В «Приюте комедианта» состоялась премьера спектакля Александра Созонова «Это всё она» с Юлией Ауг в главной роли
Восемь лет назад белорусский драматург Андрей Иванов написал пьесу «Это все она» — о том, куда приводят мечты, если для их осуществления виртуальная реальность используется кривыми и неумелыми способами. В семье Татьяны и ее сына, подростка Кости, случилось горе: умирает глава семейства, и их отношения портятся окончательно. И тогда Татьяна создает в одной из социальных сетей фальшивый аккаунт 15-летней девушки по имени Тоффи и заводит виртуальный роман с собственным ребенком. Все исключительно ради благих целей: прежде всего, попытаться найти точки пересечения с сыном, а также убедиться, что он не гей и не вступил в какое-нибудь экстремистское сообщество. Пока в реальной жизни материнско-сыновний конфликт то тлеет, то вспыхивает до небес, в виртуальной все наоборот: здесь Костя чувствует себя комфортно, притворяясь другим. Он называет себя Тауэрским Вороном и ставит на аватарку чужое фото, влюбляется в новую знакомую по уши и вскоре начинает настаивать на встрече.
Для однокомнатной квартиры героев (в пьесе, к слову, они живут в двушке) художник-постановщик Павел Семченко придумал подвижную и легко трансформирующуюся конструкцию: на вращающемся помосте установил соединенные крест-накрест прямоугольные рамы с полупрозрачными стеклами, поделив таким образом сценическое пространство на секции. В одной находится кухня, где живет Татьяна (Юлия Ауг). Часть интерьера воссоздается с помощью видеопроекции, которую транслируют на одну из стен. За ней угадывается комната Кости (Илья Якубовский). Декорацию вращают, и вот мы видим ее целиком. Её двигают снова, и на стене — Костина страница во «ВКонтакте», с цитатой Ницше в статусе. Роли выдуманных персонажей — Тауэрского Ворона и Тоффи — режиссер Александр Созонов отдал другим артистам, Илье Тиунову и Анастасии Полянской. Не существующие в действительности герои обретают плоть, кровь и голос.
Герой Ильи Якубовского выглядит как стереотипный «ботаник» — худой, нескладный, застенчивый, в очечках в металлической оправе. Но темперамент, которым он оказывается наделен, постоянно рвется наружу. Костя огрызается на мать, сопротивляется, провоцирует ее (поджигает отцовский костюм, запихивает в пустую птичью клетку случайно найденный синий вибратор), посылает куда подальше. Единственное же пространство, где он чувствует себя в безопасности, — страница в сети. Здесь, наконец, можно стать тем, кем хочется, выглядеть как мечтается и говорить с кем угодно о чем угодно. Познакомившись с Тоффи, дочкой таксидермиста, классной готкой, в одиночку гуляющей по ночному кладбищу («У меня аллергия на ультрафиолет»), но при этом не отказывающейся делать домашние дела, Костя меняется. Новая подружка дружелюбна, мила, не издевается над ним и не тычет недостатками. Правда, несколько раз едва не проговаривается, кто она на самом деле. Но в итоге ей удается подружиться с мальчиком, не любящим вроде бы никого («Костя холодный, в нем нет любви»), врущим, что мать умерла, и страшно тоскующим по отцу (рассказывает, как ездят вместе на рыбалку и играют в волейбол). Однако в настоящей жизни надежды матери, вдохновленной успешным виртуальным общением, на реанимирование отношений регулярно рассыпаются в прах.
Метафорическое выражение «между ними выросла стена» Александр Созонов реализует как в прямом смысле — как правило, герои находятся по разные стороны настоящей стены, так и в переносном — в одном из финальных эпизодов такой «стеной» становятся камеры смартфонов, глядя в которые Татьяна и Костя рассказывают о своих чувствах и переживаниях.
Структурно драматург Андрей Иванов выстроил пьесу как серию монологов, в которых оба персонажа обращаются к каким-то невидимым друзьям, рассказывая о событиях постфактум, и диалог в сети. Режиссер придумал следующий ход: героиня адресует то яростные, то беспомощные и полные отчаяния, то истеричные, то язвительные реплики не безымянной подруге, а зрителям. Делая их, таким образом, свидетелями событий, пусть и пассивными. Эти эпизоды в спектакле, пожалуй, лучшие, — благодаря, конечно же, актрисе Юлии Ауг, спустя 15 лет вернувшейся на петербургскую сцену в этом качестве, в роли, словно написанной специально для нее.
Ауг играет свою героиню не несчастной вдовой и матерью, а решительной и очень витальной. Эти способности не дают потере раздавить Татьяну. И они же заставляют совершить роковой шаг — придумать и реализовать план, который позволит вернуть приязнь сына. Тем более, там, по другую сторону реальности, можно превратиться в миловидную девушку, надевать то фиолетовый, то зеленый парик, менять розовое боди и черную балетную пачку на серебристый костюм а-ля русалка, а его — на скафандр космонавта, петь Sweet dreams (Мэрлин Мэнсон vs. Иван Кушнир, как утверждают титры) и «Море, море, мир бездонный». В этом ирреальном мире огромная надувная рыба проплывает над головами зрителей, веселые огоньки, рассыпавшиеся по стенам, превращаются в мириады звезд, сын оказывается образцовым красавцем, коих в изобилии водится в глянце и на просторах Instagram, и у вас обнаруживаются общие интересы — сказка про Питера Пэна, которую любят оба, и сочинение стихов.
Мысль, что доброжелательный настрой удастся перенести и в настоящую жизнь, точит героиню. И она все глубже погружается в ею же созданный фальшивый мир. Хотя открытия про саму себя, случающиеся по ходу общения с Костей, ранят и вызывают негодование, которое копится и прорывается уже в их совместной реальности. Юлия Ауг не разыгрывает текст, не комикует в смешных эпизодах (а их, при всем драматизме, в пьесе хватает), не выдавливает слезу из публики в эпизодах драматичных, а проживает его от и до. Особенно остро это чувствуется в сценах воспоминания Татьяны о муже и о счастье, которое она испытывала, находясь рядом. Здесь она становится той, какой могла бы и должна бы быть с Костей — нежной, любящей, заботливой, поддерживающей. И это еще одна форма иллюзии, дающая краткую надежду на благополучный исход.
Случайно услышав разговор матери, сын понимает про обман и на глазах у нее шагает из окна их новой квартиры. Круг вращают последний раз, зрители видят мальчика, распластанного «в воздухе», полосатые ленты, которыми отгородили место падения, и Татьяну, окоченевшую от ужаса.
Отказ молодых людей от собственной идентичности в пользу фальшивой, их добровольный побег из реальности, искаженное восприятие интернет-коммуникации в любой форме (лайки, комментарии, репосты, мемы, гифки и т.п.), утрата воли к жизни у подростков — лишь часть проблем, о которых говорят Андрей Иванов и Александр Созонов. Универсальный сюжет — конфликт родителей и детей — поверяется новыми, невиданными прежде, обстоятельствами. Авторы фиксируют разрыв, случившийся на нескольких уровнях: лексическом (хотя подростковая речь местами здесь звучит нарочито), психологическом, ментальном, социальном. Самые близкие по крови люди не понимают, не желают, не могут услышать друг друга. Попытки же наладить контакт, по всей видимости, пока возможны лишь с нарушением персональных границ и вторжением в чужое личное пространство, и в этом случае исход очевиден.
Наталья Эфендиева, специально для «Фонтанки.ру»
Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга