«Если тренируется — в ферзи!» Как сериал, консультантом по шахматам которого был Гарри Каспаров, стал сенсацией

«Фонтанка» пригляделась к обсуждаемому сериалу «Ход королевы» (он же — «Гамбит королевы») вместе с кинокритиком и шахматистом Максимом Андреевым — и нашла ключ к пониманию телепроекта именно на черно-белом поле.

Шахматный сериал Скотта Фрэнка и «Нетфликса» «Гамбит королевы» (The Queen's Gambit, экранизация одноименного романа Уолтера Тевиса) — возможно, главная сенсация 2020 года, и не только в области сериалов и кино. Ведь если шахматы все же считать искусством, то The Queen's Gambit — несомненно, одно из самых больших произведений искусства нового века. Благодаря ему — и невероятно притягательной Ане Тейлор-Джой — шахматы вновь входят в моду: о шахматных ходах героини сериала, Элизабет Хармон, спорят в соцсетях, а количество скачанных шахматных приложений растет в геометрической прогрессии.

По шахматной части сериал не вызывает вообще никаких вопросов, за ним чувствуется огромный шахматный базис, что в мировом кинематографе, мягко говоря, гигантская редкость. Это, без всякого преувеличения, второй или третий такой случай в киноискусстве: фильмы с шахматными сценами без ляпов и нелепостей можно буквально перечесть по пальцам. Я попробую.

Вот первый и, возможно, лучший фильм про шахматы — «Шахматная горячка» Пудовкина — с живым Капабланкой в роли самого себя. Вот гениальный фильм Сергея Микаэляна «Гроссмейстер», где тренера Андрея Мягкова играет Виктор Львович Корчной и где шахматная жизнь в СССР показана почти документально. Вот «Космическая одиссея» Стэнли Кубрика с великолепно выстроенной шахматной сценой, в которой бортовой компьютер HAL 9000 побеждает астронавта эффектной матовой атакой с жертвой ферзя на f3: «Извини, Фрэнк, я думаю, ты проморгал». В великой «Касабланке» Майкла Кёртиса Хамфри Богарт (то есть его герой Рик Блэйн) анализирует вариант французской защиты, который, если верить шахматным базам, ещё не встречался на практике, но стал потом популярным (эту сцену целиком придумал сам Богарт, великолепный шахматист, однажды сыгравший вничью с чемпионом США Самуэлем Решевским). «Джентльмены удачи» Александра Серого: Вицин ловит Папанова в известнейшую дебютную ловушку: 1. е4 е5 2. Kf3 Kc6 3. Cc4 Kd4 4. K:e5 Фg5 5. K:f7 Ф:g2 6. Лf1 Ф:е4+ 7. Ce2, тут Крамаров хрипит сакраментальное: «Лошадью ходи, дурак!», и Вицин слушается: 7...Kf3, мат.

Есть большое количество прекрасных документальных шахматных картин, например, совершенно забытый кинодебют Эльдара Рязанова — о матче на первенство мира между Михаилом Ботвинником и Давидом Бронштейном (1951). Или прекрасный щемящий фильм Лиз Гарбус «Бобби Фишер против всего мира» (2011), который имеет прямое отношение к нашей теме (Бобби Фишер — прототип Элизабет Хармон.)

Ещё была отличная английская экранизация «Защиты Лужина» с Джоном Туртурро, киносказка «Садко», где Сергей Столяров ставит предводителю варягов Льву Фенину классический спертый мат, и незабвенная Эмилия Мильтон в «Семнадцати мгновениях весны»: «Я буду играть защиту Каро — Канн, только вы мне не мешайте!»

Отрицательным примерам несть числа: в сотнях плохих и даже приличных фильмов герои играют в шахматы с неправильно стоящей доской, бессмысленно расставленными фигурами, делают невозможные ходы, после чего шахматисту хочется убежать прочь от экрана. Вот, например, рецензия двенадцатого чемпиона мира Анатолия Карпова на недавний опус «Жертвуя пешкой» о Бобби Фишере: «Может, для популяризации шахмат фильм неплохой, но по содержанию ужасен. Там много неточностей. Я уж не говорю, что шахматные позиции просто идиотские. Фильм довольно бюджетный, ну так возьмите шахматного консультанта, заплатите ему гонорар, он выправит вам позиции. А то там большая диагональ слева-направо — белая. Делаете фильм о чемпионах мира, и такие ляпы для меня как для профессионала — это ужасно».

Встречаются грубые шахматные ошибки и в фильмах очень хороших или в тех, которые считаются таковыми. Так, в своем шедевре «Седьмая печать» Ингмар Бергман допускает классическую ошибку: в партии Макса фон Сюдова со Смертью поле a1, слева от рыцаря, — белого цвета! В «Бегущем по лезвию» Ридли Скотт пытается воспроизвести самую известную в истории, «бессмертную партию» Андерсен — Кизерицкий 1851 года, но при этом путает ходы и неправильно называет клетки! И главный нонсенс: в этой партии андроид Рой (Рутгер Хауэр) жертвует ферзя и ставит мат в два (!) хода, решая «нерешаемую задачу», которая якобы не под силу людям, но которую любой третьеразрядник решит за пару минут. А например, в фильме Александра Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петр» герой и героиня перед постельной сценой с глубокомысленным видом разыгрывают совершенно бессмысленную шахматную партию, и что они потом делают с белой, кажется, королевой, я не решусь здесь написать.

Но вернёмся к Queen's Gambit. Пожилой уборщик, мистер Шайбел, в католическом приюте учит будущую чемпионку, Бет Хармон, играть в шахматы в подвале и показывает ей дебюты, начиная с сицилианской защиты. «Вот это вариант Найдорфа», — говорит уборщик и аккуратно, как в учебнике, выставляет на доске: 1. е4 с5 2. Кf3 d6 3. d4 cd 4. K:d4 Kf6 5. Kc3 a6.

«А вот вариант дракона!» — и показывает: 1. е4 с5 2. Кf3 d6 3. d4 cd 4. K:d4 Kf6 5. Kc3 g6.

Тут я сначала удивился, потому что следующим ходом мистер Шайбел неожиданно поставил белую пешку на f4, сейчас это анахронизм, так никто, кроме, кажется, последнего шахматного романтика Василия Иванчука, не играет. Потом я сообразил, что на экране — 1957 год, когда прототип 9-летней Элизабет 14-летний Бобби Фишер впервые выиграл чемпионат США; и 1. е4 с5 2. Кf3 d6 3. d4 cd 4. K:d4 Kf6 5. Kc3 g6 6. f4 — модная в те времена атака Левенфиша (названа в честь российского гроссмейстера Григория Левенфиша). И что даже в семидесятых, когда я впервые открыл «Путешествие в шахматное королевство» Авербаха и Бейлина и «Книгу начинающего шахматиста» Левенфиша, атака Левенфиша там, кажется, значилась как актуальная.

В общем, чувствуется, что работа главного консультанта сериала — рыцаря атакующих шахмат, 13-го чемпиона мира Гарри Кимовича Каспарова — была кропотливой и совсем не формальной. Вторым консультантом на картине работал шахматный тренер Брюс Пандольфини, который в 1983-м помогал автору романа Уолтеру Тевису, а в 2020-м учил актеров на площадке делать шахматные ходы с техникой и скоростью Накамуры, Грищука и Морозевича.

В следующем, после атаки Левенфиша, кадре — классная комната в приюте, урок арифметики, учительница пишет на доске таблицу умножения на 3: 1x3=3, 2x3=6, 3х3=9, 4х3=12, 5х3=18... Видит, что ошиблась, хочет взять губку, чтобы стереть последнюю строчку, но губки нет, ее будущая королева унесла в подвал, в своё прекрасное шахматное королевство. Кажется, это метафора — ведь написанные мелом ошибки исправить еще можно, а в шахматах, как в жизни, действует жесткое правило: тронул — ходи.

Партии Элизабет Хармон составлял или компилировал сам Каспаров. Так, первую победу над своим учителем Бет одерживает, повторяя ходы великого итальянца XVII века Джоакино Греко. Руководителя местного шахматного клуба мистера Ганса Бет обыгрывает с помощью классической завлекающей жертвы ферзя на d8 (партия Рети — Тартаковер, 1910). В партии чемпионата Кентукки со своим будущим бойфрендом Гарри Белтиком Бет снова победно жертвует ферзя, уже на g6 (Нежметдинов — Каспарян, 1955). Советского вундеркинда Григория Гирева Хармон громит уже с помощью тихого хода пешкой на h5 (Яковенко — Стеллваген, 2007).

Бет, как и ее прототип Фишер, ненавидит своего отца, который бросил их с матерью, и погибшую в автокатастрофе мать, которая в попытке убить себя и дочь направила машину на встречный грузовик («Закрой глаза, — сказала она за мгновение до, — просто закрой глаза».) С 9 лет девочка плотно сидит на мощных транквилизаторах, в ее спальне на озаренный потолок ложатся тени, превращаясь в мрачные шахматные фигуры.

Надо сказать, эффектная метафора придумана не авторами книги или сериала, подобные шахматные видения преследуют героя «Защиты Лужина» у Набокова. А еще шахматы на потолке в схожих, куда более веселых обстоятельствах встречаются в романе Александра Котова «Белые и чёрные». Там другой шахматный гений — чемпион мира Александр Алехин — во время войны даёт сеанс одновременной игры вслепую немецким генералам, на тридцати досках, и один генерал, лётчик, никак не может поверить, как такое возможно.

— Вы меня простите, герр Алехин, — сказал немец. — Я девятнадцатая доска. Не могли бы вы сказать, каково мое положение7

— Неважное, хотя внешне все выглядит благополучно, — улыбнулся Алехин.

— А можете вы сказать расположение моих фигур?

— Пожалуйста, — согласился Алехин и быстро стал перечислять: — Белые: король жэ-один, ферзь е-пять, кони цэ-три и же-четыре, пешки а-два, бэ-два…

— Хватит, хватит! — поспешил остановить чемпиона летчик, едва успевавший следить по бумажке за речью Алехина. — И вы можете это сделать на всех тридцати досках?

— Да, — ответил Алехин.

— Это феноменально! — невольно восхитился немец. — Скажите, господин Алехин, откуда у вас такое искусство игры?

— С потолка, — буркнул Алехин, которому этот рыжий мешал думать.

— То есть… как это? — растерялся немец.

— Очень просто. Однажды я прибил над своей кроватью на потолок шахматную доску. Каждое утро и каждый вечер я разбирал на ней партии безо всяких фигур. Вот и научился!

Да, и ещё уборщик как-то слишком акцентированно показывает героине ход ферзевой пешки 1. d4 и говорит: «Смотри, это Queen's Gambit, ферзевый гамбит». При этом Бет, как и ее великий прототип Фишер, практически всегда играет 1. e4. Но вот в шестой, легендарной матча со Спасским «партии столетия» Фишер чуть не первый раз в жизни сыграл 1. с4, чем полностью нивелировал дебютную подготовку Спасского. Поэтому в решающей партии с Борговым Элизабет тоже отказывается от любимого хода и играет 1. d4 d5 2. c4 — все тот же ферзевый гамбит! Но при прямом, чисто шахматном переводе исчезает игра слов: ведь сериал — о королеве. Так что все-таки — «Гамбит королевы».

Хотя, конечно, самый правильный перевод можно позаимствовать из «Семнадцати мгновений весны»: «Габи, как шахматный партнёр вы меня не интересуете!»

В седьмой, финальной серии героиня Ани Тейлор-Джой приезжает в шахматную Мекку, Москву, на международный турнир. (Один зарубежный гроссмейстер, впервые побывавший в СССР, сказал, что в его стране слова «Я немного играю в шахматы» значат, что человек с трудом отличает слона от коня, а в Советском Союзе так говорят, когда знают теорию варианта Найдорфа всего лишь на глубину 10 ходов). Кульминационную решающую партию Элизабет Хармон с Василием Борговым Каспаров составил, вдохновляясь партией Василия Иванчука с Патриком Вольфом (Биль, 1993), которая завершилась вничью; однако Элизабет играет лучше Иванчука и идет на перемену участи: 37. Ke6! — и через десяток ходов, после блестящей комбинации, проводит белую ферзевую пешку в ферзи.

Если вы еще не догадались, в чем дело, открою последний шахматный спойлер: «Гамбит королевы» Скотта Фрэнка — это красивейшая, максимально реалистичная вариация «Алисы в Зазеркалье» Льюиса Кэрролла, где белая ферзевая пешка Элизабет, подобно белой королевской пешке Алисе, преодолевает путь от d2 до е8 — семь клеток, на которых побывала Бет, это ровно семь серий! — и становится Белой Королевой. Серии сериала, так же как и главы книжки Кэрролла, имеют свои названия (проверьте на сайте «Нетфликса»): «Дебюты», «Размены», «Сдвоенные пешки», «Миттельшпиль», «Вилка», «Откладывание партии», «Эндшпиль». Есть очевидные совпадения и в персонажах: например, в подруге героини, афроамериканке Джолин (в романе она учит Бет мастурбировать) легко узнается Черная Королева.

Именно поэтому придирки к реалистичности московских сцен «Гамбита королевы» выглядят нонсенсом. Скотт Фрэнк показывает вовсе не Москву 60-х, а Зазеркалье, Готэм-Сити, Камелот, Вальхаллу, остров Нетинебудет, волшебный город, который существует только в воображении Элизабет Хармон. Была ли она в этом городе, выигрывала ли у Боргова — или, подобно кэрролловской Алисе, спала в наркотическом сне в детском приюте, а волшебные шахматы над ней танцевали свой мрачный предрассветный танец? Да и полно — точно ли выжила маленькая Бет после той страшной аварии в первой серии или погибла вместе с матерью?

Отдельно надо сказать о ключевом кэрролловском персонаже — Белом Рыцаре, за которым прячется сам Кэрролл. Рыцарь поет героине грустные песенки, грустит о ее взрослении (и, значит, о расставании), переводит через ручеек, за которым она становится королевой. Победив Боргова и перешагнув ручеек, Элизабет в костюме Белой Королевы (белые брюки, белое пальто, белая шапка с помпоном) гуляет по волшебной Москве, сворачивает с Арбата на Гоголевский бульвар (снимали где-то в Европе, но неважно), доходит до Центрального шахматного клуба; там, на бульваре, выставлены шахматные столики, толпа шахматных старичков, за одним сидит старик с белоснежными волосами и бородой — икона советского и литовского кино, великий Юозас Будрайтис (Белый Рыцарь? Льюис Кэрролл? Шахматный Бог?).

— Хармон? Лиза Хармон? — радостно восклицает Бог, и Элизабет садится за его столик, напротив.

— Сыграем? — улыбается она Богу.

Максим Андреев, для «Фонтанки.ру»