На билбордах, установленных по городу, и на плакатах в метро пульмонолог городской больницы № 2 Татьяна Степаненко призывает нас оставаться дома. Каждый день тяжелая вирусная пневмония уносит жизни ее пациентов. «Такого мы никогда не видели», — говорит врач, который уже 30 лет лечит болезни легких.
— Татьяна Александровна, вы стали одним из самых известных пульмонологов города, благодаря социальной рекламе. На одном плакате с призывом оставаться дома «вам» написали: «Оплати ипотеку, и я останусь». Вас это обижает?
— Скорее, пугает. Болезнь, с которой мы сегодня имеем дело, сильно отличается от того, с чем мы работали раньше. Она непонятная, непредсказуемая и смертельно опасная. Мы видим, что умирают не только 80- и 90-летние, а и 30-, и 40-, и 50-летние. Поэтому я боюсь за всех людей вокруг. И за тех, у кого есть сопутствующие болезни, и за тех, у кого их нет. У вот этого человека, который сегодня гуляет по улице, как будет протекать болезнь? Когда к нам поступает женщина 37 лет, и мы не можем ее спасти, ее маленького ребенка и родных беспокоит не выплаченная ею ипотека? Пошла на работу, заработала сколько-то рублей и умерла. Кому это было надо? Мы видим людей, которые, наверное, стоили планы на летний отпуск, на будущий карьерный рост и выплату ипотеки. Заразились. Две недели — и человека нет. И не старого, и не тяжелобольного.
Да, мы все заболеем, но чем больше времени пройдет до того момента, когда это произойдет, тем больше шансов у нас — врачей будет помочь. Антикоронавирусные меры очень нужны, пока мы пытаемся понять эту болезнь, найти способы борьбы с ее тяжелыми формами, способы, предупреждающие летальный исход.
К сожалению, слишком многие этого не понимают. Не понимают, что в наших руках пока нет точных инструментов (лекарств), с которыми мы могли бы предсказать исход заболевания, предотвратить осложнения.
— Ну все-таки какие-то лекарства уже используются в лечении пневмонии, вызванной новым коронавирусом.
— Я в профессии уже 30 лет. Не могу сказать, что пульмонология — самая оптимистичная область медицины. Но мы многим способны помочь. Всегда важно, когда врач понимает: назначу такие-то лекарства, и завтра у человека все будет хорошо. Ладно, пусть не завтра, но мы либо справимся с проблемой, либо человек получит возможность сосуществовать с ней с нормальным качеством жизни. Допустим, пациенту с астмой рекомендую ингалятор и говорю: «Сегодня вам станет лучше, через неделю будете чувствовать себя хорошо, через месяц вам будет очень хорошо, но вы лекарство не отменяйте». То есть я знаю, что человеку надо и какой у него прогноз. А сейчас мы лечим будто с завязанными глазами. Стараемся использовать лекарства в соответствии с последними временными рекомендациями Минздрава. Но все понимают, почему они называются временными. Смотрите, у вас заболела голова — вы принимаете обезболивающий препарат, и она через полчаса перестает болеть. Вы уверены — лекарство действует. Весь мир, как и мы, использует сейчас гидроксихлорохин («Плаквенил») и лапиновир-ритонавир. Человек получает «Плаквенил», температура три дня сохраняется, а на 4-й падает. И я не понимаю — она снизилась благодаря препарату или организм сам борется с воспалением. Одно и то же лекарство используем в лечении двух человек с одинаковым состоянием: у одного ситуация улучшается, у другого нет. И я не знаю почему. Это самое страшное. Второй вариант настолько распространен, что врач чувствует, что он бессилен. Потому что мы все-таки привыкли помогать людям осознанно: назначаем лекарство и знаем, когда человеку станет лучше и почему. Тут же совершенно другая ситуация: даже в отношении того пациента, которому стало лучше, я не могу сказать, что это произошло благодаря лекарству. И не могу ответить на вопрос: «Что будет дальше?».
— Но так может происходить и с обычной, скажем, пневмококковой пневмонией — назначается лекарственная терапия, а температура спадает не сразу. И не всегда лекарство действует.
— Это совсем не так. Если при бактериальной пневмонии правильно подбираешь антибиотик, чаще всего уже наутро человек чувствует себя лучше. При гриппе с осложнением на нижние дыхательные пути назначаешь осельтамивир, и лихорадка на следующий день уходит.
— А можно сравнить «ковидную» пневмонию с той, что развивается в эпидемию гриппа?
— Это сложно, потому что в эпидемию гриппа мы никогда не делали в таком количестве компьютерную томографию. Но то, что степень поражения легких при «гриппозной» и «ковидной» пневмонии отличается в разы, бесспорно. Возможно, это объясняется тем, что с одними или другими штаммами гриппа мы регулярно встречаемся и какая-то иммунная защита даже к вновь появляющимся штаммам есть. А COVID-19 для нашего организма совершенно новый. Изменений, какие он провоцирует, мы никогда в жизни не видели. И если бы мне показали такие результаты КТ, например, в декабре или даже в январе, я не поверила бы, что на такое способен вирус.
— Вы имеете в виду тот самый эффект матового стекла, который внезапно стал известен людям, даже далеким от медицины?
— Да, хотя это красивое определение «картинки» на снимке КТ возникло вовсе не в связи с коронавирусом. Этот термин придумали рентгенологи, которые описывают результаты исследования КТ. «Матовое стекло» означает степень выраженности снижения прозрачности легочной ткани. Легочная ткань в норме должна быть прозрачной — поэтому на «картинке» здоровые легкие черного цвета. «Мутность» — тот самый эффект матового стекла — возникает, когда в альвеолах есть какая-то жидкость, необязательно связанная с вирусами. Это может быть пропотевание на фоне сердечной недостаточности, воспаление, связанное с другими причинами, отек легких. Они не полностью заполнены жидкостью — на ее фоне видны сосуды, просветы бронхов, утолщения межальвеолярных перегородок. Но из-за этой жидкости легочная ткань перестает быть воздушной и прозрачной, какой она должна быть в норме. То есть патологичное состояние может быть никак не связано с инфицированием, но степень прозрачности снижена — это и выглядит на КТ, как матовое стекло.
В эпидемию COVID, видя в легких эти очаги «за стеклом», никогда не знаем, через 5 дней увеличатся они или останутся такими же. Сейчас их немного — хорошо, если они останутся в том же объеме и через 20 дней: значит, в организме выработались антитела, и он переживет период, когда болезнь может пойти плохим путем. Но в момент, когда он только заболел, и мы видим три небольших участка матового стекла, которые ему сегодня никак не угрожают, понимаем, что они могут быть предвестниками плохих событий. А известных мер, способных остановить развитие драматического сценария, не существует. Мы не знаем, какое лекарство дать, чтобы болезнь не прогрессировала. Да, мы пытаемся, даем известные на сегодня препараты, но, как говорят врачи, легкие уже завтра могут «полыхнуть» — под «матовым стеклом» окажется почти весь орган. И мы будем делать все, что угодно, а человек все равно погибнет.