«Население Российской Федерации резко обеднело»

Партнер «Апелляционного центра» Владимир Полуянов о банкротстве физических и юридических лиц.

Буквально бегло ознакомившись со стастистикой портала сведений о банкротствах «Федресурс», мы с вами можем убедиться, что в 2020 году очень резко обеднело население Российской Федерации. Это видно из количества банкротств граждан: за 9 месяцев этого года их стало больше на 65% по сравнению с аналогичным периодом прошлого года.

И надо отметить, что растет количество случаев, когда граждане подают на свое самостоятельное банкротство. То есть, кредиторы за ними особо и не бегают, а они уже банкротят сами себя. Мы тут с коллегами обсуждали: надо понимать, что банкротство обеспеченных граждан прошло в 2015–16 годах. Кто у нас первыми банкротами были? Кехманы, Исаевы и прочие им подобные. А потом уже пошли все остальные. Конечно, не от хорошей жизни.

В то же время, что удивительно, количество банкротств юридических лиц в 2020 году пошло на снижение: на 19% к 2019 году за 9 месяцев. Мы попытались для себя отыскать ответы на вопрос: а почему произошло так, а не иначе? Мы нашли несколько факторов, которые позволяют прийти к выводу, что это положение вещей закономерно.

Во-первых, законодатель как-то худо-бедно попытался простимулировать и ввести хоть какие-то меры поддержки бизнесу, что конечно сказалось на количестве дел о банкротстве. Как минимум, если мы возьмем вопросы арендных отношений, законодатель сказал: кого они связывают, вы погодите друг ко другу претензии предъявлять. Давайте отсрочки, снижения ставок, все это наладим — я вполне допускаю, что какое-то количество процентов снижения числа дел о банкротстве было обеспечено именно этими законодательными инициативами. При этом, с другой стороны, на какое-то количество дел о банкротстве повлияло введение моратория. Тот же завод «Севкабель», который был обанкрочен в ноябре, мог обанкротиться еще раньше, но его поддержал мораторий. Мы видим, что результата это не дало никакого в финансовом плане — кроме как отсрочки — тем не менее, на статистике отразилось. Возможно, в какой-то части на статистику повлиял тот фактор, что до банкротства должника не дожили сами кредиторы: просто некому стало банкротить своих должников.

И в конечном счете — я вижу это по своим клиентам — коммерсанты стали гораздо более открытыми к нахождению общего языка между собой. Люди стали гораздо более договороспособны. Стали гораздо выше ценить получение платежей во внесудебном порядке — пускай с дисконтом, с условиями об отсрочках, рассрочках — нежели раньше, когда они шли напролом, в банкротство и так далее. Сейчас сложные времена у многих отраслей бизнеса, поэтому и в нашем понимании снижение количества банкротств было связано с тем, что коммерсанты стали больше договариваться друг с другом о решении взаимных финансовых вопросов.

Далее, что хотелось бы отметить. Удивительно, но наконец-то в этом году мы можем зафиксировать снижение турбулентности в изменении банкротного законодательства. Если раньше мы раз в несколько месяцев фиксировали изменения таких колоссальных объемов, что просто диву давались, то в 2020 году — по сравнению с тем, к чему мы привыкли — изменениями можно буквально пренебречь. Изменения были точечные, не массовые, касались достаточно узких вопросов — чуть-чуть по застройщикам, чуть-чуть по банкам. Каких-то новелл, повлиявших на всех, в 2020 году и не было.

Одним из самых ярких событий, которые нам законодатель подарил, было внесудебное банкротство граждан. На этом можно и закончить рассуждения об изменениях, потому что понятно: кому оно там надо, это внесудебное банкротство граждан? Ну ввели и ввели. Для кого — не особо понятно. Я не думаю, что этот инструмент может всерьез повлиять на экономическое положение страны или какого-то экономически активного класса. Понятно, что это просто списание безнадежных долгов, без которого большая часть населения в РФ может спокойно обойтись.

Верховный суд тоже в этом году не сказать, чтобы сильно баловал нас большим количеством каких-то революционных открытий. Да, действительно, был хороший обзор по субординации требований, применение его в общем-то еще развивается, и нельзя сказать, чтоб было все бесспорно. Возможно, когда-нибудь мы сможем гордиться, как Российская Федерация субординирует требования контролирующих должника лиц, но пока до этого еще далеко.

Кроме того, из разъяснений, которые этот год подарил, ВС РФ как раз опубликовал хорошие разъяснения насчет легализации доходов. И теперь у нас суды на полном серьезе привлекают к обычным спорам о взыскании денежных средств (которые раньше назывались «просуживание долга» — для того, чтобы потом пойти и банкротить должника, и часто это делалось в порядке междусобойчика — сам с собой просудился, сам себе проиграл спор и пошел сам себя банкротить от лица дружественного кредитора) органы ФНС, службы финмониторинга, прокуратуры… Что, надо сказать, здорово охладило пыл горячих голов, которые стремились зафиксировать наличие задолженности, используя для этого судебную систему.

И еще одно решение ВС РФ, которое в этом году мне очень понравилось, это было решение, где он сказал, что дорогие юристы, хватит использовать судебную систему для решения корпоративных конфликтов. ВС РФ на полном серьезе отказал в привлечении к субсидиарной ответственности ряда граждан, установив, что кредиторами являются их соучастники по бизнесу. Установил наличие корпоративного конфликта и сказал: давайте вы сами, не надо вовлекать в ваши внутренние дрязги судебную систему РФ.

С чем невозможно было согласиться с ВС в плане оценки правоотношений — это спор, в котором он сказал, что, если контролирующее должника лицо приобретает какую-то задолженность уже в ходе дела о банкротства — или гасит эту задолженность и осуществляет процессуальное правопреемство с независимого кредитора на себя, то эти правоотношения не должны приводить к субординации ранее независимого, а теперь откровенно дружественного требования. ВС руководствовался следующей логикой, которая имеет право на жизнь: собственник бизнеса, мол, финансирует предприятие таким образом и делает это открыто, поэтому он не должен нести таких последствий, как субординация его требований к собственному бизнесу. На мой взгляд, подход этот частично правильный, но упускает достаточно большой элемент, ставящий под сомнение такой подход. Он совершенно не дал оценку тому, а для чего это делалось. Ведь подобное поведение бенефициара должника по скупке таких долгов — открытое и так далее — может в конечном счете привести к полностью подконтрольному заключению мирового соглашения, которое не будет устраивать никого из тех кредиторов, кого не купили.

Такой же вопрос — а почему КДЛ какие-то долги скупает, а какие-то не скупает? — мы задали и в недавно состоявшемся процессе по делу о банкротстве ПК «Севкабель», где появился неожиданно кредитор совершенно незначительный, с требованием порядка 1 млн рублей, и банк «ТРАСТ», который со своими 2 миллиардами совершенно не ожидал, что кто-то будет с ним спорить, сразу заявил: а мы погасили этот долг, деньги на депозите нотариуса». Разве это справедливо? А почему Сбербанк, у которого право требования составляет 3 млрд рублей, не получил на депозит нотариуса денежных средств? Давай, уважаемый акционер должника, если ты решаешь рассчитаться по долгам, делай это со всеми долгами, будь последователен.