Андрей Калина, пловец из Славянска, с рожденья не имеющий левой руки ниже локтя. На момент принятия российского гражданства и переезда в Петербург он уже был победителем трех Паралимпиад (2004, 2008 и 2012). К играм в Бразилии Андрей подошел в лучшей за всю карьеру спортивной форме. Но трехлетнее отстранение российских паралимпийцев от международных стартов обрушило все надежды и планы.
Когда, наконец, дисквалификацию сняли, пришла другая беда — пандемия. Из-за которой отменили большую часть соревнований, а Паралимпиаду в Токио перенесли на год. Вся жизнь Андрея Калины с раннего детства — преодоление, казалось бы, непреодолимых препятствий. Как не отчаяться и продолжать верить в себя? Как не сдаваться и побеждать? Как в условиях пандемии COVID-19 готовиться к четвертой для него Паралимпиаде? Обо всем этом Андрей Калина рассказал «Фонтанке».
«Меня не хотели брать в бассейн»
— Помните, как в раннем детстве учились обходиться только одной рукой?
— Самые яркие воспоминания — моя реакция на желание родителей или людей, находящихся рядом, как-то облегчить мои действия. Всегда говорил: «Я сам!» Никогда не любил и по сей день не люблю, когда мне помогают.
— Вы были на домашнем воспитании?
— Нет. Я ходил в обычный детский сад. Моя мама работает в дошкольной системе, где прошла путь от нянечки до заведующей. Она знала, с чего надо начинать мое воспитание и в каком направлении двигаться. Когда она задерживалась допоздна, я тоже оставался в садике, где для меня всегда находилась работа: помочь воспитателям в уборке группы или поварам на кухне. Это были мои первые шаги на пути к взрослению. В школу ходил тоже в обычную общеобразовательную. Там не всегда все было гладко. Где-то меня не всегда принимали. Но я с самого начала был готов к этому.
— Вы пытались самоутвердиться?
— Мое самоутверждение произрастало из чувства протеста. Дети нередко бывают злыми по отношению друг к другу, потому что многого еще не понимают. Иногда меня не хотели брать в дворовую футбольную команду. В такие моменты старался доказать, что я лучше них. Тогда это желание возникало на подсознательном уровне. Сегодня я пожинаю плоды своего детского упорства.
— Любили вы футбол, а оказались в плавании, как?
— Когда мне было пять лет, я чуть не утонул — меня затянуло в водоворот. Мама была на пляже. Я бродил по береговой косе. Лишь кепка плыла по воде. Мама бросилась в реку, сумела выкинуть меня на берег, но саму ее стало засасывать. На помощь бросились люди и спасли ее. Но в Славянске, где я родился, много водоемов. Ситуация могла повториться. Поэтому на семейном совете было решено срочно отдать меня в плавание. Детский тренер, работавший в «лягушатнике», не хотел меня брать, боялся ответственности. По настоянию родителей в группу я все же попал. Однако особо со мной никто не занимался. Я наблюдал, как учатся плавать другие дети, и хотел доказать, что тоже могу. И однажды, в конце занятия, вдруг взял и поплыл под водой. Прекрасно помню то первое мое ощущение — я умею плавать!
«За одну тренировку теряю два килограмма»
— К 12 годам я уже хорошо держался на воде и ходил в бассейн по абонементу. В феврале 2000 года меня заметил тренер по адаптивному плаванию и пригласил в группу. Сказал, что среди спортсменов с поражением опорно-двигательного аппарата (ПОДА. — Прим. ред.) тоже проводятся соревнования. С того момента у меня началась серьезная спортивная жизнь: ежедневные тренировки, режим, сборы, соревнования. Результаты росли быстро, и через три месяца я уже соревновался со взрослыми на чемпионате Украины. В этом году я отметил 20-летний юбилей своей спортивной карьеры.
— В футбол больше не тянуло?
— Нет. В командных видах можно заиграться, отвлечься и не добиться результата. В плавании все иначе. Ты один на один со стихией, из которой вышла жизнь на планете. Ты сконцентрирован, медитируешь, борешься сам с собой и развиваешься как личность.
— Почему выбрали брасс — самый технически сложный вид плавания?
— Не хотел искать легких путей. Интуиция подсказала мне, что этот самый нудный вид, где можно долго копаться в деталях, будет для меня самым интересным. Насколько он сложен, я только сейчас понимаю. А тогда это было просто прикольно. Вообще, пловцы говорят, что стать брассистом нельзя. Им надо родиться.
— Что вам больше по душе — индивидуальный заплыв или эстафета?
— Эстафета. Когда ты один выходишь на старт, то понимаешь, что за тобой стоит твой тренер, тренерский штаб, сборная, страна, флаг. Но конкретно этого не видишь. В эстафете все происходит на твоих глазах. Эмоции зашкаливают. Работа на команду повышает ответственность, заставляет выжимать из себя все до капли, добиваться сверхрезультата. Поэтому и ощущения — как от победы, так и от поражения — в разы ярче.
— В плавании, чтобы добиться высоких результатов, нужно буквально «пахать», не выходя из бассейна. Каков режим ваших тренировок?
— Мой обычный день включает в себя две тренировки. Первая, четырехчасовая, состоит из 30 минут разминки на суше, двух часов плавания, часа работы в зале и заминки, длительность которой зависит от того, насколько я «загнал» свое тело. Вторая тренировка длится три с половиной часа. Между ними — полутора-двухчасовой перерыв. Я живу недалеко от бассейна «Экран», что на улице Хлопина. Успеваю заехать домой, перекусить и поспать минут 40.
— Как восстанавливаетесь после нагрузок?
— Важно соблюдать спортивный режим. Если не будешь жестко следовать ему, один неверный шаг — и сорвешься в пропасть. В молодости, в незапланированный выходной, порой я совершал оплошности. Потом их приходилось исправлять увеличением нагрузки. Но мне повезло. Режимить меня научил бывший военный пожарный Дмитрий Крижановский из Севастополя. У него была приобретенная травма. В сборной команде мы всегда жили с ним в одном номере.
Что касается деталей моего восстановления, то это — секреты «производства». (Смеется.) Если говорить в общем, то с нами работают массажисты, врачи, способные вовремя заметить отклонения в работе организма на этом фоне. За свою жизнь я перенес несколько серьезных хирургических вмешательств из-за износа организма. Важным моментом контроля является взвешивание спортсмена до и после тренировки для расчета объема нагрузки. У каждого пловца есть свой «коридор» потери веса, за который нельзя выходить, чтобы не наступило изнеможение. На октябрьском сборе в Сочи в день я проплывал по 14 километров и терял больше двух килограммов, которые затем трудно было восполнить. К концу сбора мне пришлось снизить нагрузку — организм не успевал справляться с такими экстремальными перепадами веса.
— А фармакология помогает?
— Фармакология хорошо подходит для поддержания организма. Если восстановление осуществлять только медикаментозно, печень не вынесет такой интоксикации, и спортсмен закончит свою карьеру лет в 25, а то и раньше. Мне 33 года, и я выступаю за сборную потому, что подключать поддерживающую фармакологию начал в 23 года. До этого тренировался лишь за счет своего здоровья. Восстанавливаться мне помогал грязевой курорт в Славянске. Сегодня мы используем барокамеры, криосауны, разного рода водную реабилитацию. В качестве разминки и заминки отлично подходит йога и пилатес.
— Что вы испытали, когда российских паралимпийцев в 2016 году «отцепили» от бразильской Паралимпиады? Не было желания закончить карьеру?
— Когда начались посягательства на нашу олимпийскую сборную, мы находились на сборах в Евпатории. Все были возмущены, хотели попытаться защитить наших ребят. И вдруг кто-то ненароком предположил, что ведь и нас тоже могут не пустить в Бразилию. Я в тот момент еще верил, что мир гуманен… Желания все бросить не было. Интересовал лишь один вопрос: что дальше? Ведь после нашего отстранения речь зашла о пожизненной дисквалификации.
— Каковы были результаты победителей бразильской Паралимпиады в сравнении с вашими в том сезоне?
— в 2016 году я был на пике формы. С теми результатами, что показывал на прикидках в подмосковном Олимпийском центре «Озеро Круглое», как оказалось позже, я бы взял три «золота» в Бразилии. Очень жаль, что наша команда там не выступила. Но был и положительный момент. Мой друг — австрийский пловец, хороший парень, благодаря нашему отсутствию впервые смог выиграть олимпийскую «бронзу». Я был очень рад за него.
«Нынешняя Украина — совсем другая страна»
— Почему вы решили перебраться в Россию?
— По семейным обстоятельствам. Моя супруга, бывшая спортсменка, после серьезной операции собиралась уходить из спорта. Я хотел продолжить тренировки в Киеве, но в столице Украины не нашлось для этого приличных условий. От сборов я устал и тоже склонялся к мысли, что с карьерой пора заканчивать. Переезжая в Россию, мы хотели укорениться здесь. Но когда приехали сюда, и я увидел прекрасные спортивные сооружения и великолепные условия для спортсменов, то понял, что все еще хочу тренироваться и добиваться побед.
— Сложно было обустраиваться на новом месте?
— Мы начинали с нуля. В Славянске продали все: квартиры, гаражи, дачу. Сюда приехали только с вещами на автомобиле. Полтора года жили без зарплаты, без каких-либо пособий, на те деньги, что заработали на Украине в прежние годы. Купили квартиру. У родственников помощи не просили. Как с детства повелось: «Я сам!» (Смеется.) Конечно, нелегко приходилось на первых порах. Но мы все преодолели.
— В условиях пандемии, карантина, отмены запланированных стартов сложно выстраивать тренировочный цикл. Как проходит ваша подготовка к Паралимпиаде в Токио, перенесенной на 2021 год?
— Во время карантина полноценно тренироваться не получилось. Без плавания, работая дома только на тренажерах, начала прибывать сверх нормы мышечная масса. Пришлось ограничиться зарядкой. Летом выезжал за Рощино, на озера. Освоил серфинг и вейкбординг. Форму начинаю набирать только сейчас. Мы с моим тренером Ольгой Николаевной Байдаловой (заслуженный тренер России. — Прим. ред.) выстраиваем подготовку, используя сразу несколько планов, а затем следим, как организм реагирует на нагрузку. Нам впервые приходится работать в подобных условиях.
Фактически российский период — самый яркий в моей карьере. Здесь я возродился как спортсмен, превзошел свои прежние результаты, приобрел ценный опыт. Но из-за трехлетнего отстранения от международных стартов и пандемии до сих пор не могу закрепить эти успехи на мировой арене.
— Вы скучаете по родине?
— Скучаю. У меня в Славянске остались родные и близкие. Последний раз был там два с половиной года назад. Самое сложное для людей — экономическая блокада. Деньги зарабатывать очень тяжело. Люди устали. Понятно, в какую сторону они смотрят и откуда ждут помощи. За шесть лет жизни в России я привык чувствовать себя русским. Стал по-другому мыслить.
— Поясните…
— В Питере люди не заботятся о цене на топливо. Потому что их расходы покрываются заработками. На Украине бак бензина — это половина зарплаты. Соответственно, и жизнь там по-другому воспринимается. Это на себе надо прочувствовать. Я скучаю по той Украине, что была в моем детстве. Нынешняя Украина — это совершенно другая страна. И все, что там происходит, у меня вызывает дикое удивление.
Ирина Чертинова, для «Фонтанки.ру»