На стриминговом сервисе Netflix вышел новый фильм режиссера «Бойцовского клуба» и «Девушки с татуировкой дракона». Обозреватель «Фонтанки» увидел в тяжеловесной картине не только тоску по золотому веку Голливуда.
Режиссеры, остававшиеся в последние десятилетия главными «товарными знаками» мирового киноискусства, «уходят в прошлое». Тарантино, Скорсезе, теперь вот Финчер снимают не про сегодняшний день, а про кинематограф минувших лет. Черпают из него вдохновение, вспоминают самые яркие моменты. «Ирландец» был тоской по лучшим временам Скорсезе, когда тот открывал миру глаза на жестокую реальность современного мегаполиса. Тарантиновский «Однажды в Голливуде» пел осанну яркому, наивному, смешному кино шестидесятых и постулировал примат этого фантазийного мира над грубой реальностью. Теперь вот и автор «Социальной сети» и «Исчезнувшей» обратился к лучшим и навсегда ушедшим временам.
Манк — это Герман Манкевич, сценарист величайшего фильма в истории кино — «Гражданина Кейна». Он уединяется в жарком отеле посреди пустыни, чтобы за шестьдесят дней сочинить с нуля историю, которая захватит весь мир. С собой у него есть только секретарша-англичанка да запас бутылочек с выпивкой. Стареющий алкоголик, выплюнутый из голливудского высшего света, отправляется в путешествие по волнам своей памяти: больше ему черпать вдохновение неоткуда. Он диктует секретарше страницы сценария, а между делом вспоминает, как развлекал своими байками суперзвезд и продюсеров-мифотворцев, отцов-основателей фабрики грез. Как пил, соблазнял, исповедовался, дурачился, кривлялся. Из этого сора, бреда, обид и складывается «Кейн» — история, которая потрясет весь мир и определит историю кино, искусства, да и всего человечества. Выдуманная биография магната, который жил, как будто и не жил вовсе, правил империей, но никого не любил, предавал друзей и обманывал самого себя.
Главное отличие «Манка» от «Ирландца» и «Однажды» — в том, что финчеровский тихий ностальгический гимн очень трудно смотреть. Далеко не каждый проберется через его дебри.
Во-первых, дело в драматургии. Финчер строит «Манка» как путешествие по темным закоулкам ненадежной памяти немолодого алкоголика, действие дрейфует между 1940-м и 42-м, 33-м и 37-м, 32-м и обратно 1940-м. Герои являются и произносят свой текст, как будто тени, призраки или персонажи полузабытых снов. Наблюдать за всем этим долго — тяжкий труд, который не многим под силу.
Во-вторых, тяжеловесным получилось и визуальное решение «Манка», хотя оно ровно той же «породы», что стиль «Ирландца» и «Однажды…», — это манерная игра с модой и стилем описываемого времени. Только время это — куда менее знакомое зрителю, чем тарантиновские 1960-е или скорсезевские семидесятые. Финчер уж слишком дотошно реконструирует стилистику фильмов тридцатых — вплоть до звука, манеры актерской речи, бойкой и деловитой, черно-белой, словно засвеченной солнцем и одновременно объемной гаммы. Наконец, стилизацию эту оценит лишь тот, кто разделяет финчеровскую любовь к «Кейну» и видел фильм Уэллса десяток раз. Только он опознает эффектные цитаты и отсылки — прочие останутся просто в недоумении.
Даже игра Гэри Олдмена — актера органичного и обаятельного — не приносит этому гранитному, тяжеловесному произведению легкости. Олдмен тут каждый жест и каждое слово как будто на станке из последних сил вытачивает.
«Манк» — вещь, скорее, симптоматичная, чем выдающаяся. Зрительский, легкий, любящий пугать автор «Семи» и «Бойцовского клуба», Финчер был товарным знаком, синонимом качественного, острого и зрелищного кино, подтверждением живущего в массовом сознании стереотипа о том, что фильмы делают безумные гении. Если даже он ушел в воспоминания и погрузился в тоску по лучшим временам — значит, эпоха авторов с большой буквы «А» кончилась. И публике самое время узнать, что фильмы делали вовсе не они, а съемочные группы, состоявшие из сложных, противоречивых фигур, у каждого из которых была своя биография, манера, почерк. Скучный, безжизненный, тяжеловесный «Манк» — вот удача! — как раз об одном из них.
Иван Чувиляев, специально для «Фонтанки.ру»