«Я не вижу в городе враждебных СМИ». Вице-губернатор Бельский о том, зачем он пришел курировать прессу и молодежь

Вице-губернатор Петербурга рассказал «Фонтанке», как оценивает свою роль в последних выборах и голосованиях, а также о том, ждать ли нам цензуры, фейков и модных молодежных клубов.

Александр Бельский за два года сделал головокружительную карьеру — от главы МО «Сестрорецк» через комитет территориального развития в кресло вице-губернатора. С сентября в его зону ответственности, помимо его прежнего комитета и молодежной политики, попал еще и комитет по печати и взаимодействию со СМИ.

— Оппозиционные депутаты высказывали мнение, что ваше назначение — это благодарность за организацию голосования по поправкам. Как вы полагаете, почему родилось такое предположение?

— Иной раз люди недопонимают уровень взаимодействия органов государственной власти с избирательной комиссией. Мы оказываем содействие. Все, что мы делаем, — это устанавливаем компьютеры, помогаем с безопасностью, с организацией работы на местах. Что касается выборов — это все Горизбирком. Тогда бы назначили председателя ГИК.

— Но тот же Горизбирком почему-то предложил ЦИК рассмотреть награждение вас почетным знаком «За организацию выборов».

— Я же вам говорю, мы действительно оказываем содействие, но только с организационной точки зрения. К нам вопросов от комиссии не было, все организовано, проблем с безопасностью не наблюдалось. Был один инцидент, когда одному из корреспондентов сломали ключицу. Но к нам это не имеет никакого отношения, это вопрос правоохранительных органов

(30 июня журналист «Медиазоны» Давид Френкель получил перелом руки на избирательном участке № 2191 в результате конфликта с членами комиссии, наблюдателем и правоохранителями. Позже суд также оштрафовал журналиста за неповиновение сотруднику полиции, СК не стал возбуждать дело. — Прим. ред.)

— Вот как раз про Френкеля хотел спросить. Как это работает изнутри? Вам звонят, говорят — сейчас на одном из участков какая-то суета, журналисту руку сломали. Ваши действия? От вас что-то требовалось в этом случае?

— Нет, правоохранительные органы были на месте, был председатель УИК, у него все контакты с территориальным и городским избиркомами. Туда оперативно приехала скорая помощь. Вопрос, как это случилось, провокация или нет — я этого не обсуждаю, для этого есть правоохранители. Все на видео заснято, каждый может делать выводы сам.

— То есть вы настаиваете, что к политтехнологическому корпусу не принадлежали во время голосования?

— Так повелось, что сам комитет считают политическим, потому что он отвечает за координацию с районами и муниципалитетами, плюс есть вопрос, связанный с выборным процессом. Сейчас комитет территориального развития готовится к переписи населения... Может быть, из-за этого возникают такие версии. Но, повторюсь, комитет занимается исключительно организационными вещами.

— Комитет — может быть. А лично вы проводите совещания с политтехнологами — неважно, из Москвы они приехали или нет?

— Я лично с ними совещания не провожу.

— И не участвуете?

— И не участвую.

— Если вернуться в 2019 год, к предыдущему голосованию: вы говорили, что ваша задача в том, чтобы выборы прошли в «спокойной, честной борьбе». Потом Элла Памфилова назвала муниципальные выборы в Петербурге беспрецедентными по количеству нарушений. То есть вам не удалось справиться с этой задачей?

— Это не вопрос 2019 года, в муниципальных выборах каждого цикла есть много нюансов, потому что их комиссии независимы от городской: начиная от того, что некоторые ИКМО были закрыты, нельзя было зарегистрироваться и т. д. Об этом все знают, и кандидаты в курсе. Но если подводить итоги, то на сегодняшний момент в советах есть депутаты от «Яблока», чего не было вообще; укрепила свои позиция «Справедливая Россия», появились депутаты от Партии Роста. В результате большой пул депутатского корпуса, объективно говоря, оппозиционный. Поэтому сложно мне оценивать, насколько демократично прошли выборы. Были сложные ситуации, мы это видели в прессе, в видеороликах. В целом оппозиция забрала большое количество мандатов, работает, где-то более успешно, где-то менее.

— Вы повторяете тезисы председателя ГИК Миненко, что раньше, мол, оппозиции не было, теперь появилась...

— При чем здесь тезисы Миненко, это факты.

— Но даже ЦИК оценил выборы как беспрецедентные по числу нарушений...

— Из 200 жалоб в судах примерно треть была подана от одних и тех же людей в количестве 3–5 жалоб. Вы видите, что там, где были подтверждены нарушения и люди шли в судах до конца, — они сейчас забирают свои мандаты.

— Разве это не показатель: спустя год после выборов людям приходится судиться за свои места в советах, работа блокируется?

— Действительно, было определенное количество нарушений, они доказываются в судах. Если возьмем на все 111 муниципальных образований — сколько это процентов?

— РИА ФАН, входящее в группу «Патриот», опубликовало документы, связанные с предвыборной кампанией 2019 года. Нашли знакомые сюжеты?

— Я читал. Но сейчас очень много информации, которая вбрасывается в прессу; она может быть правдивой, неправдивой, разобраться в ней очень сложно. К примеру, мы сейчас с вами видели ситуацию: губернатора не было неделю, его уже «отправляли» в Белоруссию, чего только не было. И мы видим, что губернатор прекрасно выполняет свою работу, никаких движений нет. Поэтому все вопросы вбросов... Если есть факты, что кому-то выдавались деньги на черный пиар и т. п., — правоохранительные органы должны выяснять, доказывать, а не мы с вами обсуждать, правда это или нет. Я не буду комментировать какие-то недоказанные факты.

— И все-таки, вы узнали что-то из описанного? Например — помню, действительно было так, действительно приезжала группа политтехнологов из Москвы...

— Я лично? Нет.

— Сейчас в вашей зоне ответственности ровно те комитеты, которые нужны чиновнику, курирующему выборы. Вы настаиваете, что ваша часть — исключительно организационная. Тогда как вы сами себе отвечаете на вопрос: почему один вице-губернатор должен отвечать за комитет территориального развития, комитет по молодежной политике и комитете по печати?

— Решение о том, почему тот или иной комитет передают мне, принимаю не я, это решение губернатора. Что мне доверено, тем я и занимаюсь.

— Это само собой. Но какую-то логику вы же должны в этом усматривать? Если бы вам отдали комитет по физкультуре и спорту, вы бы, наверное, удивились?

— Почему? Я шикарно играю в футбол, как мне кажется.

— Я тоже играю, но я бы удивился, если бы мне поручили.

— Я не спрашиваю у руководителя, из каких моих качеств он исходит. Если доверяет — значит, считает, что в этом вопросе я могу разобраться. Если говорить о том же комитете по печати, то для меня здесь все новое, и я был удивлен.

— То есть вы не думаете, как думают многие, что это подготовка к выборам в ЗакС?

— У нас все пытаются что-то к чему-то привязывать. Я работаю не с точки зрения какого-то одного момента, есть куча задач, которые не связаны с выборным процессом, не надо все под него подстраивать. Вы считаете, что в октябре 2021 года у меня заберут эти комитеты?

— Например. И вернут в 2024 году.

— Не уверен.

— Какие у вас отношения с Ириной Потехиной (вице-губернатор, до сентября курировала комитет по печати. — Прим. ред.)?

— Прекрасные. И переход комитета по печати совершенно не означает, что она с чем-то не справлялась.

— Принципиальная разница в том, что она плоть от плоти петербургская пресса, а вы нет. Это было важно, поставить на руководство человека не из этой сферы?

— Я с этой точки зрения не оцениваю. Я же человек не творческий, и моя задача создать такую платформу, чтобы вы занимались творчеством и не думали о цензуре и т. п.

— Хорошо, а какие задачи вы видите в таком случае применительно к комитету по печати?

— Вы ко мне пришли на третий день после того, как мне эту часть передали. Пока я вхожу в курс дела, разбираюсь в программах, как можно улучшить работу. Например, в комитете по молодежной политике я уже объехал все подведомственные учреждения; сейчас объезжаю районные, которые имеют то или иное отношение к молодежной политике. Я человек из бизнеса, всегда нацеленный на конкретный результат. Чтобы ставить цели, устанавливать KPI, нужно сначала понять, в какой точке мы находимся.

— Если не как руководитель, то как наблюдатель вы понимаете, в какой мы точке? Понимаете, какой образ власти сформирован в СМИ?

— Я вижу, что власть делает много хорошего. Многим СМИ — и это понятно — неинтересно, когда все хорошо, они поднимают свою читаемость за счет негатива. Это не только к ним вопрос, но и к нам: как мы это освещаем, знают ли люди, что и как мы делаем. Здесь есть много моментов, которые можно доработать. Иной раз, когда подводим итоги года и говорим, что построили столько-то школ и детсадов, люди воспринимают это как бы само собой разумеющиеся вещи. Но на самом деле за этим стоит огромная работа.

— Я об этом и спрашиваю. На одной чаше весов те СМИ, которые, по вашим словам, специализируются на негативе (сюда и «Фонтанку» многие относят), а с другой — смольнинский официоз в худшем смысле слова...

— Вполне возможно. Конечно, если народ воспринимает больше негатива о власти, чем позитива, это проблема освещения. Это банальная история взгляда со стороны и изнутри. Ну что о чиновниках говорят обычно? Коррупция и т. п. А когда я пришел в Смольный, то увидел, что комитет территориального развития — это просто трудяги все, работают с утра до ночи, никаких коррупционных схем...

— Ну так у него и бюджета особенно нет...

— Неважно, я говорю о том, что вижу. Отношение к чиновникам рождается из мифа, а он — из резонансных историй, найденных при обыске средств и т. п. Но это частные вещи. Вы пришли сейчас в «Невскую ратушу», тут что, коррупционеры ходят? Обычные люди.

— Наверное, какая-то доля ходит. Вы видите, каким образом можете влиять на те СМИ, которые не подконтрольны Смольному напрямую?

— Я за созидание. К конструктивной критике мы отлично относимся, нет задач прижимать какие-то СМИ. Другое дело, когда вбрасываются фейковые новости... Какое может быть взаимодействие? Если кто-то лукавит про вас, вы будете с этим человеком общаться? Наверное, нет. Поймите, каждый в своем формате. Те же оппозиционные СМИ, которые постоянно публикуют видео с протестных акций — как вы себе представляете их на объезде губернатора? Они себя, что называется, «зашкварят», и их никто не будет смотреть. Здесь все честно, и у меня не возникает вопроса, почему они не показывают объективную картину, у них просто не будет тогда их аудитории. Но я не вижу в городе ни одного СМИ, которое бы считал принципиально враждебным. Вот вы ко мне пришли, какая цензура?

— Это мы при согласовании интервью поймем (изменений в итоге практически не было. — Прим. ред.). Представим, опять город накроет снегом, начнутся проблемы. Вам придется собирать совещания и раздавать инструкции — ты езжай под камеры очищай улицы, ты отправляй оператора не в такой заснеженный район, ты выходи к журналистам?

— А вы правда считаете, что в современном информационном поле, где фото и видео распространяются моментально, в этом есть какой-то смысл?

— Мне кажется, так считают в Смольном либо работают так по инерции.

— Я пока не могу об этом ничего сказать, в снегопады не отслеживал, как это освещалось. Но, конечно, если освещалось таким образом, то так работа не должна вестись.

— А в отношении молодежной политики? Я как непрофессионал в этой области сужу по сообщениям и релизам комитета. И там полный набор — возложения цветов, вручения грамот и т. п.

— Это не совсем так, хотя в чем-то вы правы, есть застывшие формализованные вещи; но так работает любая бюрократическая система, это позволяет не принимать каких-то поспешных решений, последствия которых могут оказаться довольно тяжелыми. Я подхожу к этому следующим образом: как мы к молодежи будем относиться, так и она к нам. Если мы будем подходить ко всему формально — ну, и ответ будет формальный; будут говорить одно, думать другое, делать третье. Здесь опять же много делается хороших вещей. Волонтерское движение в пандемию отработало блестяще, вопросов нет, люди искренне шли и помогали. Есть проекты, которые переходят из года в год, там надо смотреть, менять формат. Существуют вопросы, связанные с теми же домами молодежи. Интересны они? Я был в пространстве «Просто» на «Ленполиграфмаше», великолепный проект, туда приятно приходить. Надо делать новую планировку, новые опции, надо делать модные места, в которые хочется попасть. В свое время был ЛДМ, вы не помните, так в него нельзя было прорваться. К этому и надо стремиться.

— Можно привезти рэперов, повесить проекторы, но цель-то в чем? Есть у этого идеологическое начало?

— Конечно. Мы со своей позиции видим задачу патриотического воспитания с точки зрения любви к городу. Возьмем войну: у нас патриотизм заключался не в том, являешься ты членом КПСС или нет. Любовь к родному городу — это и есть патриотизм. Когда нас воспитывали, мы много знали о блокаде. И я не про даты, не про формализм. Мы общались с теми, кто пережил ее, знали цену хлеба, понимали, что целый город совершил подвиг не с оружием в руках. К ленинградцам-петербуржцам до сих пор особое отношение в стране. Это наши петербургские вещи, которые нельзя потерять. Когда я участвовал в организации первого шествия «Бессмертного полка», мы приходили в школы и просили детей принести информацию о членах их семей, которые имели отношение к войне. Ребята из старших классов приносили, и я видел их удивление и чувство гордости. Многие даже не знали, что их деды герои, у кого сколько орденов. Это то, чего у них раньше не было. И заметьте, никакой политики, это же не политическая акция.

— А вас самого не настораживает, что вы сказали о цели патриотического воспитания и дальше мы с вами говорим только про блокаду...

— Нет, вы меня не услышали. Я говорил о том, как было в мое время, привел пример.

— А что вы можете сейчас рассказать молодежи о Петербурге?

— У нас много всего. Начиная от очевидного — музея под открытым небом — и вплоть до современности; многие IT-проекты стартовали здесь, у нас есть много технологических достижений, культурных, у нас достаточно большое количество производств, пусть оно и сокращается. Петербург — это серьезная точка развития страны.

— Но вы согласны с тем, что все попытки последних лет, когда патриотические идеи преподают молодежи в современной обертке с привлечением артистов, певцов, — ничего, кроме сарказма и смеха, не вызывают?

— Значит, это просто сделано неправильно. Молодежь совершенно на ином уровне видит подлог. Обмануть ее нельзя, и заставить любить — тоже.

— А зачем молодежь организовывать в любви к городу? Она либо полюбит его за то, какой он есть, либо нет.

— Мы возвращаемся к разговору о том, как СМИ освещают достижения правительства. Если мы не расскажем им о том, что у них есть, они не узнают, а значит —не полюбят. У нас нет задачи идеологической накачки, чтобы они все вступили в «Единую Россию», глупости все это.

— А как вы относитесь к практике создания проправительственных молодежных движений, вроде «Наших» или «Идущих вместе»?

— Я правда не знаком совсем с этой практикой. Вы поймите, я в политике человек новый; вы, может быть, в ней дольше, чем я. Мне кажется, можно создавать какие-то движения с прямой прикладной задачей, например экологические. А политические молодежные движения я никакие организовывать не собираюсь. У меня пятеро детей, мне бы их организовать.

Беседовал Николай Кудин, «Фонтанка.ру»