Пульмонолог: «Если не соблюдать масочный режим, а потом требовать от медиков каких-то нереальных вещей, тяжело будет всем»

Завотделением пульмонологии больницы №2 Татьяна Степаненко рассказала, при каких симптомах нельзя откладывать госпитализацию и почему борьба с коронавирусом должна объединить общество.

С 11 ноября городская многопрофильная больница №2 принимает только пациентов с коронавирусной инфекцией. Все плановые обследования отложены, а «нековидные» пациенты выписаны домой. По состоянию на 16 ноября стационар принял 690 пациентов при расчетной вместимости в 660 мест.

Весной больница уже «уходила под ковид», а в июле, когда кривая заболеваемости пошла вниз, вернулась к обычному режиму работы. Правда, консультировать пациентов пульмонологам из-за эпидемиологических ограничений с тех пор приходилось не в кабинетах, а в просторном зале лечебной физкультуры. Теперь на отделениях снова наклеивают цветной скотч на пол, обозначая границы «красной зоны». Город лучше готов ко второму заходу, но расслабляться все равно рано. О том, как отличить кажущиеся симптомы болезни от реальных и что врач, переболевший коронавирусом, может сказать «ковид-диссиденту», «Фонтанке» рассказала заведующая отделением пульмонологии больницы №2 Татьяна Степаненко.

— Теперь, когда больница №2 закрылась на прием пациентов с коронавирусом, госпитализироваться к вам можно только через скорую и догоспитальное КТ?

— Да, обычно скорая помощь сначала везет пациента на КТ. Но, если у человека высокая температура и он задыхается, его сразу везут в стационар.

— У входа в больницу стоит большая армейская палатка. Её будут использовать как приемный покой для пациентов, чтобы скорые не стояли в очередях?

— На самом деле, она появилась весной. Её назначение — санпропускник при возникновении различных рабочих ситуаций. Очереди из скорых около больниц зависят не от работы приемного покоя, а от количества коек в городе. Если в городе открыто 17 стационаров на прием пациентов с коронавирусной инфекцией, их будут развозить равномерно по разным больницам, чтобы не создавать очередей. Сейчас уже организована работа по формированию этих потоков и маршрутизации пациентов.

— Может ли поражение легких развиваться незаметно для человека, без повышения температуры, например?

— Коронавирусная инфекция — это не самостоятельный процесс в легких. Не бывает так, что пациент в целом чувствует себя хорошо, а у него при этом достаточно большое поражение легочной ткани. Это острый процесс, который развивается поэтапно. Первый этап — вялость, утомляемость и раздражительность. Потом появляются первые симптомы. Это субфебрилитет, боли в мышцах, ломота в теле. Дальше появляется заложенность носа. Потом — потеря обоняния. Но часто пациенты начинают отсчет не от этих симптомов, а с момента повышения температуры, например, до 38 градусов. А на самом деле у него уже неделю было заболевание. Уже в тот момент когда есть астенические явления и ломота в теле компьютерная томография может показывать изменения в легких.

— Значит, на этом этапе надо на всякий случай делать КТ?

— Нет. Мы лечим не компьютерную томографию. И не анализы. Эта информация дает нам основания для назначения правильной терапии. Но в первую очередь мы оцениваем состояние пациента, клинические проявления болезни. Первое, что должен сделать человек, если подозревает у себя «ковид» — остаться дома. Второе — вызвать участкового врача, который назначит лечение.

— При каких симптомах надо не тратить время на ожидание врача на дом, а сразу вызывать скорую?

— Если есть ощущение нехватки воздуха, надо вызывать неотложную помощь. Даже если нормальная температура. Пусть это ощущение субъективное, и врачи приедут и скажут, что на самом деле у вас все хорошо.

— Сейчас мы напишем об этом, и десятки ипохондриков тут же бросятся звонить в неотложку.

— Нельзя взять на себя ответственность и сказать кому-то: «Ты ипохондрик, поэтому терпи, не звони». Чтобы определить, субъективно ли ощущение нехватки воздуха или тревожный симптом действительно имеет место, есть доступный способ — домашний пульсоксиметр. Он позволяет быстро определить уровень сатурации, то есть насыщения крови кислородом. Если, допустим, сатурация 99, а пульс 75, у вас все в порядке. Беспокоиться надо, если сатурация опускается ниже 95.

— Что входит в набор лекарств, которые имеет смысл иметь дома на случай коронавируса?

— Достаточно иметь в аптечке жаропонижающий препарат, содержащий парацетамол. А из десятка препаратов, которые для лечения коронавируса рекомендует Минздрав, в свободном доступе есть только два — «умифеновир» и «интерферон». Потому что они используются для любой неспецифической вирусной инфекции. «Фавипиравир» и другие препараты продаются строго по рецептам и предназначены в основном для использования в стационарах. Что касается антибиотиков, к их назначению надо подходить с осторожностью. Ковид — вирусное заболевание, они не окажут положительного эффекта. И спустя полгода после начала пандемии во всем мире признали, что при лечении коронавируса использование таких препаратов надо ограничивать теми случаями, когда врач подозревает, что на фоне вируса может присоединиться бактериальная инфекция. Что касается применения витаминов и микроэлементов — они всегда помогали в борьбе с вирусной инфекцией.

Мне не очень нравятся интервью, которые начинаются с заголовка вроде «Доктор назвал симптомы тяжелого течения болезни» или «Врач назвал эффективное средство от коронавируса». Какие-то обобщенные слова медика люди могут неправильно истолковать. Рекомендации в каждом конкретном случае врач должен подбирать индивидуально. Одним нужен один препарат, другим другой. Во временных рекомендациях Министерства здравоохранения указаны лекарства для лечения коронавируса разной степени тяжести. Но это не значит, что можно просто открыть рекомендации и назначить по ним унифицированное лечение. Ни один из препаратов, указанных в этом документе, не имеет абсолютно положительного влияния на организм. В каких-то ситуациях мы должны соизмерять пользу и вред, потому что у некоторых лекарств есть выраженные побочные эффекты. Подбор лечения — это практически творчество, он не может быть стандартизирован. Мы не можем, обследовав коронавирусного пациента на третий день болезни, спрогнозировать его дальнейшее состояние. Потому что сегодня у него все более-менее хорошо, а на седьмой день может случиться резкое ухудшение.

— Получается, что даже спустя полгода после начала пандемии в этой болезни по-прежнему много непонятного?

— Я работаю больше 30 лет. Мы с коллегами встречались с разными ситуациями, редкими и крайне редкими легочными заболеваниями. Но когда весной к нам начали поступать первые пациенты с коронавирусом, мы поняли, что такое видим впервые. Десятки, потом сотни, затем тысячи пациентов с одной и той же рентгенологической картиной. Мир столкнулся с совершенно новым заболеванием, которое во многих случаях четко определяется именно на рентгене по характерным участкам «матового стекла», иногда с утолщением междолевых перегородок, которые формируют на КТ своеобразный узор, похожий на булыжную мостовую. И до сих пор для нас в этом заболевании сохраняется большое количество загадок. Мы не можем сказать, почему одни пациенты переносят коронавирус легко, а у других, даже без факторов риска, сохраняются выраженная интоксикация и лихорадка. Это очень сложная ситуация для врачей. Потому что мы привыкли работать, зная, каким будет последующее течение болезни. Пациент заболел пневмонией — мы дали ему антибиотик. И мы понимаем, что на следующий день у него нормализуется температура, а через неделю пройдет кашель. Строить прогнозы при диагностике коронавирусной инфекции мы, по сути дела, до сих пор не можем. Особенно в случае пациентов с избыточной массой тела, с сахарным диабетом и сердечно-сосудистой патологией. Плана лечения с гарантированным результатом в отношении этих групп пациентов до сих пор нет.

— Сегодня город лучше готов к развитию эпидемии?

— Мне сложно говорить за весь город, но мне кажется, что сегодня администрация города быстрее реагирует на увеличение числа пациентов с новой коронавирусной инфекцией. Мы быстрее получаем средства индивидуальной защиты, лекарства для пациентов. И самое главное — есть определенный план по увеличению количества больничных коек, чтобы все пациенты, которые нуждаются в госпитализации, могли получить место в стационаре.

— Летом рост заболеваемости снизился настолько, что в больнице №2 закрыли красную зону. Есть ли у вас версия, почему сейчас такой резкий рост заболеваемости?

— На мой взгляд, это связано с тем, что летом людям было проще меньше контактировать друг с другом. Кто-то ушел на каникулы, в отпуск, не было необходимости ежедневно куда-то ездить и собираться вместе. В сентябре снова активизировалась социальная жизнь, а значит, контакты. И, как следствие, начался рост заболеваемости.

— Вы, как и многие петербургские медики, летом переболели коронавирусом. Насколько тяжело это было?

— Ретроспективно, конечно, кажется, что было не очень-то и тяжело. Но на самом деле было непросто. Коронавирус — это тяжелое заболевание, не надо его недооценивать или рассчитывать на «бессимптомное» течение. У меня сейчас болеет подруга. Обычно она очень энергичный человек. И вот лежит дома, как тряпочка, с температурой 38.

В моем случае все начиналось с субфебрилитета — температура поначалу была невысокой, но началась очень выраженная ломота в теле, утомляемость. Потом пришли положительные мазки. Лечение я получала сразу. И все равно на седьмые сутки началась лихорадка, слабость. Очень болело все тело, особенно спина — я не могла даже ложиться на спину. Исчезло обоняние. Понять, что ты не чувствуешь запахов, сложно. Но в один из дней я увидела, что санитарка моет в палате пол с хлоркой, а я не чувствую запаха. Во время заболевания обычно случается кризис. У меня температура поднималась выше 39. Потом потихоньку с каждым днем становилось все лучше и лучше. Но после обострения в течение полутора-двух недель испытываешь слабость, ничего не можешь делать. Это угнетающее состояние. Болезнь уходила очень долго. Даже когда пришли отрицательные мазки, меня выписали с больничного и я снова вышла на работу, остаточные явления все равно еще были. Обоняние восстановилось только через три месяца. Например, я очень хорошо знаю запах своих духов, но долгое время не чувствовала их вообще.

— Зато теперь у вас есть антитела и можно не бояться повторной болезни?

— На самом деле мы все боимся заразиться ковидом второй раз. Есть доказанные факты повторного заболевания пациентов. Кроме того, вирус мутирует. Возобновив работу в красной зоне, мы понимаем, что можем стать носителями этого вируса. И мы опасаемся за своих близких.

— Каковы долгосрочные последствия ковида, и восстанавливаются ли ваши пациенты полностью?

— По нашим наблюдениям, у пациентов, которые перенесли коронавирусную инфекцию, все изменения в легких восстанавливаются спустя три месяца после выздоровления. Но есть небольшая группа пациентов, у которых начали формироваться фиброзы — рубцы на легочной ткани. Эти изменения необратимы. Но мы не можем с уверенностью сказать, разовьется фиброз или нет, потому что этот процесс идет в течение полугода. Пока прогнозы более-менее оптимистичные — люди, которые пережили коронавирусную инфекцию, восстанавливаются полностью.

— Весной популярно было сравнение борьбы с коронавирусом с военными действиями. Мы все еще на войне?

— Все по-разному относятся к этой терминологии. Но когда люди, пусть даже в силу своих профессиональных обязанностей, подвергают себя риску заболеть коронавирусной инфекцией, в этом есть определенный героический момент. Никто не знает наперед, как у него будет протекать это заболевание. В этом смысле работу с коронавирусом можно сравнить с участием в боевых действиях, когда ты можешь погибнуть во время исполнения профессионального долга. Сотрудники нашей больницы не являются инфекционистами. Но в борьбу с коронавирусом вступили все медики, вне зависимости от их специализации, даже те, кто никогда не работал с инфекционными заболеваниями. Наверное, это тоже отчасти героизм.

Есть и другой важный момент. Люди должны понимать, что коронавирус — это наша общая проблема. Она касается и обычных людей, и медперсонала. И мы все должны сплотиться в единый коллектив, чтобы те, кто может избежать заражения, не заболел, а тем, кто все же заразился, мы могли оказать своевременную помощь. Если люди не будут соблюдать масочный режим, а потом начнут требовать от медиков каких-то нереальных вещей, всем нам придется очень тяжело. Когда мы объявили, что 11 ноября закрываемся для приема коронавирусных больных, меня несколько удивил эгоизм людей. Первая реакция наших плановых пациентов на новость о том, что мы закрываемся на ковид, была такой: «Как так? А кто же меня будет консультировать теперь?» Если обращаться к метафоре «военного времени», то здесь надо вспомнить призыв: «Все для фронта, все для Победы». Каждый может внести в победу свой вклад, просто соблюдая масочный режим и ограничив поездки и контакты. И пережив какие-то личные неудобства.

— Что бы вы сказали «ковид-диссиденту», чтобы убедить его хотя бы носить маску?

— Несмотря на то, что сейчас мы лучше готовы противостоять болезни, нельзя расслабляться. Если в нашем пятимиллионном городе заболеет одновременно десятая часть населения, это будет 500 тысяч человек. Такое количество коек просто невозможно организовать. В то же время исследования показывают, что один пациент с коронавирусом может заразить до 50 человек. Если мы не будем соблюдать масочный режим, это приведет к тотальному заражению. А «диссиденту» я бы сказала, что в этой ситуации мы должны нести ответственность не только за себя, но и за тех, кто рядом. Если человек испытывает нигилистические чувства и уверен, что не заболеет, стопроцентной гарантии, что это не произойдет, все равно нет. Но, если он не носит маску и при этом является носителем коронавирусной инфекции, он подвергает риску окружающих. И кто-то из этих людей, которых он, может быть, даже не знает лично, может погибнуть. В первую очередь мы должны проявить чувство гражданской ответственности. Ношение масок и другие меры направлены в первую очередь на то, чтобы сохранить жизни тем, кто может погибнуть при столкновении с коронавирусом.

Венера Галеева,

«Фонтанка.ру»