Художественная лента «Блокадный дневник», названная лучшим фильмом года в России, вызвала резкую и противоположную реакцию кинокритиков. «Фонтанка» поговорила с автором картины о том, что важнее — исторические детали или «блокбастерный» подход.
Сценарист, режиссёр и продюсер фильма «Блокадный дневник» Андрей Зайцев, начинавший как документалист, а потом снимавший художественные ленты о жизни подростков, рассказал «Фонтанке», что художественный «Блокадный дневник» снят по мотивам произведений Даниила Гранина, Ольги Берггольц и воспоминаниям блокадников. Сюжет ленты строится на рассказе о девушке, которая в начале 1942 года идёт через замёрзший Ленинград, чтобы попрощаться с отцом.
Работа Андрея Зайцева, для которого этот фильм стал третьим полнометражным в карьере, вызвала благоговение среди столичных критиков и непонимание среди петербургских. Например, кинокритик Антон Долин назвал картину «беспрецедентно откровенной», отметив при этом, что по сути это «роуд-муви, череда эпизодов, из которых складывается мозаика гиперреалистических эпизодов, своеобразная блокадная азбука». В «Новой газете» художественное высказывание Андрея Зайцева назвали «самым радикальным, самым горьким высказыванием кинематографа о войне в последние годы».
Однако символические смысловые пласты вызвали неприятие у экспертов, занимавшихся темой блокады. Например, историк Баир Иринчеев, директор Военного музея Карельского перешейка, в YouTube-канале Дмитрия Пучкова (Гоблина) высказался о фильме в ключе «не страшно, потому что трешево», и отметил много нестыковок, которые нивелируют ценность картины, показывая поверхностный подход к истории вопроса. Например, он отмечает, что артиллеристы в кадре ходят по сугробам в одежде, в которой в ту зиму они должны были замёрзнуть и умереть. Также историк отмечает, что немецкие батареи стояли на юго-западе, панорама открывавшегося на город вида есть в Музее обороны Ленинграда. Однако в фильме с точки расположения врага не видно ни Исаакиевского собора, ни Петропавловской крепости, ни Финского залива. Заметил он и то, что все дома в кадрах оледеневшие, что возможно в вымороженном здании только в случае пожара — отопления тогда не было. Получается, по сути, что весь город в кадре выгорел.
В интервью «Фонтанке» автор фильма «Блокадный дневник» Андрей Зайцев заявил просто, что любая критика его фильма — это нормально, потому что общество раздражено, а без государства память о блокаде не сохранить.
— Андрей Евгеньевич, во-первых, позвольте вас поздравить с Гран-при 42-го ММКФ. Вы как-то спокойно это восприняли, как будто знали, что так будет.
— Спасибо. Ну, как спокойно… Это в любом случае очень радостное событие. Просто была очень сильная усталость от работы. Долго делали кино. Это праздник со слезами на глазах, что называется. Работа шла четыре года. Без перерывов. А сценарий я написал больше десяти лет назад. Он ждал своего часа.
Во время награждения исполнительница главной роли Ольга Озоллапиня не могла сдержать слёз, как и гости в зале.
— Какова дальнейшая фестивальная судьба ленты? Прокат в России ведь только с 27 января 2021 года.
— Да, фильм ещё будет представлен на разных фестивалях. И в России, и за границей. Но я не могу называть названия фестивалей, пока они не обнародовали свои программы. Мы не имеем права говорить, пока они официально это не озвучат сами. Но точно нас покажут во Франции, Польше и Египте. Мне важно, что нас увидят в мире. Что там узнают про блокаду. К сожалению, насколько я понял из общения с европейцами на фестивалях, про блокаду Ленинграда мало кто помнит и знает. Само словосочетание «блокада Ленинграда» вызывает удивление. Они не понимают, что это такое.
— Что это такое для вас лично, для 45-летнего кинорежиссёра из Москвы, блокада?
— Блокаду Ленинграда я ставлю в один ряд с холокостом. Это одна из величайших трагедий в истории человечества. Одна из самых трагических осад, в которой погибло огромное количество людей, в страшных муках и страданиях. Причём людей сознательно убили голодом.
— Вы помните, почему вы решили писать сценарий десять лет назад? С одной стороны, вы уже работали по теме Второй мировой. Документальный сериал «Моя Великая война. Воспоминания ветеранов» в 2012 году, а раньше документальный телефильм «Виктор Астафьев. Весёлый солдат». С другой стороны, ваши художественные фильмы для подростков о страданиях первой любви «14+» и «Бездельники». И вдруг тема, которую мастера-то брать опасались. Например, еще в 80-х Алексей Герман-старший отказался от такого предложения, правда, из-за необходимости снимать такую картину в цвете.
— Я прочитал «Блокадную книгу» (книга Даниила Гранина и Алеся Адамовича. — Прим. ред.). До того момента я её не читал. Я, как и все, знал какие-то базовые вещи про блокаду. Видел игровые фильмы, документальные. Но глубоко погрузился в тему благодаря «Блокадной книге». Она меня настолько потрясла, что я понял, что обязательно должен снять кино про блокаду. Но фильм — это ни в коем случае не экранизация «Блокадной книги». Я думал, как же мне снять кино про блокаду, какое оно должно быть. И тогда я прочитал повесть Ольги Берггольц «Дневные звёзды». И понял, что можно работать на основе этого материала. Плюс — это фильм по самым разным воспоминаниям блокадников из дневников, интервью, личного общения. Из всего этого и был написан сценарий. А «Блокадная книга» дала толчок.
— Что именно из воспоминаний блокадников вы использовали, какие блокадные дневники читали?
— Очень много всего написано про блокаду. И такую информацию постоянно продолжают публиковать. Даже когда мы уже снимали кино, я продолжал читать выходящие воспоминания блокадников. Смотрел разные телепередачи и фильмы об этом.
— Фильм черно-белый. Судя по кадрам, которые показали на церемонии открытия ММКФ, он как будто «документальный». Это осознанный ход?
— Фильм принципиально чёрно-белый. Не могу себе войну и блокаду представить цветной. Я вырос на хронике и на чёрно-белых военных фильмах. У меня эта матрица в голове. Самое важное в нашем кино то, что мы пытались показать город глазами блокадников, как они его описывают, как они его видели. Как они описывают людей, улицы. Важно, что мы рассказываем про первую и самую страшную блокадную зиму, январь — февраль 1942 года. Ещё до написания сценария (так сложилось по жизни) я встречался с блокадниками, общался. Кроме всего прочего, одна из серий документального цикла «Моя Великая война» была посвящена Галине Короткевич, актрисе, которая провела всю блокаду в Ленинграде. У нас целый фильм был про неё. И она много что рассказала. Личные встречи были, конечно.
— Камера следит за героиней как бы со стороны. Почему решили «подглядывать»?
— Мне было важно погрузить зрителя в блокадный город. Как будто он сам там оказался и сам за этим всем наблюдает. Поэтому и такая документальная манера съёмки. В документальном кино часто камера находится на расстоянии от людей, на длинном фокусе следит и снимает. Наш оператор Ирина Уральская — документалист. Именно у неё это блестяще получается. И получилось.
— Некоторые критики пишут, что актриса Ольга Озоллапиня играет Ольгу Берггольц. Это трактовка критиков или это авторский замысел?
— Нет. Мы писали по мотивам «Дневных звёзд». Если бы это была экранизация, то можно было бы сказать, что фильм про Берггольц. История не про неё, но по мотивам её похода пешком, через весь блокадный город, к её отцу. Когда она чувствовала, что у неё уже нет сил жить, она похоронила мужа и шла попрощаться с отцом. Но после разговора с отцом она ожила и вернулась обратно в город. Безусловно, много от характера Ольги Берггольц есть и в нашей героине.
— С кем из историков блокады вы общались, с теми, кто сегодня занят сохранением блокадной памяти, работает с документами?
— Я просто читал очень много книг. И исследований, и очень много воспоминаний о блокаде. Для меня самые главные историки и консультанты — это сами блокадники. Их воспоминания. Их дневники. Их интервью. Слава богу, у нас этот архив огромный. Они так подробно и детально рассказывают и про быт, и про город, про то, как выглядели дома, сколько было снега, как выглядели люди, как они шли. Как они реагировали на хлеб, каким было их поведение, какие были стадии дистрофии. Это всё невероятно подробно описано. Мне оставалось только взять и оживить эти воспоминания.
— Вы ранее говорили в интервью, что не знали, как выглядел город во время блокады. То есть вы в архивах не работали?
— Я не до конца понимал, как выглядел город, пока не прочитал «Блокадную книгу» и потом другие воспоминания блокадников. Хроники я видел много. Фильмов много. Фотографий, которые остались от блокады. Но тот блокадный город, который описывают в своих воспоминаниях блокадники, который был в январе — феврале 1942 года, я, когда начал работать над фильмом, увидел только в некоторых кадрах. В массе своей в хронике и фотографиях я того города, который описывают блокадники, не вижу. Поэтому у меня между хроникой и описанием блокадников возникает диссонанс. На мой взгляд, в той хронике, которая осталась, только 10% кадров подтверждают слова блокадников, как выглядел город и люди, как он был завален снегом по пояс, как улицы были мертвые и пустые, много неубранных трупов. В том числе и поэтому было снято это кино, чтобы рассказать про блокаду глазами блокадников, а не хроникой.
— А вы видели фильм Сергея Лозницы 2005 года «Блокада», собранный из хроники?
— Да, конечно. Это хроника «Лендока», нам ее тоже давали к просмотру, когда мы готовились к съемкам. И я видел то, что не вошло в фильм Лозницы. Но дело в том, что там во всем фильме на улицах запечатлено очень много людей и город не особо завален снегом. Может быть, это снималось в декабре 1941 года. Может быть, в марте 1942 года. Я не знаю. Но в очень подробных описаниях блокадников город в январе — феврале 42-го был совсем другой. Поэтому у меня была простая задача. Есть чёткие воспоминания, описывающие чётко, в каком состоянии находился город, люди. Это я и воспроизводил. Вот и всё.
— Вы отслеживаете критику и похвалу? Реакция на фильм резкая и часто противоположная. Что вас удивляет?
— (Пауза) Ничего особо не удивляет. Не знаю… Ко мне очень много людей подходило, которые живут в Ленинграде. Они очень благодарили за кино.
— Для вас негативные оценки — откровение?
— Не откровение. Но это абсолютно нормальная ситуация для мира, в котором мы сейчас живём. Сейчас, что бы ты ни сделал, ты получишь и позитивную, и негативную критику. Нормальная история для общества, которое довольно сильно раздражено. Но ещё раз говорю: многие люди мне сказали, что для них это очень важный фильм. Он произвёл на них очень большое впечатление.
— Это как раз неудивительно, если ты раньше вообще не интересовался предметом. Но я о другом вас спрашивал. То есть той похвалы, которая до вас дошла, достаточно, чтобы дальше не анализировать, почему одни шокированы «в хорошем смысле», а другие указывают на странности фильма?
— Могу только ещё раз сказать. Абсолютно нормально, что кому-то кино нравится, а кому-то не нравится, потому что он себе представляет блокаду иначе. Такого чёткого разделения в реакциях между Петербургом и Москвой я, по крайней мере, не почувствовал. Самая важная для меня реакция от петербуржцев была от Алисы Фрейндлих, которой мы еще год назад показывали готовый фильм. Она, как вы знаете, блокадный ребенок. Фильм ей понравился, и она просила обязательно довести его до зрителя. Для меня эта ее реакция была невероятно важна, она подтвердила, что мы сделали все правильно.
— Ряд экспертов по теме блокады зацепила сцена из трейлера, который, по сути, является фрагментом фильма. Где мужчина везёт на санках несколько буханок хлеба, падает, а за хлебом тянутся обессиленные люди из очереди. Они говорят о том, что хлеб в санках не возили, а в оригинале истории были вообще конфеты.
— Ну, а мне блокадница рассказывала, что возили. И что из санок выпал хлеб. Причём таких воспоминаний достаточно много. Они варьируются. Да, я знаю и про историю с конфетами. Но истории разные есть. И хлеб выпадал из санок. Было по-разному.
— Вас обвиняют в том, что блокадники в кадре у вас как зомби, которые внезапно могут при этом громко говорить, хотя в таком состоянии это невозможно. Что на морозе у них не идёт пар изо рта. Что тот, кто выхватывал чужой хлеб, не бежал с ним, а сразу ел…
— Послушайте, у нас такую бурю ненависти и злобы вызывает новая серия мультфильма про «Простоквашино» у людей, которым не нравятся эти переделки, что создателям приходится удалять комментарии, выключать их, чтобы дети в Интернете всего этого просто не читали... У нас общество настолько раздражено, что любая вещь, с которой человек не согласен, вызывает ярость. Если уже «Простоквашино» вызывает такие эмоции, то что говорить про кино, которое затрагивает такую болезненную для многих тему, как блокада.
— Однако блокада и её жертвы — это не мультфильм…
— Вот поэтому и странно было бы ждать, что не будет негативной реакции. У всех разное представление о блокаде…
— Потому я вас и спрашивал про историков. Не секрет, что эта тема с советских времён была на периферии честного анализа. Она цензурировалась, лишний раз не вспоминалась. Ваш фильм популяризирует трагедию блокады без ответов на вопросы, почему вообще блокада стала возможной, почему было столько жертв. Это не проблема для вас лично?
— Причина трагедии? Ну как! Началась война. Немцы окружили город. Стали уничтожать людей. Какие здесь могут быть ещё причины трагедии? Немцы уничтожали людей, прежде всего, голодом. Обстрелами. Какие тут могут быть ещё варианты?
— Ну, хотя бы вариант не вывозить еду из города. Вы слышали о таких решениях советских властей?
— Это сложный и долгий разговор. Но в главном для меня ситуация предельно ясна. Немцы окружили город и планомерно уничтожали людей, которые в нём находятся. Это для меня самое главное преступление, которое тогда было совершено. Людей сознательно уничтожали. Прежде всего, голодом.
— С этим никто и не спорит. И с тем, что шансов спастись в немецком плену тоже не было, если изучить документы и приказы вермахта уничтожать всех, кто выйдет из Ленинграда, которые опубликованы (например, в книге историка блокады Никиты Ломагина «В тисках голода»)... Фильм снят на деньги государства. Вам какие условия по содержанию ставил Минкульт?
— Никакие. Мы подали сценарий. Сценарий был высоко оценен экспертным советом. Нам дали финансирование. Мы сняли кино. Кино приняли. Всё.
— То есть вам дальше не нужно отчитываться прокатным успехом за потраченные деньги?
— Мы сдали кино. Получили прокатное удостоверение. Отчитываться мы теперь должны перед зрителем, чтобы как можно больше людей увидело фильм.
— Но вам же важен успех в прокате? Для столь тяжёлой темы потребуется большая промокампания. Или вы справитесь без раскрутки через телепропаганду?
— Это не называется пропагандой. Это называется рекламой. Больше это не называется никак. Это во-первых. А во-вторых, в ситуации с пандемией всё очень непонятно… Будем смотреть, что происходит, и исходя из этого принимать решения по прокату в кинотеатрах. Нам бы очень хотелось показать кино на большом экране. В любом случае мы выйдем на онлайн-платформе «МТС ТВ» 27 января 2021 года, в день полного снятия блокады. Причём это будет социально значимый проект — не нужно будет платить за просмотр фильма, это сделано для того, чтобы как можно больше людей увидело кино.
— «Очередной холостой выстрел самонадеянных и нелюбопытных москвичей», — пишет мне человек, который много лет работает с блокадными дневниками.
— Нормальная реакция. Кому-то кино нравится, кому то нет. Для одних наш выстрел холостой. Для других — боевой.
— Для гламурной Москвы, очевидно, боевой. Девушки в зале на закрытии церемонии были в слезах. Когда ты не в курсе, что такое блокада, это понятно, да…
— Вы свои комментарии тоже будете оставлять в интервью?
— А живое человеческое общение это тоже табу для вас?
— Ну, просто вы ёрничаете.
— В каком месте? Я лишь пытаюсь понять вас. Как вы сами видите ситуацию здесь и сейчас, реакции неравнодушной к теме и фильму аудитории. Аудитории, знающей обсуждаемый предмет.
— Нормальная человеческая реакция. Кому-то фильм нравится, а кому-то нет. Вы считаете, что это не нормально?
— Я пытаюсь понять глубину вашей работы, проработки вопроса, которым вы занимались четыре года. Вы же и сценарист, и режиссёр, и продюсер в одном лице.
— Что значит глубина проработки вопроса? Я просто не понимаю этой фразы. Какие вам от меня нужны ещё реакции? Мне кажется, что я уже много вам рассказал.
— Тема блокады вызывает самые разные реакции. Одних авторов фильмов, связанных с этой темой, уже вызывали в правоохранительные органы. Другим, вроде Андрея Звягинцева, тупо не дают работать, в том числе и по этой теме…
— Могу говорить только за себя. На этом проекте лично я не сталкивался с тем, что это табуированная для государства тема. Наоборот, нам все помогали. Если бы по этой теме было какое-либо табуирование, нам бы просто не дали запустить весь этот проект.
— Вы знаете, в Петербурге никак не могут сделать новый научный музей по блокаде. То выделят место под него, а то отберут. При этом на новые войны деньги есть всегда…
— Когда я работал над сценарием, я сильно изумился, когда узнал, что в городе, который пережил блокаду, Музей блокады был закрыт почти на 40 лет! И открылся снова только в 1989 году. Считаю, что это большая трагедия. Город пережил ужасную человеческую трагедию, о ней нужно напоминать. И то, что в городе, который пережил самую страшную блокаду в истории человечества, не было 40 лет Музея блокады… У меня нет слов просто. Я считаю, что наш фильм как раз и двигает ситуацию в нужную сторону в этом смысле. Мы в фильме ничего не преувеличивали. Мы очень бережно относились к воспоминаниям блокадников. И в этом смысле нравится фильм, не нравится кому-то… Как говорил Василий Шукшин: «Счастье — это когда смел и прав». И в этом смысле мне очень просто.
— Вы приветствуете конституционную защиту «исторической правды»? У нас теперь государство берёт на себя такую функцию после принятия гражданами поправок в Основной закон, которые предложил Путин.
— Это вполне понятная позиция государства, которое защищает свою историческую правду.
— А почему государство решает, что есть «историческая правда»?
— Потому что это государство. Мы живём в государстве. Здесь всё структурировано. Мы не можем жить без общества, которое не будет каким-то образом организовано. Сложная тема. А вы требуете короткого ответа: «Нет, это плохо» или «Да, это хорошо». Я понимаю, почему государство это делает. Иначе просто всё развалится. Без государства мы не сможем существовать. Банальные же вещи. Мы живём в государстве.
— Мы живём в стране, а государство — это орган управления.
— Без государства мы не сможем существовать в любом случае. К чему эта дискуссия?
— Ваш фильм выходит одновременно с этими переменами, которые напрямую касаются подходов к нашей общей истории. Фильм «Блокадный дневник» не может с этими решениями государства не резонировать. Вы знаете, что в Уголовном кодексе у нас теперь есть уголовная ответственность за «распространение заведомо ложных сведений о деятельности СССР в годы Второй мировой войны»? Вы считаете это нормальным?
— Не буду отвечать на этот вопрос. Серьёзный вопрос, который надо обсуждать с конкретными примерами. Мне кажется, что журналист не должен быть пристрастным. А вы очевидно пристрастны.
— В чём вы это разглядели?
— «Всё, что делает государство, — всё плохо».
— Кто это сказал?
— Такое ощущение от ваших вопросов. Я же не против, что люди имеют разные точки зрения. Но когда все вопросы сводятся к тому, что всё ужасно…
— Ощущение — это ощущение. Мои вопросы лишь о вашем отношении к совершенно конкретным фактам современной реальности, которые напрямую касаются темы памяти о войне.
— Я сам журналист по первому образованию.
— Тем интереснее ваше отношение к тому, как государство себя ведёт в вопросах исторической памяти.
— Мне сложно отвечать за всё государство. Я могу ответить только за себя.
— Так я только вас и спрашивал.
— Мы сделали это кино. И это мой ответ вообще на все вопросы. Остальная дискуссия в принципе бессмысленна. Вся моя точка зрения, всё, что я хотел сказать, вся моя гражданская ответственность, позиция — отношение ко всему есть в картине. И если так каждый будет делать — и делать свое дело честно, — мы будем меньше задавать вопросы, правильно или неправильно ведёт себя государство. В данном случае я сам захотел и сделал кино. Высказался на тему блокады, как я считаю нужным. А именно — воспроизвёл воспоминания блокадников. Про то, что им пришлось пережить, про их страдания. Это самое главное. Сделал, потому что очень мало видел страдания этих людей в кино и хронике по этой теме.
Николай Нелюбин, специально для «Фонтанки.ру»