывать он пока так и не научился. И вот в этом случае, вполне вероятно, придётся вернуться к варианту продажи мессенджера Telegram. Правда, большой вопрос, кому и за сколько его можно продать.
– Почему, на ваш взгляд, в России такая тяга к дорогим цифровым игрушкам? Любая новинка в мире гаджетов разлетается, как горячие пирожки, сколько бы она ни стоила? Признак инфантилизма общества, скрытого благополучия, лицемерия, что «кушать нечего»?
– Тягу к дорогим игрушкам обычно принято объяснять азиатской ментальностью. А спрос на новинки объясняется большим расслоением общества: у нас есть небольшая прослойка тех, у кого хватает денег покупать что угодно. И в отличие от западноевропейских стран, где достаток не принято выставлять напоказ, наши богачи стали богатыми не так давно и пока ещё к этому не пришли. Вслед за ними идёт прослойка «жертв Instagram», назовём их условно так, – людей, которые смотрят на внешние атрибуты богатой жизни других и хотят жить или хотя бы выглядеть так же, но, вообще говоря, им лучше было бы не покупать айфоны в кредит. В больших городах, и особенно в Москве, всегда найдутся бизнесмены, чиновники, их дети, которые могут позволить себе купить любую новинку. Но тут есть нюанс: вопрос ведь не только в существовании спроса, но и в его объёме. Характерный пример здесь – продукция фирмы Apple, продажи новинок которой стартуют каждый год в сентябре. Спрос на неё наиболее стабильный и прогнозируемый. При этом есть те, кому важно первым купить, достать, урвать новинку, чтобы похвастаться этим перед друзьями, близкими или подписчиками. Отсюда все эти истории с очередями, в которых занимают место за несколько дней, и перепродажей этих мест. И именно поэтому в первый день начала продаж цена на вторичном рынке на новинку может кратно превышать магазинную.
Я лично знаю людей, которые ради быстрого заработка ездили из Москвы в Берлин, чтобы купить там новую модель iPhone, привезти в Москву и перепродать дороже, окупив расходы на поездку и заработав сверх того, возможно, сотню тысяч рублей за пару дней. Практически чайные гонки клиперов второй половины XIX века, когда первые срывают банк. И, собственно говоря, в сентябре 2018 года они точно так же поехали, но, вернувшись в Москву, с трудом смогли продать привезённые товары, окупив только расходы на билеты и бензин. Спрос упал. Почему именно так произошло, сказать сложно. То ли гонка за новыми гаджетами перестала быть такой модной, то ли прослойка тех, кому важно похвастаться новинкой в первый же день и кто может позволить себе за это заплатить, сократилась. А может быть, и то, и то сразу. Но по своим знакомым я массового роста благосостояния и улучшения уровня достатка не вижу. Не считая изменений в жизни тех, кто уехал из России, и вот таких я вижу всё больше, увы.
– Лично вы какой гаджет в 2020 году ждёте и почему? Кто устроит новый «азиатский» хайп?
– Интересно смотреть на новинки в мире виртуальной реальности. Мне кажется, эта область пока недооценена. На компьютерные игры у меня нет времени, а вот системы проектирования, будь они как в фильме «Железный человек», стали бы чудесным воплощением технологий. Кстати говоря, уже есть устройства, избавившиеся от проводов, а с появлением 5G они должны стать более мобильными, что тоже открывает новые просторы для применения. А ещё лично мне будет очень интересно посмотреть на то, как заработает OneWeb, отсутствие нормального Интернета для меня регулярно является препятствием к тем или иным поездкам и путешествиям. Правда, к сожалению, и 5G, и OneWeb в этом году вряд ли будут работать в России.
Николай Нелюбин, специально для «Фонтанка.ру»
