Белоруссия: «Наш SOS все глуше, глуше…»

Бурные события в этой стране после максимально вызывающей имитации выборов за всю историю правления Александра Лукашенко породили надежду наших наив-демократов, что вот-вот… режим падет и деваться диктатору после его 26-летнего правления некуда. Их бы устами да мед пить!

Немного истории

Беларусь не смогла сформировать свою государственность до 1990-х гг. В 1918 г. менее года просуществовала Белорусская народная республика, которая толком так и не создала свои административные органы и армию. Этнические корни белорусов — в Великом княжестве Литовском, где славянский язык (его иногда называют старобелорусским) был государственным. Однако многочисленные последующие потрясения и репрессии фактически лишили нацию языка. В настоящее время лишь 23% населения используют его в домашнем общении.

Таким образом, к распаду СССР у белорусов не было ни государственной, ни этнической традиции. Поэтому национальное движение в начале 90-х (если кто еще помнит такую фигуру, как Зенон Позняк) не получило массовой поддержки. В этом — принципиальное отличие Беларуси от стран Балтии.

А что взамен? Надо сказать, что коммунистическая номенклатура союзной республики отличалась особой приверженностью советской модели. Такой известный деятель перестройки, как белорусский писатель Алесь Адамович, назвал свою родину «Вандеей» по аналогии с французской провинцией, выступившей против революции. Народ в те времена в большом количестве пострадал от Чернобыля и меньше всего стремился покачаться на волнах свободного рынка. Поэтому его желание прислониться к сильному лидеру, да еще с ярко выраженной антикоррупционной риторикой, доминировало. Неудивительно, что на свободных выборах в 1994 г. победил молодой в те времена политик Александр Лукашенко. И с тех пор в стране не было больше свободных выборов.

Президентский пост в соответствии с принятой накануне выборов конституцией не предусматривал больших полномочий. Поэтому в 1996 г. Лукашенко произвел конституционный переворот. Ему реально грозил импичмент, но спасла его тогдашняя демократическая Россия. О том, как это было, можно прочитать в соответствующей главе книги «СССР после распада» (2007). Из-за этой главы, как мне поведал один коллега, книгу изъяли из библиотеки госуниверситета.

Экономически дальнейшее существование Белоруссии обеспечивали во многом российские геополитические амбиции. Оппозиционный кандидат на президентских выборах 2010 г., экономист Ярослав Романчук считает, что временами Россия безвозмездно вливала разными путями и способами в экономику страны до 10% от ее ВВП. Внимательный читатель экономической периодики сам мог время от времени прочитать, что Россия предоставила такой-то кредит. И — никогда, что Белоруссия вернула.

В то же время за 26 лет правления Лукашенко белорусы хорошо познакомились с Европой. Заметная часть населения имеет карту поляка (по существу, вид на жительство в Польше, дающий право на работу). Немало народа обустроилось и в соседней Литве. Молодое поколение, значительная часть которого родилась в период правления нынешнего президента, считает себя европейцами. Для него диктатура бывшего председателя колхоза выглядит особо дико.

Однако есть примета: если интеллектуалы с самого начала презирают главу государства и находят для него унизительные определения, то такой глава — всерьез и надолго. Иосифа Сталина просвещенные партийные боссы тоже обзывали кляксой. У Лукашенко оказался сталинский талант в деле построения и закрепления единоличного властвования, хотя, конечно, масштаб далеко не тот. И с этой затвердевшей за четверть века силовой вертикалью столкнулись нынешние протестующие.

О диктатуре

Американские политологи Буэно де Мескита и Аластер Смит написали даже книгу «Справочник диктатора» (Dictator’s Handbook). И ее подзаголовок говорит о многом: «Почему плохое поведение почти всегда — хорошая политика». Если бы Александр Григорьевич вдруг «повел себя хорошо», т. е. следовал принятым на Западе представлениям о качественном государственном управлении, то он сделал бы для себя очень плохо — давно перестал быть президентом. А поскольку он с самого начала ломал хлипкую белорусскую демократию через колено, то не факт, что удалось бы уйти от ответственности. В Лукашеску его, наверное, не превратили бы, но томиться в заключении пришлось бы долго. Что уж говорить о нынешнем послужном списке!

Отсюда следует первый вывод: у нашего героя — смелость обреченного. Все мосты сожжены, и отступать некуда. Однако, как известно, один в поле не воин. Вышеупомянутые политологи видят различие между демократией и диктатурой в том, что последняя, в отличие от первой, должна удовлетворять гораздо более узкий круг властных игроков. В него входит, прежде всего, силовая элита. Главное — это связать со своим правлением «человека с ружьем». Как это сделать?

Пряники должны быть такими, чтобы этот человек ясно осознавал, что никакой иной режим и близко его так не обеспечит. Причем основная часть этого обеспечения должна проистекать не из зарплаты, а из формально незаконных источников доходов. «Если что, то их лишитесь, а судить будут не только меня». Эти слова, возможно, Лукашенко своим преторианцам не говорит, но всем все и без них ясно. И пока в их руководящей среде не видно разброда и шатаний. Для рядовых же исполнителей воли диктатора существует стабильная и относительно высокая зарплата, которые понимают, что демократия в лучшем случае отправит их на вольные хлеба.

Большевики, например, прекрасно представляли важность перетягивания на свою сторону вооруженных людей. Корнилов не смог собрать достаточно сил, а большевики под предлогом борьбы с ним создавали вооруженные отряды, которые вскоре были использованы ими в собственных целях. История знает в каких.

Белорусская оппозиция не имеет выхода на силовиков, да и мало что может им противопоставить. Ведь ее как эффективной организации фактически не существовало. Любая диктатура должна заботиться о недопущении бесконтрольного объединения снизу, что белорусская делала весьма успешно. В результате нет организованного влияния не только на силовую, но и на гражданскую среду. Вспомним польский профсоюз «Солидарность». Сегодня же массовые забастовки как акты сопротивления в Белоруссии вроде как не наблюдаются. Есть призывы и, возможно, отдельные эпизоды. Но этого недостаточно, чтобы взять режим в экономическую блокаду.

О диктаторских режимах всегда хочется сказать словами сталинского прокурора Романа Руденко на Нюрнбергском процессе: «Преступники, завладевшие целым государством и самое государство сделавшие орудием своих чудовищных преступлений». Однако прочь эмоции. Надо помнить, что преступниками исторические фигуры назначают победители. Так, в мое время были «герои-народовольцы», а сейчас, наверное, террористы.

Вспоминая затертые до дыр, но не лишенные смысла ленинские слова о революционной ситуации, можно констатировать: верхи с трудом, но готовы управлять по-старому, а народ не хочет жить по-старому. Эта готовность верхов опирается на способность организованных по-военному силовых структур к неограниченному законом насилию, тогда как массовое недовольство не способно больше, чем на стихийный мятеж. А как известно, «мятеж не может кончиться удачей, в противном случае его зовут иначе».

Между Кремлем и Европой

Что бесспорно утратил за эти дни Лукашенко, так это легитимность. Неформальное согласие на его президентство — даже в глазах глубинного белорусского народа («если не он, то кто?»). А это делает его слабым правителем. Последнее, что он может продавать и активно уже продавал в качестве основы своей легитимности, — это гарантии государственного суверенитета. Никто, кроме него, не может отстоять страну от экспансионизма России. Но внутри страны это уже почти не работает.

В то же время это отчасти работает на Западе. Там определенные круги более всего боятся крымского варианта для всей Белоруссии: «Пусть уж Лукашенко с его диктаторскими штучками, но только не Путин». В этом плане очень интересно мнение историка и бывшего работника Департамента государственной безопасности (ДГБ) Литвы Имантаса Мелянаса, опубликованное в разделе «Мнения» на сайте Delfi.lt: «Лукашенко сегодня — единственная реальная сила, обладающая необходимым ресурсом воспротивиться планам Путина…» Никаких иллюзий относительно белорусского правителя он не испытывает, но тем не менее это — наименьшее зло.

Еще дальше пошел в такого рода высказываниях бывший глава ДГБ Гедиминас Грина. С его точки зрения, прием Светланы Тихановской в Литве — это ошибка. Поскольку за ней — российский след. «Белоруссия не должна стать частью России. Что там происходит — это детали». Чем-то все это напоминает слова Черчилля: «Если бы Гитлер вторгся в ад, я бы, по крайней мере, замолвил за дьявола словечко в Палате общин».

Надо, конечно, сказать, что правящие круги Литвы не разделяют эту точку зрения, и министр внутренних дел Рита Тамаушенене заявила о готовности Литвы предоставлять политическое убежище белорусам. А тот же портал Delfi.lt публикует иные позиции, согласно которым тезис о лидерах белорусской оппозиции как агентах России — изобретение белорусских спецслужб.

Почему так много внимания Литве? Дело в том, что в разногласиях литовских экспертов и политиков наглядно проявилась неуверенность всего Запада в отношении реакции на события в Белоруссии. Крепко зажмешь батьку (вплоть до официального непризнания президентом по венесуэльской модели) — ляжет полностью под Москву; не дожмешь — потеряешь собственную идентичность и нечем будет крыть в противостоянии с той же Москвой, которая резонно спросит: почему там такое, по-вашему, можно, а у нас — нельзя?

Ясно, что какие-то персональные санкции в отношении белорусских руководителей будут. Подобные тем, что были отменены в 2016 г. Вариант же признания Тихановской президентом и полная изоляция страны — маловероятны.

А вот Кремль оказался на коне. В этом случае можно переиначить: отлились мышке кошкины слезки. Во второй половине 2019 г. Лукашенко подложил большую свинью — отказался от Союзного государства. Тут бы и геополитические задачи были бы реализованы, и изменения конституции вместе с обнулением в логику процесса органично вписались бы. Не захотел батька завскладом становиться, как недавно он изящно выразился в интервью украинскому Гордону.

Для российской власти сейчас главное баланс соблюсти: одной рукой Лукашенко поддерживать (никак нельзя, чтобы упал, поскольку тогда поворот страны на Запад гарантирован), а другой рукой — придавливать, чтобы нос не задирал и всегда угрозу чуял. Недаром один из несостоявшихся соперников Лукашенко — Валерий Цепкало — сейчас в Москве с семьей. Когда такое было, чтобы белорусская оппозиция находила душевный прием в путинской России?

Итого

Егор Гайдар в своей последней работе «Смуты и институты» сделал правильный вывод о том, что «первые признаки нелояльности армии означают, что режим столкнулся со смертельной угрозой». И «ключевой вопрос — есть ли боеспособные части и чьим приказам они подчиняются». У Лукашенко, похоже, пока есть. И его приказы выполняются.

В то же время белорусское гражданское население — не иранские фанатики-мусульмане, которые тысячами были готовы в 1979 г. бросаться под бронетехнику шахской гвардии ради прописки в раю. Поэтому оно подает сигнал SOS, но он будет звучать все глуше. В Европе же ощутимо прибавится работников из страны, где народ однажды сделал неправильный выбор: предпочел иллюзию стабильности борьбе за благосостояние в рыночной экономике. Так ему тогда казалось легче. Сегодня уже не кажется, но поздно.