«В угоду конъюнктуре момента». Как шло решающее заседание по делу «Седьмой студии»

В Мещанском суде Москвы обсуждали, почему театр Серебренникова нельзя ставить в один ряд с Большим, как могла чиновница Минкульта повлиять на президента, куда делись из экспертизы двенадцать «Августов» и почему «театральное дело» — это не про «бухгалтерию».

22 июня в Мещанском районном суде Москвы завершалось самое громкое культурное расследование последних лет: шли прения по делу «Седьмой студии». Главная новость — обвинение запросило для фигурантов реальные сроки: а это 6 лет колонии общего режима и штраф в 800 тысяч рублей для Кирилла Серебренникова; 5 лет и штраф в 300 тысяч рублей — для бывшего директора «Гоголь-центра» Алексея Малобродского; 4 года и 200 тысяч рублей — для экс-директора «Седьмой студии» Юрия Итина и директора РАМТ (в тот момент — чиновницы Минкульта) Софьи Апфельбаум. Культурная общественность затаила дыхание: текстовые трансляции в «Фейсбуке» из зала прерывались комментариями: «как же страшно это читать!», «жутко!» и «как только язык поворачивается!».

Дело «Седьмой студии» шло так долго (первые обыски по нему прошли 23 мая 2017 года), что выход на «финишную прямую» оказался неожиданным для культурной общественности. 17 июня внезапно было объявлено о завершении судебного следствия. Среагировав на это, режиссеры, артисты и другие занятые в этой сфере накануне сегодняшнего заседания заполнили интернет целым валом открытых писем, обращений и постов разной степени открытости в соцсетях.

Порядка трех с половиной тысяч человек подписали обращение к министру культуры Ольге Любимовой с просьбой отозвать иск. Имена, указанные под письмом, известны всей стране: Юлия Ауг, Ксения Раппопорт, Максим Леонидов, Антон Долин, Анна Алексахина, Максим Виторган, Полина Осетинская, Михаил Дурненков, Виктор Минков, Сергей Дрейден, Гарри Бардин, Борис Юхананов и многие другие. С собственным открытым письмом к министру и просьбой о новой экспертизе обратился режиссер Алексей Герман-младший. Худрук БДТ Андрей Могучий, дабы «не замараться молчанием», осудил происходящее и задался вопросом, как определяется сумма ущерба, если она все время меняется, почему свидетели то забирают показания, то дают их, по какому принципу одобряются экспертизы.

Заседание, назначенное на 11 утра 22 июня, предсказуемо собрало переаншлаг. В условиях необходимости соблюдать дистанцию в зал поместилось порядка трех десятков человек, остальных отправили смотреть трансляцию. По ходу дня было сделано несколько перерывов, приняты десятки капель валерьянки, а из Франции пришла новость, что местный Союз театральных критиков наградил Серебренникова за лучший иностранный спектакль. Лауреат, не выдержав столько часов в средствах индивидуальной защиты, снял маску (с надписью «Цой жив» и портретом рок-звезды), несмотря на запрет: терять-то уже нечего. К тому моменту уже прозвучали запрошенные гособвинением сроки. «Маски сброшены!» — полетело в интернет.

Прокурор Резниченко озвучил новую сумму ущерба, который, по его мнению, причинили подсудимые, — 128,9 миллиона рублей.

«Мы слышали много спекуляций, что органы имеют претензии к качеству мероприятий на «Платформе», — сказал он (цитата по «Коммерсантъ». — Прим. ред.). — Но если мы посмотрим на обвинения, то там написано четко, что подсудимые совершили мошенничество путем хищений».

Если попробовать выделить основные тезисы, звучавшие на заседании (а закончилось оно поздним вечером), то они сводились к известному ранее. Даже подсудимая Софья Апфельбаум в комментариях к одной из текстовых трансляций отметила: «Зачем был суд — непонятно, они просто перечисляют все, что было на следствии».

Прокурор заявил, что Кирилл Серебренников завысил стоимость мероприятий, деньги обналичивались по фиктивным договорам, а обналичиванием занимался, в том числе, предприниматель Валерий Синельников, который привозил деньги из Петербурга. Минкульту был причинен ущерб на вышеназванную сумму. За контроль над исполнением контрактов с «Седьмой студией» должен был отвечать департамент Софьи Апфельбаум, который этого не делал, а сама она была заинтересована в получении студией государственных денег. Обвинив авторов второй экспертизы в заинтересованности, Резниченко назвал последнюю — справедливой. А показания руководителей других театров предложил не учитывать, потому что они — стационарные, и нельзя сравнивать Большой театр с «родившимися из студенческих этюдов» спектаклями «Седьмой студии» (цитата по «Медиазоне». — Прим. ред.).

Адвокаты подсудимых один за другим говорили о том, что хищений средств не было, соответственно, и ущерба, а значит, дело надо прекратить; что подменяются понятия: обналичивание — еще не значит «хищение». Обналичивание (к слову, такая система, по словам адвоката Серебренникова Дмитрия Харитонова, была создана бухгалтером Ниной Масляевой, чье дело выделено в отдельное производство) средств было связано с желанием упростить выплаты и отчетность. Но все деньги направлялись на проект «Платформа», доказательств иного у следствия нет, а значит, Минкульту ущерб не причинен.

Кроме того, адвокат Юрия Итина Юрий Лысенко напомнил, что решение о реализации «Платформы» Серебренникова принималось президентом страны, правительством, Минфином, Минюстом и Минкультом, а «в деле нет доказательств, что Апфельбаум повлияла на президента».

Громили и экспертизы. Адвокат Алексея Малобродского Ксения Карпинская, разбирая третью, отметила, что автор Елена Баженова не учла несколько десятков мероприятий на «Платформе».

«Больше всех ей нравился спектакль «Август». Она его не учла 12 раз», — подсчитала Карпинская.

Судья, ранее разрешившая находиться без масок выступавшим, к вечеру уже и сама ее сняла. А к вечерней программе «Время» в зале уже и пригасили свет.

Кирилл Серебренников выступал последним. Он напомнил о том, что «Платформа» — это 340 мероприятий за три года, что само по себе очень много, что этот проект воспитал тысячи зрителей и десятки молодых профессионалов. И что он не жалеет о том, что работал в России и развивал ее искусство. Он выразил надежду, что «когда-нибудь вскроются архивы спецслужб, и мы поймем, кто давал приказы, кто придумал это дело, кто его фабриковал, кто писал доносы». Назвал Минкульт «совершенно токсичной конторой, которая в любой ситуации только предаст и подставит». А внутреннюю свободу «Платформы» противопоставил «системе культуры бюрократии и культуре лояльности».

Серебренников признал, что не разбирается в бухгалтерии и ею не занимался, что она была устроена плохо.

«Но «театральное дело» — это не про бухгалтерию, — подчеркнул он (речь целиком выложена на сайте Гоголь-центра). — Это про то, как люди, которые делают успешный театральный проект, из-за изменения в общественном климате бездоказательно объявляются «преступной группой», это про то, как государство (ведь Министерство культуры — это государство) отказывается от того, что сделано и создано им же самим на деньги налогоплательщиков, на деньги бюджета, в угоду конъюнктуре момента».

Он также говорил об отличии современного искусства от пропаганды, делая выводы, что раз на его искусство так жестко реагируют — оно выполняет свою функцию индикатора времени.

После этой речи, которая тут же разлетелась на цитаты, судья разрешила реплики. Вместо своего последнего слова Серебренников прочел «Конец прекрасной эпохи» Бродского — одно из составляющих мероприятий «Платформы», не учтенных экспертизой.

Судья не стала выносить приговор в тот же день — он будет зачитан 26 июня в 11.00.

Пока шли прения, в культурной среде осознавали новую реальность и пытались договориться о действиях, которые можно предпринять в защиту коллег до оглашения приговора. Актриса «Гоголь-центра» Юлия Ауг увидела единственный законный способ протеста для актеров в одиночных пикетах, а руководителей театров призвала добиваться встречи с Ольгой Любимовой.

«Нам необходимо получить ответ от министра, почему Минкульт поддерживает сфабрикованный политический репрессивный процесс и почему поддерживает непрофессиональную экспертизу некомпетентных экспертов. Это позор», — написала она.

Один из подписантов обращения — режиссер Павел Лунгин — в интервью «Дождю» сказал, что для него приговор Серебренникову изменит жизнь в России гораздо больше, чем эпидемия.

«Я вспоминал уже стихи Мандельштама: «Я с дымящей лучиной вхожу к шестипалой неправде в избу», — прокомментировал он. — Вот мы все входим в избу, душную, курную, к шестипалой неправде. Потому что этот суд — это неправда, запрос прокурора — это неправда, и мы все думаем, неужели мы будем жить постоянно в этом мире душной неправды?»

Глава Союза театральных деятелей России Александр Калягин опубликовал на официальном сайте СТД заявление, где сказал, что он «раздавлен и потрясен» реальными сроками, которые запросило гособвинение.

«Как это возможно? — спросил он. — Наказание совершенно несоразмерно! Даже тому, в чем их обвиняют. А их обвиняют в хищениях, так определила последняя экспертиза, но ее выводы вызывают массу вопросов у людей, осведомленных и реально знающих предмет».

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»