Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Афиша Plus Куда пойдем сегодня Театры Блокада «Кажется, начинается голод». Как спектакль «Музы сопротивления» стал образцом интеллигентного разговора о блокаде (фото)

«Кажется, начинается голод». Как спектакль «Музы сопротивления» стал образцом интеллигентного разговора о блокаде (фото)

10 233

Проект Dance Open представил на сцене Театра музыкальной комедии спектакль по дневникам артистов, работавших в осажденном Ленинграде.

«Не выключайте репродукторы! Не выключайте репродукторы!» — оранжевый свет прожекторов бьет со сцены в глаза зрителей в зале. Режиссер спектакля «Музы сопротивления. Хрупкий голос непреклонного города» Руслан Кудашов, художник-постановщик Марина Завьялова и художник по свету Александр Кибиткин сразу задают атмосферу — становится неуютно, страшно. Спектакль, текст которого составляют пронзительные строки блокадных воспоминаний, и должен быть таким. Но это — не обычный спектакль о войне.

На самом деле, моральная подготовка — для внимательных зрителей — начинается еще раньше, с мемориальной доски в фойе «Театру музыкальной комедии в память его героической работы в годы блокады Ленинграда. 08.09.1941–27.01.1944». Осознаешь: вокруг — те же самые стены, они помнят — те сигналы тревоги, повинуясь которым, публика шла в бомбоубежище, и те взрывы, от которых содрогались эти стены. А потом садишься в зрительный зал, открываешь буклет — а в нем видишь черно-белую фотографию, на которой — точно такой же партер и так же сидят люди. Только сейчас сидят в масках, беспокоясь из-за коронавируса. А тогда — шла война (на ложе виден плакат «Враг будет разбит, победа будет за нами!»).

На сцене — пять вертикальных «листов» экранов. На них — черно-белые фотографии с теми самыми репродукторами, только уличными, а еще — толпы на улицах, Невский, девочка с косичками, шпиль Адмиралтейства. Из всех декораций только эти экраны, прожектора и стулья. Кажется, что сейчас на сцену выйдет оркестр — но на самом деле актеров будет всего шестеро: Николай Буров, Ксения Раппопорт, Павел Григорьев, Максим Леонидов, Михаил Морозов и Ирина Мазуркевич (заменила заболевшую Светлану Крючкову). Но их голосами заговорят многие, многие люди.

На экране появляется портрет любимца публики — Юрия Никулина. О первых днях войны великого актера и фронтовика мы узнаем от Максима Леонидова, который передает не только текст — но и манеру речи актера, так, что мы сразу понимаем, чей это текст:

«В город нас привезли ночью, кругом тишина — лишь изредка проезжают машины с тусклыми синими фарами. И мы шли по Невскому, и нам все казалось таким романтичным — затемненный город, и мы идем по его прямым, красивым улицам. В один из первых дней службы на станции Ланская выстроил нас старшина и спрашивает: «Ну, кто хочет посмотреть «Лебединое озеро»? А я молчу, не хочу я это озеро смотреть, потому что я накануне уже «Чапаева» «видел». А вышло как? Старшина говорит: «Кто хочет посмотреть «Чапаева»? Желающие, мол, есть? Я делаю два шага вперед, а за мной еще несколько человек. «Ну, пошли, — говорит старшина, — за мной, любители кино». Привел нас на кухню, и мы там до ночи картошку чистили. А на «Лебединое озеро» четверо вызвались — так они до утра на кухне пол мыли».

Юрия Никулина призвали в 1939 году, еще не было войны. В своей книге «Семь долгих лет» он писал, что солдаты радовались, когда узнали, что их везут служить в Ленинград.

Не догадывались о том, что им предстоит пережить, и балерина Наталья Сахновская и ее коллеги по Кировскому театру — летом 1941 года она писала: «Лето выдалось полным радостных хлопот. Мы с моим мужем, солистом Робертом Гербеком, были выдвинуты на Второй всесоюзный конкурс балета. 20 июня мы должны были ехать в Москву...»

Но тут мы снова возвращаемся к Юрию Никулину:

«22 июня мы спокойно позавтракали по случаю воскресенья; взяв трехлитровый бидон, пошли на станцию за пивом для всех. Подходим к станции — а нас там останавливает пожилой такой мужчина и спрашивает: «Товарищи военные, правду говорят, что война началась?» — «От вас первый раз слышим, какая война? Мы вон на станцию за пивом идем, а вы говорите война». Ну, рассмеялись, пошли дальше. Вдруг нас снова останавливают. «А что, верно война началась?» — «Да откуда вы все взяли-то?» Но мы, знаете, забеспокоились: все говорят о войне, а мы спокойно идем за пивом. А на станции увидели много людей с растерянными лицами, стоявших возле столба с громкоговорителем. Они слушали выступление Молотова…»

В это же утро о войне узнали и в городе. В Театре имени Пушкина (Александринском) шла комедия «В степях Украины».

«Зал с удовольствием смеялся и приветствовал артистов, — читает Николай Буров. — И когда занавес опустился, актеры и зрители вышли на улицу в совершенно другое время — в военное время».

Вместе с воспоминаниями артистов зритель проходит через всю войну. Узнает, как из-за опозданий и военной суеты импровизационно рождались номера, которые потом шли сотни и сотни раз, как артисты привыкали к бомбежкам, как предполагали — поначалу нерешительно, — что, «кажется, начинается голод», и что чувствовали, сидя на крышах, «один на один» с вражескими самолетами и зажигалками… Как учились не бояться.

Было бы странно, если бы такой спектакль — хоть и изо всех сил создаваемый как светлый, рассказывающий о надежде, — ни разу не вызвал слезы. Они появились у зрителей в совершенно неожиданный момент — когда Ксения Раппопорт читала о том, как артист, не прервавший игры во время бомбежки, решился глянуть в зал — и увидел, что люди не шелохнулись — «привыкли» — и только худенькая девочка запахнула пальто поплотнее: в зале был страшный холод. И в этом было мужество ленинградцев.

В спектакле собраны и веселые истории — например, о том, как звезда императорского Александринского театра Вера Мичурина-Самойлова поначалу противостояла переселению в его здание артистов Музкомедии («Лучшее бомбоубежище в городе построил Карл Росси»), но потом прониклась их игрой и едва ли не встала перед ними на колени (не позволили). И о том, как шесть раз прерывался спектакль на одной и той же фразе из-за сирен воздушной тревоги — и в конце концов кто-то из зала посоветовал актеру пропустить эту реплику — и тогда и вправду наконец удалось доиграть до конца.

Не страх — ощущение удивления и несправедливости («Как унизительно умереть от голода — я же здорова!») — и острое восприятие красоты города — его заснеженного зимнего Михайловского сада или, наоборот, пурпурных и ярко-желтых листьев, не осыпавшихся в блокадную зиму («Удивительная, редкостная осень. Дождей нет. И в сухом и тихом тепле деревья желтеют сохранно, не теряя листьев. Так и стоят — пурпурные, янтарные, лимонно-желтые», — писала Вера Инбер 8 сентября 1941 года), — таковы эмоции, которыми наполнен этот спектакль.

Наверное, именно так и надо говорить о блокаде сегодня — интеллигентно, умно, на уровне передачи человеческих ощущений и без искусственного насаждения патриотизма, не превращая эту святую для города тему в инструмент пропаганды. Поэтому было бы логично, если бы этот спектакль был сыгран не единожды — ведь была проделана колоссальная работа, как авторами сценария, так и артистами.

Алина Циопа, «Фонтанка.ру»

5 декабря в 19:00 телеверсию спектакля можно будет посмотреть в «Триколоре» — через спутник и в онлайне на канале «День Победы». Также постановку можно будет увидеть в официальных сообществах оператора цифровой среды в социальных сетях «ВКонтакте», «Одноклассники» и на YouTube.

Проект реализован на средства гранта Санкт-Петербурга

ПО ТЕМЕ
Лайк
LIKE0
Смех
HAPPY0
Удивление
SURPRISED0
Гнев
ANGRY0
Печаль
SAD0
Увидели опечатку? Выделите фрагмент и нажмите Ctrl+Enter
Комментарии
6
Присоединиться
Самые яркие фото и видео дня — в наших группах в социальных сетях