Из-за карантина премьера спектакля Яна Фабра «Ночной писатель» в БДТ растянулась на много месяцев. Его фестивальную версию в Петербурге показали еще зимой-2019/20: в рамках посвященного художнику фестиваля Love is The Power Supreme проект несколько раз сыграли на сцене Фанерного театра. Премьера репертуарной версии в Каменноостровском театре была намечена на март, но ее, как и многое другое, пришлось отменить, и показы спектакля возобновились только осенью.
И автор, и герой «Ночного писателя» — всемирно известный художник, перформер, режиссер и драматург Ян Фабр. В Петербурге его знают главным образом по выставке «Рыцарь отчаяния — воин красоты», которая несколько лет назад прошла в Эрмитаже и стала едва ли не самым скандальным культурным событием сезона. «Ночной писатель» — первая репертуарная постановка Фабра на сцене российского театра, но уже есть французская, сербская и итальянская (последнюю привозили в 2019 году на фестиваль SOLO в Москве), а недавно стало известно, что еще одна версия готовится в Литве.
В основу «Ночного писателя» легли личные дневники Яна Фабра, которые в 2018 году были изданы в России под названием «Ночные дневники. Избранное», а также цитаты из его пьес и спектаклей разных лет (драматург проекта — Мит Мартенс). Многие годы художник, страдающий бессонницей, по ночам записывал мысли о себе и своем искусстве. При том что эти записи предельно откровенны (в спектакле звучат фразы вроде «Моя собственная мать напилась и попыталась поцеловать меня взасос»), зачастую они больше похожи на манифест, чем на исповедь. Размышления о себе, своей семье, искусстве, театре художник предъявляет публике с той же открытостью, с какой предъявляет самого себя во время перформансов.
Это вообще отличительная черта Фабра как творца, личное и творческое начала в нем неразделимы вплоть до физического уровня — к примеру, некоторые свои работы он пишет собственной кровью. Еще одна цитата из дневников, вошедшая в спектакль и фактически программная для художника: «Я плачу искусством. Я мочусь искусством. Я плююсь искусством. Я потею искусством. Искусство не создают. Искусство выделяют телом».
Физиологичным и провокативным текстам противопоставлена визуальная эстетика спектакля. Фабром же придуманная сценография минималистична, упорядоченна и радикально отличается от той барочной пышности с душком тлена, которая наполнила несколько лет назад залы Эрмитажа. Планшет сцены засыпан искусственным снегом, на заднике натянуто белое полотно. На сцене письменный стол — тонкие деревянные козлы, столешница из толстого стекла — и такой же аскетичный стул. На столе стоит графин и бутылка в виде стеклянного черепа с темно-красной, похожей на вино жидкостью, позже там обнаружатся сигареты и знаковая для Фабра ручка BIC, которой нарисованы многие его работы. Это и еще четыре маленьких снежных холмика по углам сцены, каждый из которых увенчан белым камнем (в нужный момент они сыграют свою роль), — вот и все убранство сцены. Сценическое пространство похоже на белый лист, на котором ничего не отвлекает от человека в центре.
Вызывающий, страстный, полный телесности текст и строгость визуального ряда смыкаются в актере. «Ночной писатель» — моноспектакль, все время на сцене Андрей Феськов (эту роль он играет по очереди с Александром Молочниковым), и с задачей удержания зрительского внимания артист великолепно справляется на протяжении всего действия. Он появляется на сцене деловой, затянутый в строгий темный костюм с галстуком, поправляет лежащие на столе предметы. Большую часть сценического времени артист почти не встает, не двигается с места, но находит возможность быть разнообразным за счет интонаций, мимики лица и пластики.
Одной из главных красок полуторачасового монолога становится ирония, веселящая зрителей и не противоречащая содержимому дневников. Вот, читая запись о том, как Фабр сделал арт-объект из лобковых волос любовницы, персонаж смахивает с себя невидимый волосок, вот поет песенку и тут же затыкает себе рот стаканом воды. Во время чтения монолога из пьесы «Я — ошибка» ритм чтения предельно ускоряется, чему помогает музыкальный ряд, и это снижает высокопарный пафос реплик, переводя зрительское внимание на виртуозную работу актера.
Хронология дневников в спектакле не соблюдена: записи, сделанные в 70-х, 80-х и 90-х годах, перемежаются друг с другом. Структура определяется хронологией пьес и спектаклей, цитаты из которых включены в «Ночного писателя», от спектакля «Реинкарнация Бога» 1976 года до спектакля «История слез» 2005 года, и все они объединены рефлексией о себе, человеке и художнике. «Я пропитан насквозь моим воображением» — цитата из спектакля «Реинкарнация Бога (Феськов читает «фаабражением, по рассказам, это слово придумали на репетициях). «Я горю не только ради себя самого, но чтобы дать другим огонь и свет» — «Король плагиата», 1998 г.
Прямолинейность рефлексии автора о самом себе сглаживается не только иронией текста и исполнения, но и тем, что в облике персонажа, созданного Яном Фабром и Андреем Феськовым, явных отсылок к Фабру не возникает. Существо на сцене выглядит собирательным образом художника — то циничного трикстера, возмутителя спокойствия, то охваченного жаром собственного искусства. Эти искры превращаются в пожар в финале, когда наконец зрителям показывают самого Фабра, в видеозаписи перформанса 1987 года. Стоя в лодке, художник опускает в реку слова, складывающиеся во фразу «Эй, что за приятное безумие». Фрагменты фразы на черно-белом видео окрашены синим цветом, отсылая к одной из дневниковых записей, прочитанных в начале спектакля: написанному синей ручкой BIC можно верить. В это время персонаж Андрея Феськова, охваченный, видимо, тем же приятным безумием, пускается в ритмичный, с ритуальным оттенком танец, постепенно снимая одежду, падает и снова встает, поднимая самого себя за волосы. При этом раздевается он не полностью, так что образ голого человека на голой земле остается незаконченным. Но вряд ли стоит упрекать в этом спектакль: задачей актера было нарисовать портрет художника в духе Фабра, а не превращаться в него — и с этой задачей актер справился.
18+
Алёна Палатченко