В Ленинградской области открылись обе «Меги». Главная сенсация — заработали магазины одежды. Но возвращение к нормальной жизни произойдет не скоро. Интереснее всего наблюдать за девушками, которые остались без примерочных.
Первые посетители начинают подтягиваться к «Меге Дыбенко» к 11 утра. Стоянка пустынна, как будто сейчас не белый день, а два часа ночи. Но кое-кто уже успел отовариться в «Икее» — навстречу мне идет девушка с пакетом, из которого свисает плюшевый акулий хвост. Хвост призывно качается в такт шагам, но разжиться таким же прямо сейчас не получится — мебельно-интерьерные угодья работают только на выдачу интернет-заказов.
У входа в «Мегу» стоит охранник в черной маске. Мужчину, который следом за мной попытался проскочить без средства индивидуальной защиты, он сначала пытается остановить окриком. Тот не реагирует, и охранник решительно пускается в погоню. Развязка наступает в дверях — нарушитель нехотя вытаскивает маску из нагрудного кармана и натягивает ее.
Вендинговые аппараты с масками и перчатками установлены прямо на парковке. Расценки — как в метро.
У самого входа открыт одежный магазин популярной марки, недавно оскандалившейся на истории с утилизацией поношенной одежды, которую покупатели сдавали в обмен на скидку. Навстречу мне выплывает охранник в маске и перчатках и медленно, как в компьютерной игре, движется вдоль дверного проема, не спуская с меня настороженного взгляда. У меня тоже есть и маска, и перчатки, и надеты они на правильные места, но что-то мешает мне немедленно броситься к рядам с вешалками. Внутри никого больше нет. Вообще никого. Возможно, это ловушка.
На втором этаже людей уже больше. В основном это сотрудники «Меги», которые идут на работу. Все они в масках и перчатках, радостно здороваются друг с другом, развешивают вещи, протирают витрины антисептиками. На входе в некоторые магазины висят объявления: людей с симптомами простуды просят не входить. Всем остальным предлагают попшикать на ладошки антисептика.
В спортивный гипермаркет запускают по списку. У входа стоит молодой человек, который ставит палочку каждый раз, когда кто-то входит или выходит. Внутри уже пятьдесят «палочек», поэтому надо ждать, пока кто-нибудь выйдет.
«Мега» не та, что прежде. Диванчики и кресла затянуты оградительными полосатыми лентами. В корнере с мороженым всех возможных вкусов мороженого нет (даже на вынос, извините), но можно заказать кофе или свежевыжатый сок. Как все это пить, если маску снимать нельзя и присесть негде, не понятно. Тем, кто стягивает маску с лица, охранники делают замечание. Правда, это не очень-то помогает. Самый популярный способ ношения маски у посетителей — так, чтобы нос торчал наружу. «Да потому что дышать в ней невозможно!» — возмущается одна из посетительниц. Самые решительные носят на подбородке. Многие пришли осуществлять права потребителя с детьми. Дети без масок. В лучшем случае маска зацеплена за детские уши, но закрывает только шею. За пару часов я насчитала полтора десятка малолетних без масок, один из которых спал, уткнувшись лбом в ручку магазинной тележки, в которую его усадил отец. Рот и нос были закрыты только у двоих сестренок лет пяти и восьми — у них были тканевые «мордочки» с затейливыми принтами, которые они явно сами для себя выбирали.
«Ситуация активно требует дисциплины, ответственности и выдержки! — взывает голос из громкоговорителя. — Чтобы не подвергать опасности свое здоровье и здоровье окружающих, настоятельно просим вас не покидать свои дома без особой необходимости!» Голос отмечает, что уровень заболеваемости все еще очень высок, а в помещении гипермаркета обязательно надо носить маску. Фудкорт похож на место, которое недавно обстреляли из нейтронной пушки, и оно понимает, что вот-вот получит еще. Проходы к столикам заклеены полосатыми лентами. Из десятка терминалов для самостоятельного заказа гамбургеров работает только один, на нем горит надпись «санитарно обработан». Черный экран соседнего терминала крест-накрест заклеен желтым скотчем. Что-то это напоминает, но тогда были оконные стекла и бумажные ленты. Бургерная отгородилась от посетителей сплошным щитом из плексигласа. В щите прорезаны две квадратные бойницы на расстоянии пары метров друг от друга. «Бесконтактная выдача» — написано над одной из них. Рядом стоят люди. Кто-то в очереди, кто-то уже ест.
Посетители прибывают. Многие движутся прямиком в дачный гипермаркет. На дальних подступах стоит охранник, который бдит, но у самого входа в торговый зал женщина-контролер вылавливает из потока даму лет 70. Как бабушке удалось прорваться так далеко без маски через как минимум три кордона — загадка. «Пойдемте, я вам маску дам», — примирительно говорит контролер и отматывает белый прямоугольник от рулона. Бабушка, громыхая тележкой, держит путь прямиком в отдел с названием «Садовый рай». Она приехала за удобрением из куриного помета. На вопрос, не страшно ли ей заразиться, женщина отвечает неопределенно: «Мы же на машине приехали. Мужу ходить трудно, он в машине меня ждет». Мимо проносятся покупатели с тележками, набитыми всякой всячиной: плиткой, граблями, целыми клумбами с петуньей. «Мама, алло! Может, нам тоже нужна петунья? Ну, это цветы такие, на дудку похожи...»
Магазины одежды открылись не все, а те, что все-таки да, забаррикадировали примерочные. В одежном стоке с именем особенно пострадавшего от ковида американского города в названии примерочные обклеены тревожными лентами так, как будто там недавно побывал Ганнибал Лектор. Одна кабинка свободна, но дверь распахнута и надежно зафиксирована скотчем — для самых отчаянных. В соседнем магазинчике скидки, как в последний раз, и юные девы примеряют виниловые курточки прямо между вешалок, сбрасывая с себя все лишнее. С джинсами сложнее. Джинсы приходится долго прикладывать к соответствующим частям спереди и сзади, растягивать и приглаживать, напрягая воображение. Это какой-то новый уровень познания собственного тела. Невольно вспоминаешь, где у тебя что и как оно соотносится с остальными выпуклостями. Пока я неуверенно щупаю кружевной топик («Он сильно маломерит», — понимающе комментирует продавщица, но через перчатку не понятно, сможем мы с топиком быть вместе или нет), одна покупательница встает у кассы, другая — в проходе, а третья, что пытается приложить к себе джинсы и убедиться, что по краям ничего не выступает, напротив нее. Это точно ловушка. Спасаюсь бегством, с хрустом протиснувшись между рейлингами, густо увешанными чем-то розовым и газовым.
Даже самые элитные шмотки предлагают себя с сумасшедшими скидками, а платья, которые были сметены в интернет-магазинах за считанные дни (люди, откуда у вас деньги на это все?), висят на вешалках во всех размерах. По коридорам движутся покупатели с фирменными пакетами в руках. Кто-то нет-нет, да покашливает. Если идти вперед не сворачивая, люди обходят тебя по большой, полутораметровой, дуге. Только что они спасли экономику, как сумели. Мужчина, сжимающий в одной руке пакетные ручки, а в другой — телефон, читает жене сообщение, которое ему только что пришло: «Имей в виду, наши ждут волну увольнений и просто пытаются прикрыть свои задницы...»
По данным ВОЗ, на купюрах коронавирус может жить до 14 суток, а на банковских картах — до 9 суток. При этом вирусологи утверждают, что повседневная одежда, скорее всего, не может быть источником коронавируса. По разным данным, в тканях ковид живет от 12 часов до 2 суток, чем натуральнее материал, тем дольше. При этом коронавирус проникает внутрь ткани, не задерживаясь на поверхности. Обработка паром или горячим утюгом для него губительна. С 12 мая в ряде районов Ленинградской области сняты коронавирусные ограничения. Там теперь можно не только покупать вещи без примерки, но и стричься и посещать рестораны.
Венера Галеева, «Фонтанка.ру»