Председатель горсуда Петербурга: «Вы сначала подумайте, а потом критикуйте»

Кандидат в мастера спорта по боксу, с удовольствием стреляет в тире. «С нашим председателем не забалуешь», — говорят об Алексее Лакове сотрудники горсуда Петербурга.

Голос, который появился у петербургских судов несколько лет назад, обязан своим происхождением именно Алексею Лакову. Он убедил председателя горсуда Валентину Епифанову, что открытый разговор эффективнее рождающего подозрение молчания. Сегодня созданная им пресс-служба — лучшая в стране, а сам Лаков — возглавляет горсуд. В интервью «Фонтанке» он рассказал, почему скука в суде — «это замечательно» и можно ли надавить на председателя городского суда Санкт-Петербурга. Разговор получился долгим, поэтому было решено разбить его на две части. Первая посвящена знакомству с Алексеем Лаковым.

— Алексей Вадимович, в публичном пространстве о судье Лакове информации немного. Окончил юридический в СПбГУ, специалист по уголовному праву, пять лет проработал в Невском районном суде, в 2005-м перешел в горсуд, в 2018-м его возглавил. Это все, что нужно знать о судье Алексее Лакове?

— Вполне достаточно.

— Почему именно Невский районный суд?

— А я в этом районе родился и жил. В школе мне лучше давались гуманитарные предметы. Я их очень любил. Профессия юриста мне показалась очень привлекательной. Начинал с низов судебной системы.

— К слову, о школе — у вас же ещё интересная спортивная жизнь.

— Начинал я в обычной средней школе. Последние три года школы действительно учился в специализированном спортивном интернате. После него у меня не возникло мысли о продолжении спортивной карьеры. Я считал и считаю, что тогда сделал правильный выбор. Юриспруденция — это профессия на долгие-долгие годы, в отличие от короткой спортивной стези.

— А кто-то из ваших одноклассников стал известным спортсменом?

— Евгения Шишкова — чемпионка мира по фигурному катанию, участница двух Олимпиад. В спортивном интернате (на сегодняшний день училище олимпийского резерва № 2) учились олимпийская чемпионка Светлана Журова и много других известных спортсменов.

— Вы кандидат в мастера спорта по боксу, увлекаетесь стрельбой.

— Я бы не стал говорить, что увлекаюсь, но, когда предоставляется возможность приехать в тир или на стрельбы, всегда этим пользуюсь.

— В любом случае, это занятия, требующие выносливости, умения молниеносно принимать решение. Эти навыки помогают в работе судьей?

— Это позволяет, наверное, быть более стрессоустойчивым. И безусловно, то, чем я занимался в подростковом возрасте, дало хорошую основу, чтобы переносить физические и эмоциональные нагрузки. Сейчас я поддерживаю форму фитнесом.

— Выражаясь фигурально, кто ваш спарринг-партнер — прокуратура, адвокатское сообщество, чиновники?

— Судьи над схваткой. Вступать в клинч, выбирать или назначать спарринг-партнера — это не дело судьи, тем более руководителя суда. Мы всех выслушаем и примем обоснованное и справедливое решение. Мы взаимодействуем с ветвями власти на паритетных началах.

— Любите ли вы кино?

— Так, как люблю его я, да? (Смеется) К сожалению, мало остаётся времени на просмотр фильмов, особенно современных. Я уже не помню, когда последний раз был в кино. Еще до пандемии с младшим сыном и женой постоянно ходили на мультфильмы.

— Любимый фильм есть?

— С удовольствием пересматриваю советское кино вне зависимости от жанра. Вот это кино — хорошее, качественное. Не сказать, что есть какой-то любимый фильм. Их очень много. Про Великую Отечественную войну, детектив, на революционную тематику либо что-то по классике. К сожалению, абсолютно не в восторге от российского кино. Есть такое модное слово — не цепляет. Последний российский сериал, который смотрел, — «Ликвидация». Понравился «Небесный суд».

— А мне в последнее время полюбились фильмы о судебной системе. Американские, разумеется. Такие, где в зале суда идет противостояние обвинения и защиты. Мне кажется, они довольно честно показывают собственные проблемы, несовершенство своей системы. Где подсудимый получает оправдательный приговор благодаря работе адвоката. Или, например, злодей выходит на свободу из-за того, что его юрист сумел найти лазейку в законе. Но это всегда иностранное кино, российского — просто нет. Быть может, потому что у нас и сюжетов таких нет.

— Из советского кино могу вспомнить фильмы конца 70-х — начала 80-х — основанные на реальных событиях «Грачи» с Алексеем Петренко и Леонидом Филатовым и «Подсудимый» с замечательным актером Михаилом Жигаловым в главной роли.

Система американского судопроизводства, наверное, даёт больше пищи для создания фильмов. Определенная театральность и возможность сыграть только на эмоциях подарили нам «Время убивать» или «Несколько хороших парней». Еще раз говорю, американская система, безусловно, благодатна для создания кино. А советское кино исторически не создавало фильмы про суд. Как правило, мы знаем про милиционера, следователя и преступника.

— Наверное, это связано с тем, что советские органы не ошибались.

— Возможно. Российское же кино к этой теме не обращается. Из советской правовой системы, по мнению кинорежиссеров, мы еще не очень вышли, а в новую ещё не совсем вошли.

— Мне кажется, я понимаю, почему им неинтересно. Потому что, если прийти сегодня в наш суд, — скучнее мероприятия не увидишь.

— Да это и хорошо. Это замечательно.

— Прокурор, зачитывающий по бумажке — бу-бу-бу, — сам себе под нос, адвокат, которому точно так же неинтересен его подзащитный, и судья сам себе о чем-то думает. То есть это не о том история, что ты пришел как в театр и наблюдаешь за состязанием сторон, за работой ораторов, которые убеждают в виновности или невиновности.

— Ну так суд — это и не театр. У вас, наверное, такое отношение из-за зарубежного кино. Поверьте мне, там все еще более банально, чем у нас. В судах Англии или Америки я не был, но неоднократно был в судах Франции и Италии. Грубо говоря, у нас Большой театр, а там художественная самодеятельность. Поверьте мне, это сила Голливуда сформировала у вас мнение, что у них там такие замечательные процессы. Мои коллеги, кто еще в 90-х годах ездил по программам обмена и был в американских судах, рассказывали, что ничего интересного там нет. Основная масса дел, кстати, как в Европе, так и в Америке — это дела так называемой совещательной комнаты. Никто никуда ни в какой процесс вообще не выходит. Большие дела с присяжными единичны. Во Франции большое количество уголовных и гражданских дел рассматриваются без вызова сторон. И это, я полагаю, не информативные и не интересные для освещения дела.

— При этом у нас, точнее, у вас ожидается процесс, достойный, чтобы по нему сняли кино. Это Марина Кохал. Не будем вдаваться в тонкости и детали, но процесс, безусловно, должен быть любопытным. У меня философский вопрос. На ваш взгляд, что правильнее — преступник вышел на свободу, потому что следственные органы не смогли доказать его вину, или — преступник должен быть в тюрьме, пусть для этого нужно немножко подтасовать факты и пренебречь буквой закона?

— Дело Кохал не буду комментировать в связи с его нахождением на следствии. Мнение по поводу виновных и невиновных. «Лучше оправдать 10 виновных, чем осудить одного невиновного» — Екатерине II эту фразу приписывают, и я абсолютно этого придерживаюсь.

— Когда вы в последний раз выносили приговор? Именно приговор как судья.

— В 2005 году.

— Помните, что это был за приговор?

— Последний — нет, не помню. Большое количество дел тогда рассматривали. Здесь (в горсуде. — Прим. ред.) я участвовал в рассмотрении большого дела, в тройке профессиональных судей. Это дело националистов Венгервельда и других (в 2014 году члены группировки NS/WP «Невоград» были приговорены к большим срокам. — Прим. ред.). Председательствующим тогда был Кургузов (Аркадий Кургузов через месяц после приговора вышел в отставку. — Прим. ред.).

— В интернете опубликовано даже не интервью, а подборка ваших размышлений на разные темы. В ней есть такое высказывание, его процитирую: «Дела сложные (сложные именно для судьи) обычно остаются за кадром. Поступает дело о банальной краже или грабеже, но оно эмоционально тяжелое или тяжелое с точки зрения оценки представленных суду доказательств. Поэтому «звон» дела или его «громкость» не обязательно означает, что оно сложное, — бывает дело «тихое», но оно из судьи всю душу вынет, оставит его опустошенным». Это вы о себе? У вас было такое сложное дело?

— Думаю, у каждого судьи такое дело есть. У каждого, кто достаточное количество лет отработал. И у меня.

— Расскажете?

— Женщина зимой ребенка, совсем маленького, ещё даже годика не было, закопала в снег, а останки не нашли. Поэтому ей не вменили убийство, ей вменили только ненадлежащее исполнение родительских обязанностей, оставление в опасности. Обвинение строилось на показаниях двух других малолетних детей. Я это дело долго слушал, выясняя подробности. Подсудимая то признавала вину, то не признавала, то болела, то не болела. В принципе, дело простое, но слушать очень сложно. В конечном итоге случилась амнистия для женщин, имеющих несовершеннолетних детей.

— Так она убила ребенка?

— Ей это не вменялось.

— Но вы понимали, что она убила?

— Я могу понимать всё, что угодно. Вы спрашивали про эмоциональную сторону. У судей по гражданским делам таких дел не меньше. Особенно когда рассматриваются иски, связанные с детьми.

— Еще немного о вашем «уголовном» прошлом. У вас в карьере было такое — вот вы вынесли приговор, все по закону, процессуально все точно до ниточки. 8 лет колонии строгого режима, допустим. И уже едете домой, например, а вдруг в голову приходит мысль: «Все-таки три года из восьми были лишними. Нет, так-то все правильно, но пять было бы в самый раз и человечнее, а восемь строгого — это слишком». Вы когда-нибудь сожалели о собственной суровости?

— Иногда бывают пограничные ситуации с личностью подсудимого или обстоятельствами преступления, которые судья начинает в голове прокручивать. Не много или мало я назначил, а все ли я учел. Вот, наверное, с этой точки зрения определенные сомнения бывают.

— И как справляться с этими сомнениями? Когда решение вынесено и приговор заново не огласишь.

— Каждый — по-своему. Надо быть максимально сконцентрированным и максимально ответственно подходить к этому вопросу. Иногда судья забывает, что каждый год человеку может быть в учёт — либо ему будет плохо, либо хорошо. Найти эту золотую середину — искусство. Чтобы всё было учтено, и это было именно спра-вед-ли-во, — тогда не будет душевных терзаний.

— У вас, как у председателя горсуда, есть право забрать себе на рассмотрение любое дело. Вы сколько раз пользовались этим правом?

— Никогда и не собираюсь. Это неправильно, так как может дать определённый повод заподозрить суд в нечистоплотности.

— Насколько суровы вы были на разных этапах карьеры? Как вы оцениваете себя — насколько вы въедливый, придирчивый судья и руководитель?

— Оценивать, наверное, должны другие. Но я не слышал, что я слишком суровый или слишком мягкий.

— Но наверняка слышали о своей репутации. Если дело идет к вам на проверку, это признак тревожиться?

— Я никогда не придирался по форме к законным обоснованным решениям. Суровый, мягкий… Одно дело может у коллег поменять представление. Условно говоря, судья всю жизнь считался достаточно мягким и лояльным, а потом по конкретному делу поступил со всей «пролетарской ненавистью». И только это дело будут помнить. Либо, наоборот, давал строгие наказания, но в рамках закона, а потом в каком-то деле проявил мягкость, и все решили, что он лояльный. Вопрос такой — философский.

— Как вы считаете, судебная система сегодня — самостоятельная ветвь власти в России?

— Да. Но за всю судебную систему, за всех судей, за все, скажем так, недочеты в системе отвечать не буду. Любая власть: исполнительная, законодательная, судебная — она в принципе несовершенна, имеет изъяны и недостатки, причём их каждый гражданин на себе чувствует.

Судебная система полностью независима в принятии подавляющего количества решений. Показатель качества нашей работы — вступившие в законную силу решения судов. Процент обжалуемых решений незначителен. По миллионам дел суды принимают правильные решения. А надо сказать, у нас система обжалования, наверное, одна из самых лояльных вообще в мире.

— На вас когда-нибудь пытались оказать давление как на судью?

— (Пауза, затем смех) Что вы имеете в виду под «оказать давление»?

— Отнестись построже или, наоборот, лояльнее.

— Если я отвечу: «Нет», вы мне не поверите; если: «Да», спросите, по каким делам. Если кратко, общеизвестный факт, что на меня достаточно тяжело оказать давление по принятию того или иного решения.

— Вы сейчас председатель горсуда второго по значимости региона в России. Это же политическая должность. На нее не назначают неудобных людей. Вы удобный для власти человек?

— С исполнительной и законодательной властью города у меня нормальные, рабочие отношения. Любой вопрос решается абсолютно спокойно и без конфликтных ситуаций. Что касается работы судов — это исключительно наша сфера деятельности.

— Вы обеспеченный человек?

— (Смеется) У меня достаточно скромные в этом плане запросы. На жизнь моей семьи хватает.

— Где вы проводите отпуск?

— С семьей стараемся не находиться в городе. В этом году никуда не ездили из-за пандемии. Если есть возможность, раз в год уезжаем на море. Вы не найдете в моем списке Мальдив и Майами. Достаточно скромно. Сочи либо Турция.

— Сколько стоит ваш автомобиль?

— Я не управляю автомобилем, за рулем жена. На работе пользуюсь служебным автотранспортом. Сколько точно стоит на настоящий момент автомобиль моей семьи, сказать не могу. Ну сколько три с половиной года назад стоила KIA Optima?

— Со мной согласится каждый журналист Петербурга — сегодня объединенная пресс-служба судов самая оперативная, профессиональная и открытая ведомственная пресс-служба в городе. И качественный скачок произошел именно при вашем председательстве. Это ваша позиция — такая открытость? Она действительно очень удивляет, потому что мы как представители общества и люди, которые обслуживают интересы общества, наблюдаем, как перед нами закрываются постепенно все двери всех государственных структур, как нам перестают давать информацию. И на этом фоне ваша пресс-служба — луч света в темном царстве.

— Несколько лет назад по линии Санкт-Петербургского отделения Российского объединения судей, которое я возглавляю, обсуждали создание действительно достойной пресс-службы. Основной посыл был следующий: граждане включают телевизор или заходят в Интернет и видят работу полиции, прокуратуры, адвокатуры, всё, что угодно. И всегда реляции — вот, они молодцы. Мне всегда «нравились» сообщения в СМИ, когда полиция, спецназ, всех мордой в пол, якобы нашли 10 миллиардов, 100 килограммов наркотиков… А на выхлопе — вдруг ничего. А как так? Взяли и всех отпустили. А что в деле? Какие доказательства? Кого там положили бравые спецназовцы — этого никто не знает, и получается, что виноват суд. Как-то обидно, знаете. А теперь мы подробно освещаем обстоятельства дела и даем более объективную информацию.

Начали мы с городского суда, в дальнейшем подключили и районные суды. Журналисты по закону должны получать информацию, поэтому мы лучше сами расскажем. Не очень сложно прокомментировать дело в рамках закона, когда это вопрос только логистики. И сейчас все районные суды понимают, если они не дадут информацию — будет негатив. И на сегодняшний день другие регионы изучают опыт нашей Объединенной пресс-службы. Система работает, и будем стараться эту планку держать. Понятно, всегда будут какие-то шероховатости, в любой работе это есть.

— По поводу ежедневных «шероховатостей» в работе как редактор «Фонтанки» я вас отлично понимаю. Председатель городского суда — это руководитель всех судей города? Вы можете позвонить председателю районного суда и сказать ему: слушай, мне тут доложили, у тебя в суде хулиганят (журналистов выгнали или решение сомнительное), давай так не делай больше? Можете себе такое позволить?

— С точки зрения Конституции РФ, законов о судах общей юрисдикции, о Верховном суде, о статусе судей — основной постулат и отсюда все идет — каждый судья независим в принятии своего решения. Все судьи обладают одинаковым статусом.

У нас нет прямой подчинённости, в отличие от правоохранительных органов. Я не имею права позвонить судье: «Дорогой (или дорогая), рассматриваешь такое-то дело, необходимо принять такое-то решение, я даю тебе указание». Это категорически недопустимо. Это прямо законом запрещено. Это то, что касается деятельности каждого судьи.

При этом любой вышестоящий суд всегда влияет на правоприменительную практику нижестоящего суда проверкой его решений.

Я как председатель отвечаю за организацию деятельности Санкт-Петербургского городского суда. Во взаимодействии с Управлением Судебного департамента в Санкт-Петербурге принимаю непосредственное участие в решении вопросов, касающихся деятельности районных судов города.

— Вы какие-то подобные действия в отношении Дзержинского районного суда предпринимали? Не секрет, что у него репутация «карманного суда» ФСБ.

— Тогда побольше конкретики — что вы имеете в виду под «карманным судом» ФСБ? В чем это выражается?

— Если вам нужно объяснять, в чем это выражается, тогда вопросов больше нет.

— Давайте так, я понимаю, о чем вы говорите. Данная публикация («Суд заперся с миллиардами Слабикова. Процесс не будет транслироваться по просьбе прокурора». — Прим. ред.) с руководством Дзержинского районного суда обсуждалась. Руководством городского суда и районных судов предпринимаются необходимые меры, чтобы специфика уголовных дел, расследуемых ФСБ или иным следственным органом, не нарушала принципов открытости и гласности судопроизводства.

— Как вы оцениваете уровень общественного доверия к судебной системе — по шкале от 1 до 10? Доверие в Санкт-Петербурге.

— Думаю, в рамках тех же процентов, как и во всей России. Откровенно говоря, уровень доверия невысок. По шкале мне сложно сказать. Но мы понимаем, что в любом споре есть проигравшая сторона. Полагаю, что этот негатив связан с тем фоном, который создают не получившие сатисфакцию граждане и организации. Известно, что стороны процесса, получившие удовлетворившее их решение, не обращаются в СМИ и не пишут благодарственных писем, и наоборот. Кроме того, полностью законное решение не всегда соответствует представлению общества об этом самом законе. У нас очень много желающих, ни разу не державших в руках кодексы, не понимающих, что суд — правоприменитель, высказаться на тему законности, обоснованности и справедливости того или иного судебного решения. Хочется сказать: «Вы сначала изучите, подумайте, а потом критикуйте».

Продолжение следует…

Беседовала Юлия Никитина, «Фонтанка.ру»