Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
FONTANKA
Погода

Сейчас+2°C

Сейчас в Санкт-Петербурге
Погода+2°

пасмурно, без существенных осадков

ощущается как -1

3 м/c,

южн.

748мм 90%
Подробнее
3 Пробки
USD 102,34
EUR 106,54
Общество «Мы якобы пропагандируем что-то детям одним своим существованием». Почему поправки в Семейный кодекс приведут к дискриминации трансгендерных людей

«Мы якобы пропагандируем что-то детям одним своим существованием». Почему поправки в Семейный кодекс приведут к дискриминации трансгендерных людей

18 946
Источник:

После того как новая Конституция закрепила стандарт российского брака в виде союза мужчины и женщины, законотворцы решили копнуть глубже и внедрить государственный контроль над телом россиянина.

Сенаторы внесли в Государственную думу поправки в Семейный кодекс, согласно которым в свидетельстве о рождении будут указывать пол. Менять этот документ в течение жизни запретят. Трансгендерных людей обяжут вернуть первоначальные данные. Фактически у них на руках окажется два документа, например, свидетельство о рождении с женским именем и паспорт с мужским. Законопроект де-факто лишает эту категорию граждан возможности вступать в брак. Трансгендерные петербуржцы рассказали «Фонтанке» о повседневной дискриминации и почему новый законопроект касается каждого.

Джонни, активист ЛГБТ-группы «Выход»

Мы обычно не носим с собой паспорта. Это опасно. Неоднократно случались ситуации, что приходишь в бар, «молодого человека» просят показать паспорт, а в паспорте этот «молодой человек» записан как женщина 30-ти лет. Легче уйти из этого бара… а потом ещё из одного… и ещё… Идя по улице, я часто посматриваю, куда мне идти безопасно, куда не очень.

Моя любимая тема — это туалет. Очень большое количество трансгендерных людей вынуждены составлять специальные карты, где отмечены туалеты, которые не обозначены как мужские или женские. Гендерно-нейтральные туалеты — большая роскошь и ценность, потому что для нас — это возможность спокойно пописать. Когда у меня физиологическая потребность, мне не важно, в какой туалет идти, но я думаю об опасности. Я чаще выберу женский. Там на меня скорее всего могут наругаться, косо посмотреть, особенно если со мной заговорят и услышат, что у меня достаточно низкий голос. Но если я пойду в мужской туалет, там уже угрозы могут быть посерьёзнее, вплоть до случаев нападения.

В 2014 году погиб наш близкий друг в результате суицида. Наверно, в этот момент я решил, что хочу менять ситуацию с внутренней гомофобией, отчасти в его память, отчасти, чтобы таких историй больше не повторялось. Хотя они повторяются и будут повторяться.

Я уверен, что законодатели видят нас как оборотней-обманщиков. То есть мы для них геи и лесбиянки, которым очень важно заключить брак и ради этого мы меняем пол. Это просто бред! Среди трансгендерных людей есть люди любых сексуальных ориентаций. Трансгендерный переход делается не ради брака, а чтобы жить в соответствии с собой. Но законодатели уперлись в защиту традиционных семей и считают, что мы — то ли навсегда должны считаться людьми того пола, который был приписан при рождении, то ли ни того, ни другого пола. Теперь любой брак для нас по умолчанию может считаться «однополым». Если в свидетельстве о рождении будет указан один пол, а в паспорте другой, нам скорее всего смогут отказывать в любых браках. У нас отбирают это базовое гражданское право.

Я бы хотел стать родителем в будущем, но для меня единственно комфортный способ завести детей — это стать приёмным родителем. Потому что возможность стать биологическим родителем потребует сильных медицинских вмешательств, это будет психически тяжело, да и организм может не выдержать: придется на протяжении нескольких лет отменять важные для меня телесные изменения, на которые я решился в рамках перехода.

Истории с суррогатным материнством для меня кажутся этически сомнительными, потому что я не хочу использовать чужое тело для получения ребенка. Казалось бы — усыновление или удочерение, при всех сложностях процесса воспитания приемного ребенка — идеальный вариант. Но трансгендерным людям и сейчас крайне сложно стать приёмными родителями в России — пришлось бы скрывать свой опыт перехода и значительную часть своей жизни… а в случае принятия законопроекта мы будем вынуждены жить с несоответствием между документами, и факт трансгендерности будет легко раскрыть. В прошлом году гомосексуальной паре с детьми пришлось бежать из России, когда стало известно, что они воспитывают приемных детей; было расследование против представителей опеки — якобы усыновление детей гомосексуальными мужчинами было незаконно (хотя такого закона нет, все было законно). Открытому трансгендерному человеку — не важно, состоит ли он в браке и в каком — опека вряд ли отдаст ребенка. В итоге выбор: либо быть собой, либо быть родителем. Государство ставит нас в условия, где чем-то приходится жертвовать...

Мы занимаемся ЛГБТ-активизмом и воспринимаемся как враги детей. Я не знаю, что в голове у законодателей, но, кажется, они думают, что проблемы не от того, что детей бьют и плохо обеспечивают, а от того, что крадется какой-то гей и говорит: «Мальчик, а ты знаешь, что существуют геи? Что геем быть нормально?». И ребенок якобы автоматически превращается в гея. То есть мы якобы пропагандируем что-то детям одним своим существованием.

Я состою в отношениях 11 лет. Если мой партнёр попадет в реанимацию, меня к нему не пустят, хотя я его ближайший человек. Если бы у нас была возможность оформить отношения, мы бы это сделали. Мне кажется, что законодатели используют страх общественности перед ЛГБТ-людьми, чтобы протянуть другие вещи, опасные нововведения, которые коснутся всех. Например, в законопроекте есть ограничения для опеки по изъятию детей из опасных ситуаций.

Алексей, художник, воспитывает 16-летнюю дочь

Около семи лет работаю на фрилансе, я художник, также занимаюсь редактурой. Не скажу, что это очень много денег приносит. Я имею небольшой пассивный доход, который помогает в самые тяжелые времена держаться на плаву.

Долгое время я вел двойную жизнь. У меня было две страницы в социальных сетях, в компьютерных играх я представлялся своим мужским именем. Самое сложное в переходе для меня было то, что я могу причинить беспокойство своей семье, что я могу причинить им боль и тревогу, повысить их уровень беспокойства обо мне. Моя мама справилась лучше, чем я ожидал. Не было особо слёз, не было агрессии или неприятия, она расстроилась, потому что подумала, что это ее вина. Мне удалось ее убедить в том, что все в порядке, и нет ее какой-то вины в плане воспитания. Она видела, как я мучился до каминг-аута, то есть у меня на фоне нервных переживаний отказывала рука, потом нога. Я лежал в неврологии. Для мамы даже стало каким-то облегчением узнать, что происходит, но она расстроилась, что я не начал переход раньше — тогда я бы меньше мучился.

На тему поправок у меня есть метафора. Представьте, что у вас есть пустынный кусок земли. Вы начинаете на нем работать, вкладывать огромное количество усилий и создаете сад. И вот вы смотрите на сад и понимаете, что вот-вот он должен зацвести и стать прекрасным. И тут приходит человек и говорит: «Выметайся, на этом месте будет шоссе». Примерно так я себя ощущаю. Потому что я поменял все документы, сделал медицинский переход, я на гормональной терапии. Я выдохнул с облегчением, поняв, что прошел длинный путь, это было сложно, эмоционально и денежно затратно. Я думал, что теперь могу расслабиться, и тут здравствуйте, давайте вернем все назад. Я в шоке от этой ситуации, не понимаю, за что. Обнуляются все мои переживания и вложения.

Меня очень пугает, что если сначала свидетельство о рождении будут просить в загсе (чтобы проверить, не «однополый» ли это брак и можно ли его заключать), эту тенденцию могут подхватить и другие отрасли. Устраиваешься ты на работу, а вместо паспорта у тебя просят свидетельство о рождении. Почему нет? Это может за собой потянуть другие нехорошие практики, открыть пространство для повсеместной дискриминации.

В моих новых документах не вписан ребенок. Я не вписываю, потому что так на меня нельзя будет давить, я в большей безопасности. Но как родителя меня это травмирует, получается, что в моих документах нет ребенка, а в документах ребенка нет меня, там остались мои старые паспортные данные. У меня 16-летняя дочь. У нас хорошие отношения и традиционная для России семья — бабушка, родитель и ребенок.

Дочь ходит в частную школу. Там нет собраний. Вопросы решаются по телефону или в письменном виде. Я не знаю, буду ли я совершать каминг-аут в школе, либо мы как-то замнём этот момент. У меня есть беспокойство на этот счет, но так как это частная школа, думаю, будет проще, чем в государственной.

У меня сохранены все старые документы, которые могут доказать мою принадлежность к ребенку. Надеюсь, не будет случая, когда придется что-то кому-то доказывать. Так как я вовлечен в ЛГБТ-активизм, меня беспокоит, что любая моя открытость может в соответствии с новым законопроектом считаться «антиобщественной деятельностью», при которой могут изъять ребенка из семьи. Из-за этого я пока стараюсь действовать анонимно.

Виктор, математик

Если брать моих друзей, то у меня не было каминг-аута как такового. С подросткового возраста я говорил о себе так, как говорю, указывал, как ко мне нужно обращаться. Если было что-то не так, поправлял. Иногда доходило до конфликтов. Но я всегда считал, что если человек игнорирует мое самоопределение, мне не нужно с ним общаться.

У меня религиозная семья. Ещё в школе я совершил каминг-аут как гомосексуальная персона. Каминг-аут как трансгендерный человек я совершил недавно, буквально этой весной. Меня поддержали. Нормальный мир шире, чем мы думали.

Очень много людей, которые чувствуют себя не так, как «положено», но об этом раньше не было принято говорить и даже думать.

Я занимаюсь математикой. Мне хватает на жизнь и чтобы откладывать подушку безопасности. Я работаю репетитором со взрослыми — старшая школа и студенты. Если я понимаю, что наше взаимодействие вызывает у меня дискомфорт и не ладится, я могу от него отказаться. Я чаще всего вынужден представляться паспортным именем. С карантином я перешел на удаленку. Было несколько случаев, когда я изначально представлялся желаемым именем и в силу голоса меня не считывали как девушку.

Я не начинал пока медицинский переход. Я очень люблю бары, и если это вечер пятницы, куча пьяных людей, то есть большая вероятность, что меня считают как девушку со всеми вытекающими последствиями. Тут вопрос даже не опасности, я не сталкивался практически со случаями агрессии. Но мне это просто очень неприятно. Были случаи … [придирок]: «поясни за», «ой, а вы что встречаетесь», «а ты мальчик или девочка»? На «Техноложке» есть клуб для девушек с нетрадиционной ориентацией. Когда я туда попал, я, с одной стороны, почувствовал себя безопасно, потому что нет такого давления, с другой стороны, тебя считывают даже в ЛГБТ-среде неправильно, как лесбиянку, а ты мужчина. Это ограничивает и это некомфортно.

В подростковом возрасте я из принципа отказывался ходить к гинекологу, потому что это «женский врач». Мне очень помогла моя мама, которая сказала, что врач — это не про твое самоопределение. У тебя есть органы, если с ними что-то не так, их нужно лечить. То есть ты идешь к гинекологу не потому, что ты девушка, а просто потому, что этот врач специализируется на здоровье органов, которые существуют в твоем теле.

В новых законопроектах меня травмировало то, что ограничения распространяются на конкретную группу общества. Я понимаю, что только ленивый не сравнил это с фашизмом и нацизмом. Это плохо, когда мы ограничиваем локальную социальную группу в базовых естественных правах человека. Я не знаю, чем это закончится, но как начало это выглядит очень тревожно. И если бы я даже был вне этой группы, я бы все равно забеспокоился из-за самого факта.

Беседовала Лена Ваганова, «Фонтанка.ру»

ПО ТЕМЕ
Лайк
LIKE0
Смех
HAPPY0
Удивление
SURPRISED0
Гнев
ANGRY0
Печаль
SAD0
Увидели опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
48
Присоединиться
Самые яркие фото и видео дня — в наших группах в социальных сетях