«Все нормальные люди всегда могут договориться»

Владимир Полуянов, партнер «Апелляционного центра»

За последний год как-то так получилось, что мы три процедуры банкротства, которые сопровождали, закончили заключением мировых соглашений. И знаете, стоит только начать — и уже потом не можешь остановиться.

Потрясающе удобная, замечательная вещь, которая, если не обращать внимания на девиации, которые иногда бывают, с бесконечными отсрочками-рассрочками платежей и иными попытками ущемить интересы кредиторов, а, если это нормальная, адекватная процедура с адекватным должником, адекватными кредиторами, где нет налоговой службы, везде привносящей долю сумасшествия — то вот тогда все нормальные люди всегда могут договориться, и это будет гораздо выгоднее, чем продолжать процедуру банкротства.

Но, конечно, когда ты в этот худой мир входишь, изначально ты находишься в состоянии взаимного недоверия. Не такого, что совсем-совсем не найти общий язык, но определенное недоверие все-таки есть, раз должник уже впал в банкротство, у него уже была просрочка по обязательствам. И конечно, кредиторы не всегда готовы с ним примиряться и вступать в какие-то новые сделки — пусть и с благословения арбитражного суда.

Ну вот, коллеги, просто поделюсь нашим опытом, который мы наработали за последний год, выявив ряд неоднозначных моментов. Может быть, кому-то этот опыт пригодится, а может, с кем-то завтра мы встретимся в процедуре банкротства, и будем заключать мировое, и это позволит снизить градус споров по ряду вопросов.

Остановлюсь на трех наиболее значимых минусах, которые возникают, когда ты пытаешься примириться в деле о банкротстве. Во-первых, если у тебя в рамках мирового соглашения кредиторы получат удовлетворение своих требований путем раздачи имущества должника — а это на самом деле потрясающая вещь: заключение фактически соглашений об отступном в рамках мирового — ты по сути получаешь то, что получил бы, пройдя процедуру торгов, но в меньшие сроки, с гораздо более адекватной оценкой имущества и вне зависимости от коньюнктуры рынка: ты не дрожишь, гадая, купят лот за рубль, или за десять. Ты в общем-то избегаешь рисков с манипуляциями. Те же самые торги, только целевые. Предположим, дело о банкротстве с тремя кредиторами, у должника есть три автомобиля. Взял и каждому по автомобилю раздал — все, что называется, довольны.

Но для того, чтобы суд утвердил тебе такое мировое с условиями о передаче имущества должника в порядке отступного, по какой-то одному законодателю ведомой причине в закон внесено условие, что для этой меры каждый из кредиторов, который получает имущество, должен дать на это согласие. Тут не работает принцип подчинения меньшинства большинству: 51% набрали и заключили мировое. Если из наших трех кредиторов один не хочет брать автомобиль, он ставит крест на мировом.

Выхода два: или ты проводишь кропотливую разъяснительную работу, может быть, пытаешься одному несогласному кредитору предоставить какое-то другое имущество вместо машины — или ты вынужден отходить от принципа соразмерного удовлетворения требований и какому-то одному кредитору, который согласен взять вещами, передавать, например, два автомобиля — а тот в свою очередь примет на себя обязательство уплатить кредитору, который не захотел брать вещи, уплатить деньгами.

Но это приведет к новым спорам. Во-первых, об оценке имущества. А сколько ты мне должен заплатить за этот автомобиль? Ты считаешь, что он стоит 500 тысяч рублей, а я считаю, что 800 тысяч. Во-вторых, о моменте, в который несогласный кредитор получит удовлетворение своих требований. Фактически тот, кто заберет вещь, будет удовлетворен в момент, когда эта вещь к нему поступит. А тот, которому полагаются деньги, он эти деньги получит еще Бог знает когда. Вряд ли в день заключения мирового: как минимум на следующий день, а скорее всего я разумно возьму около месяца для того, чтобы ненужную мне машину продать, выручить деньги и рассчитаться.

Второй достаточно большой минус, который мы наблюдаем при заключении мировых соглашений — это вроде бы всем известное обязательное согласие на мировое залоговых кредиторов. Вроде бы идея-то хорошая: залоговые кредиторы традиционно во всей процедуре занимают привилегированное положение. Они обладают более широким объемом прав и полномочий — частично за этот объем у них урезаются другие, но сегодня этим можно и пренебречь. Но возникает достаточно логичный вопрос: а если у меня залогом обеспечено требование какого-то кредитора на очень незначительную сумму. Скажем, 10 тысяч рублей — чтобы во всей полноте продемонстрировать всю дичь такого законодательного регулирования. Получается, что у меня мировое соглашение может зависеть от воли очень некрупного субъекта. Мне, чтобы заключить мировое, надо выпрыгнуть из штанов и удовлетворить требование этого кредитора — видимо, через какие-то кулуарные цессии, выкупы долгов или еще что-то — или продолжать процедуру банкротства со всеми торгами, вопросами сохранности имущества, оценкой, распределением вырученных средств, вознаграждением управляющего — и вот это все.

Именно поэтому мировые соглашения, если в деле участвует залоговый кредитор, достаточно редки — просто из-за того, что обязательно когда-нибудь возникнет спор об исчислении размера удовлетворения требования этого кредитора. Ведь по общему правилу он получает 80% от продажной цены, потом оставшиеся 20% делятся: 10 туда, 10 сюда — и при заключении мирового неизбежно опять возникнет спор об исчислении этих процентов.

Третий минус — это достаточно интересный поворот практики в деле о банкротстве компании «Энергомонтаж 2000». Верховный суд рассматривал спор и пришел к выводу о том, что целью заключения мирового соглашения является восстановление платежеспособности должника. Нельзя взять и все, что у него есть, раздать кредиторам, надо что-то ему оставить для его текущей операционной деятельности. Чтобы он мог продолжать делать бизнес дальше. Возникает ряд вопросов. А если сам должник этого не хочет?

Вот кредиторы заключили мировое, что-то разобрали вещами, где-то применили скидку-отсрочку-рассрочку, а должнику сказали: а тебе остается станок по печати продукции. Книги будешь печатать. Должнику это не надо: его надо обслуживать, он должен где-то находиться — а это арендные платежи — и вообще станок сам по себе достаточно вещь невеселая, если ты не можешь на нем работать, закупать сырье, брать заказы. А должник за период банкротства может быть устал от бизнеса. Он вообще понял, что это не его — раз он докатился до банкротства. Насколько можно заставлять должника оставлять у себя какие-то вещи?

И дальше, если мы приходим к выводу, что мы должны неукоснительно следовать мнению Верховного суда о необходимости обязательного восстановления платежеспособности банкрота — возникает новый спор: а в каком объеме это должно быть произведено? Есть у нас абстрактный наш должник с тремя автомобилями и одним станком. А вот сколько мы должны ему оставить? Один станок — достаточно для восстановления платежеспособности или нет? Или может быть ему надо еще один автомобиль оставить, чтобы потом продукцию по торговым точкам разводить? А может и станка много?

И тут, как это ни смешно, мы бы предлагали ориентироваться на размер уставного капитала предприятия-банкрота. Потому что, извини, дорогой собственник, если ты в свое время вел бизнес с уставным капиталом 10 тысяч рублей, значит, ты, создавая эту лавку, предполагал, что с этой суммой ты будешь работать. Фактически это твои оборотные средства и есть.

Все правовые дискуссии и анонсы будущих событий — здесь.