«Алкоголики — специфичная страта!» Петербуржцы, не дожидаясь конца пандемии, пошли спасать бары от разорения, а себя от тоски

Пока ресторанам и барам запрещено принимать гостей, петербуржцы вынуждены отдыхать на улице. Для них заботливо ставят стулья и столы. Мебель не попадает под понятие «летней веранды» и позволяет обеим сторонам процесса получить выгоду.

Наблюдения читателей «Фонтанки» говорят — бары и рестораны в центре города не выдержали и начали принимать клиентов на формально закрытых летних верандах, которые срочно монтируются по всему городу. Рестораторы в один голос заверяют, что это невозможно. Искать работающие питейные заведения и их посетителей корреспондент отправился в самое неподходящее время — в понедельник вечером. На пути встретились скучающие по открытым ресторанам дамы и бывшие бармены с Рубинштейна, которые не верят, что улица когда-нибудь станет прежней. Затем случилось наваждение: в рюмочной на Васильевской автору предложили выпить двойник известного актера и герой Булгакова.

При повороте с Невского на Рубинштейна у ресторана «Марчеллис» выставлены столики и плетёные кресла. До пандемии тут наверняка кто-то бы потягивал коктейль, а сейчас территория огорожена сигнальными лентами, и приклеена записка: «Эти места предназначены для ожидания заказа». Но у многих баров и ресторанов на Рубинштейна появились одинокие столики или группы стульев. Те, кто заказывает еду и напитки навынос, охотно ими пользуются. Предложенные площади умещают не всех, поэтому местом приземления становятся низкие подоконники и поребрики.

У Tesla Barа встретились три подружки. Как и полагается, они обсуждают четвёртую, которая отсутствует. «Она весь карантин пересидела в России, потому что не успела улететь в Израиль», — замечает одна из них. Напротив в машине ожидают своего заказа мужчина и женщина, в отличие от всех, кто находится на улице, они защищены строительными респираторами.

У бара Hunt узкая и короткая скамейка. На ней уместились аж две пары подружек. Пока одни расправляются с нажористой шавермой, их соседки ведут разговор за стаканчиком напитка вишнёвого цвета. Подхожу ко вторым. «А вы смотрели табличку смертей от коронавируса? — начинает со мной разговор 58-летняя Елена. — Коронавирус стоит на последнем месте. На улице можно получить любую болезнь. И если мы будем каждый день об этом думать, нам тогда вообще из дома не выходить. А на первом месте вообще рак, который не заразный. Смешно бояться ковида, но не бояться рака. А если будешь бояться, то рак тебя ещё раньше настигнет».

Елена говорит, что практически не пользуется средствами защиты. Несколько раз ездила в метро без маски. «И мне прям там так и сказали, вы наденьте, а потом на эскалаторе снимите. Все так делают», — вспоминает она своё общение с сотрудниками подземки. По словам Елены, на прошлой неделе на Рубинштейна было больше жизни. «В четверг и в пятницу тут были столики. Наверное, кто-то нажаловался, и они убрали. Тут куча народу тусовалось, музыка играла. Иностранцы тоже сидели и апероль все пили. А теперь скучно, грустно и без музыки», — замечает петербурженка.

«Вот этим двум барышням я доверяю. Я знаю, что они соблюдают все правила гигиены, — рассказывает бывшая сотрудница бара «Проходимец» Эля. — Видите, между нами есть расстояние. Когда вы говорите, ваши микробы явно на меня попадут. Я никого не трогаю и считаю, что если мы сидим на улице, то тут и так можно что-то подхватить». Эля с двумя подругами пристроилась в кузове жёлтого фургона у бара «Огонёк». Кузов застелен досками, а по краям расставлены цветы. Сейчас это импровизированное место выглядит одним из самых уютных для посиделок с алкоголем на Рубинштейна.

Элина подруга Эльвира бывший бармен. На время пандемии она пробует переквалифицироваться в иллюстраторы. Сама Эля осталась без зарплаты, а её парню, чтобы зарабатывать, пришлось сменить барную стойку на стройку.

«Ещё полмесяца назад приходишь на Рубинштейна, а тут все настолько грустно, ещё и дождь шёл… А сейчас даже если с Невского пройтись, по этой стороне все заведения работают. Да, навынос, да, внутрь нельзя зайти. Но уже все повеселело. Но как раньше не будет», — рассуждает Эля.

«У нас, в принципе, все нестабильно было почти у всех. Либо в ноль работали, либо с небольшим плюсом. А сейчас мой бывший начальник продает какие-то вещи, чтобы за аренду заплатить», — дополняет Эльвира.

С Рубинштейна сворачиваю на набережную Фонтанки. Прохожие толпятся у окна котокафе. За два месяца пандемии хвостатые сменили презрение к людям на интерес и упёрлись взглядом на улицу. Кажется, прохожие для них теперь нечто вроде голубей, за которыми можно охотиться дистанционно. Вдруг восемь котов синхронно проявляют внимание к моей ноге. Я оглядываюсь и вижу, что из-за меня показался голубь. Нет, все-таки птицы для них интереснее.

На скамейке у «Мамы Ромы» на Гороховой двое ведут беседу о здоровом образе жизни. Худой поучает упитанного собеседника: «Мне, короче, коньяк полезен. Мне надо печёнку есть и коньяк пить, в разумных количествах». Он берет за руку приятеля, присматривается к запястью: «У тебя кость широкая. А генетику можно по зубам определить. Есть люди, которые не пьют и не курят, а зубов у них нет».

На Васильевском острове у рюмочной висит предупреждение «работаем навынос». Высокий мужчина интеллигентного вида проскальзывает в дверь. Устремляюсь за ним. За барной стойкой со стаканчиком пива стоит уменьшенная копия Дмитрия Нагиева, рядом с ним кружит вылитый Коровьев в клетчатом пиджаке. Оба оглядываются на нас. «Василий Василиич! О-хо-хо! Ты какими судьбами?» — встречают они вошедшего интеллигента в маске.

«Коровьев» пока твёрдо стоит на ногах, но они предательски его не слушаются и носятся по помещению из угла в угол. «Ты где Василича взяла?» — кричит он мне.

Заведение в пандемию спасают постоянные клиенты, признается девушка-бармен, кивая на парочку посетителей. Днём они «курсируют», а потом «уходят в закат». «Нагиев», отхлебнув из пластикового стаканчика пиво, представился «скромным арт-директором», а «Коровьева» отрекомендовал адвокатом. «Что вы думаете о сложившейся ситуации?» — спрашиваю его.

— В эзотерическом смысле или в практическом приложении? — начинает он рассуждение. — Любому бизнесу надо выживать. Вам тоже нужна зарплата. Пора уже открываться. Это тонкая грань между вирусом и экономикой.

— Вы боитесь заразиться?

— Нет. У меня нормальное здоровье, и я не попадаю в группу риска. Лучше переболеть.

— Васильича куда дели? — очнулся «Коровьев» спустя минут пять после ухода Васильича.

Спрашиваю «Нагиева», зачем он пришёл в рюмочную в понедельник вечером. Он так пристально начинает смотреть мне в глаза, что мое сгоревшее на солнце лицо из красного становится пунцовым. «Я же на удаленке. Дни недели сместились. А еще я алкоголик. Алкоголикам надо выпить. А куда им деваться. Дома? У кого-то семья, что-то еще. Ему нельзя дома выпить, нужно куда-то пойти. Алкоголики — специфичная страта!» — выводит арт-директор.

В рюмочную заходит мужчина в маске и с батоном под мышкой. Хотел по-быстрому пригубить чачи, но девушка-бармен говорит, что может только налить с собой. И выполняет заказ. «Коровьев» провожает человека с батоном взглядом и снова смотрит на меня: «А вы с Васильичем как познакомились?». Объясняю ему, что не знаю Васильича и просто зашла вместе с ним внутрь. «Васильич у нас суперчеловек, по массажу!» — намекает «Коровьев».

Бармен объявляет, что ей пора уходить, а гостям неплохо бы расплатиться. «Нагиев» уламывает её послушать последнюю песню и включает Дэвида Гилмора. «Сегодня у нас играет Pink Floyd. Мы же не будем бухать под попсу», — объясняет он и начинает выводить слова куплета на английском. А потом показывает мне жестом: давай, мол, по маленькой, и просит бармена налить «по-женски».

— Как вы их терпите? — спрашиваю девушку.

— Убить готова их всех! С ними нужно, как с детьми. Родители детей любят, воспитывают и пытаются донести что-то светлое, прекрасное, красивое. Вот я пытаюсь им донести.

Мы чокаемся. «Нагиев» достаёт кошелёк, чтобы расплатиться, а я выхожу.

Лена Ваганова, «Фонтанка.ру»