Внезапное дистанционное обучение перевернуло с ног на голову педагогический процесс. Учителя поделились на тех, кто достойно принял вызов, и тех, кто делает вид, что учит.
«Фонтанка» побеседовала с учительницей из самой обычной петербургской школы. Особенности профессии заставили ее просить редакцию об анонимности. Но услышанное заставляет снять шляпу и низко поклониться.
«Я учитель и веду русский язык и литературу у трех классов средней школы.
Самой тяжелой была последняя неделя марта перед каникулами. Никто из нас не понимал, что такое свободное посещение уроков: часть детей приходила в школу, кто-то оставался дома. В полной растерянности была и администрация — мы все оказались в одной лодке и не знали, куда плыть. Все слышали о федеральном проекте «Цифровая школа», но его внедрение было рассчитано на 2024 год, так что никто не сомневался: у нас достаточно времени, чтобы подготовиться. А здесь сразу стало понятно: детей придется учить через интернет.
Первый учебный день выдался напряженным. В 9 утра ты включаешь компьютер, красишься, завтракаешь, приводишь себя в порядок, потому что веришь, что дети увидят тебя на экране. Но в половине десятого начинается нервная дрожь, потому что не работает ничего. Не работает «Учи.ру,» не работает РЭШ, не работает «Сдам ГИА». Эту платформу создал наш петербургский преподаватель Дмитрий Гущин. Я читала его интервью, в котором он рассказывал, как планирует увеличивать пропускную способность своих серверов, чтобы учителя могли проводить там уроки. Он работал и старался. Но, к сожалению, никто не был готов к тому, что несколько сотен тысяч учащихся Петербурга одновременно выйдут в интернет.
Ближе к 11 часам ты понимаешь, что запланированные уроки вряд ли состоятся, и пытаешься через эти сайты хотя бы отправить детям задания. Но, когда не получается загрузить даже элементарный вордовский файл, паниковать начинают уже родители. Тогда многое было сказано: они звонили директорам, писали жалобы в электронные приемные, обвиняли и говорили о нашей неготовности — когда люди не знают, что делать, они склонны искать виноватых. И виноватыми, к сожалению, оказались учителя.
А мой первый учебный день тем временем продолжается. Слава богу, работают мессенджеры, да и все дети заранее знают домашнее задание на неделю. К 11 вечера в электронной почте оказываются 132 письма. Практически все дети сделали упражнения, и они, естественно, ждут обратной связи: что не так, какие у них ошибки, что нужно исправить. А я, как учитель, сделать этого не могу.
Дело в том, что обычно на проверку 30 тетрадей с домашними заданиями по русскому языку уходит не так много времени: кладешь тетрадь на стол, открываешь ее, берешь ручку и начинаешь исправлять, посмотреть одно домашнее задание у шестиклассника — это в среднем 5–7 минут работы. Но теперь все растягивается на полчаса. Сначала я должна сохранить фотографию тетради из почты, потом открыть ее в редакторе, в котором могу включить «режим кисточки», выбрать цвет и начать коряво исправлять эти буквы. Затем фотографию нужно сохранить и отправить на почту с комментариями. Серьезно, я даже думала повесить на какое-нибудь дерево почтовый ящик и попросить детей, чтобы они складывали туда свои работы, а я бы приезжала и забирала тетрадки.
Если кто-то домашнее задание не сделал, еще нужно позвонить родителям и узнать, почему так произошло. К тому же мы каждый день пишем отчеты: сколько человек вышли на связь и начали учебу, по какой причине пропустили занятие. Звонить родителям и выяснять, почему ребенка не было, должны классные руководители, и им я сейчас не завидую совсем.
Наша работа стала круглосуточной. Вчера моя мама зашла на кухню в 9 утра и спросила: «А ты вообще спать ложилась?» Встаешь из кресла, а у тебя не двигаются ноги и не работает голова. Ты заикаешься и не можешь говорить от усталости, тебя шатает, не можешь есть. Вся семья, которая пока еще это терпит, делает тебе кофе и приносит на рабочее место со словами: «Выпей, взбодрись». И этот кофе в течение дня хлещется литрами.
Мой рабочий стол сейчас выглядит так: передо мной стоит компьютер, справа один планшет, слева — второй. На первый сыпятся вопросы из «ВКонтакте», на другой — из WhatsApp. А если ты, не дай боженьки, перед сном забыл выключить звук на одном из планшетов или на компьютере, проснешься от того, что дети присылают тебе домашнее задание в 3 часа ночи.
Вести уроки в Zoom — это нормально. Но работа учителя — совсем другое. Это близкий контакт третьей степени: мне нужно видеть глаза, мимику и позы, чтобы моментально понять, в каком состоянии находится ребенок. Не скучно ли ему, не отвлекается ли он. В Zoom это сделать не получается, ведь не у всех даже есть видеокамеры — иногда ребенок просто пишет мне: «Да, я вас вижу», но его я увидеть не могу.
В нашей школе мы собственными силами организовали обучающие семинары: собирались в аудиториях с компьютерами, помогали и показывали, как с этим работать. Кроме того, администрация школы постоянно присылала нам ссылки на курсы. Все, кто хотел научиться… Даже не научиться, а просто попрактиковаться и отработать навык, могли это сделать. Мне повезло: я работала с такими платформами и раньше. Но средний возраст учителя — 40–45 лет. Были те, кто понял, что не в силах учить детей дистанционно. И они нашли выход. У них якобы сломались компьютеры.
Министерство образования проанонсировало, что будут проведены всероссийские проверочные работы, но пока у нас нет никакого представления о том, как это будет происходить. Мы никогда не были в такой ситуации... Больше всего мне жалко выпускников. У меня девятиклассники, русский язык в этом году на ОГЭ они сдают в новом формате. Там укрупнили блоки вопросов: если для подготовки к одному заданию раньше нужно было изучить 1–2 темы, то теперь, чтобы дать ответ на один вопрос, нужно знать 15–20 параграфов из школьных учебников для разных лет обучения. В 4-й четверти мы должны были индивидуально отрабатывать с каждым выпускником их пробелы в знаниях. Но теперь это затруднительно, и их единственная надежда — репетиторы. Для тех, кто планировал успешно сдать экзамены, это, конечно, катастрофа».
Елизавета Ивантей для «Фонтанки.ру»