«С тебя же первой шубку снимут». Как в Петербурге сумочка от Louis Vuitton побывала в автозаке, больнице и суде

Во время протестной акции в центре Петербурга задержали девушку с Louis Vuitton. В автозаке оказался и её муж. После супругов госпитализировали. Штрафы им платить нечем.

Супруги Мария и Андрей не скоро забудут субботний вечер 23 января. В тот день они впервые увидели автозак изнутри и узнали, что бывает с участниками несанкционированных акций протеста. В разговоре с «Фонтанкой» пара настаивает: они не протестовали.

В тот самый день в городе открылись детские кружки и секции, чью работу заморозил коронавирус. И семилетняя дочка наших героев в сопровождении бабушки отправилась на занятие танцами. Зная, что в центре неспокойно, родители решили встретить своих близких на выходе из метро на станции «Гостиный двор». Было начало шестого вечера.

«У «Гостиного двора» к тому времени никакого митинга уже не было, никто не выкрикивал лозунги и не размахивал плакатами, — рассказала Мария «Фонтанке». — Но мы с мужем на всякий случай спросили у сотрудника ДПС, который находился рядом с выходом из метро, можно ли нам там подождать, не задержат ли нас. Он сказал, что можно».

Сначала схватили Марию. Она начала упираться. В разговоре с «Фонтанкой» объяснила такую реакцию на действия правоохранительных органов обычной человеческой паникой: ее никогда в жизни прежде не задерживали.

«Возможно, они подумали, что я несовершеннолетняя, — объясняет логику полиции 25-летняя петербурженка. — У меня маленький рост, метр пятьдесят всего. Я худенькая. Со стороны, наверное, похожа на подростка. Меня потащили к автобусу. Сотрудники не представились, ничего не сказали, за что хватают, куда тащат. Муж подбежал со словами: «Что вы делаете, мы просто стояли у метро». И тут нас обоих начали избивать. Я увидела, что мой муж лежит на земле и его бьет толпа полицейских. Рванулась к нему. Естественно, это было бесполезно. Меня тащили три человека. Андрей на какое-то время потерял сознание».

В 17:47 усмиренных дубинками супругов затащили в автобус. Мария попыталась позвонить матери, рассказать, что случилось. Но ее iPhone 11 никак не мог поймать сеть. «У меня начали силой отнимать телефон, чтобы кинуть в общую кучу. Но я не отдавала — он у меня недешевый, — говорит женщина. — Почему у меня отнимают мою личную вещь? Я говорила, что имею право на телефонный звонок». А мне в ответ: «Нет, не имеете». В итоге дозвониться до мамы я не смогла, а телефон у меня все равно отобрали».

Мария требовала, чтобы факт изъятия телефона зафиксировали в присутствии понятых. И предупредила, что в противном случае напишет заявление о краже. Все было тщетно. Но потом случилось чудо.

«Сотрудник полиции, который ехал с нами в автобусе, дал мне позвонить со своего личного телефона. Он оказался нормальным человеком. Потом он же около отдела полиции разговаривал с моей мамой, когда с нами снова не было связи и никто о нас никакой информации не давал», — говорит девушка.

В автобусе, по словам Марии, было в общей сложности 25 задержанных, из них три несовершеннолетние девочки — 15–16 лет. Почти все пассажиры автобуса утверждали, что оказались у метро случайно.

«С нами был задержан слабовидящий парень. Он шел куда-то по своим делам с человеком, который его сопровождал. Толпа их разъединила. И парень начал хвататься за прохожих. Его повезли в отдел вместе с остальными, — говорит Мария. — Там только развели руками: мол, зачем привезли, мы вообще не понимаем, что он тут делает. Человек инвалид, почти ничего не видит».

У Марии и Андрея были с собой документы, удостоверяющие личность, но в 29-м отделе полиции у них первым делом сняли отпечатки пальцев. Супруги настаивали, что им требуется медицинская помощь. Скорую вызвали часа через четыре — только после того, как оформили все бумаги.

«В больницу мы поехали под конвоем. Сотрудники, которые нас сопровождали, говорили: «Что ты тут ноешь, что у тебя голова болит?» Мол, мы нарочно прикидываемся, чтобы нас госпитализировали, — говорит Мария. — А у меня в голове стоит титановая пластина. Несколько лет назад мне сделали две трепанации черепа из-за защемления лицевого нерва».

В больницу №26 супругов доставили около 22 часов в субботу. Полицейские пробыли с ними до часа ночи, когда после оформления в приемном покое пару отправили на отделение. «Нас предупредили, что, если мы из больницы самовольно уйдем, нам выпишут по 15 суток ареста за побег из-под следствия. Но при этом не объяснили, под каким именно следствием мы находимся, — говорит Мария. — В больнице нам ставили капельницы и делали уколы. Выписали в понедельник, около 13 часов. Врач не смог дозвониться до отдела, и тогда мы позвонили туда сами. За нами приехал сотрудник и первым делом выразил удивление, что мы оказались такие порядочные, не сбежали».

В выписных эпикризах супругов (есть в распоряжении «Фонтанки») диагнозы похожие: закрытая черепно-мозговая травма и сотрясение головного мозга. У Андрея отмечены еще ссадины лица и ушиб поясничного отдела позвоночника, а у Марии — ушибы мягких тканей головы.

В понедельник, около 14 часов, супругов привезли обратно в отдел полиции. Спустя еще четыре часа отвезли в Московский районный суд и развели по разным кабинетам.

«Заседание по делу Андрея длилось около 15 минут, у меня — около 30 минут, — говорит Мария. — Нам обоим сообщили, что мы виновны и должны заплатить штраф — по 10 тысяч каждый. При этом в суде никто даже не пытался проверить наши слова о том, что около метро мы ждали дочь после танцевального кружка. Хотя было несложно убедиться, что наш ребенок действительно занимался танцами в тот день. Мы специально попросили маму подъехать в суд, чтобы она подтвердила наши слова. Но ее даже не пустили в здание, объяснив это коронавирусными ограничениями».

В постановлениях суда в отношении Марии и Андрея формулировки одинаковые: вина в административном правонарушении — участии «в массовом одновременном пребывании граждан в общественных местах», которое повлекло «нарушение санитарных норм и правил», — полностью подтверждается представленными в суд материалами, в том числе рапортами и письменными объяснениями сотрудников полиции, которые задерживали супругов. Полицейские сообщили, что Мария и Андрей добровольно участвовали в «массовом пребывании граждан» в поддержку Алексея Навального и нарушали санитарные нормы. Других свидетелей судьи не опрашивали, отметив в своих постановлениях, что оснований сомневаться в достоверности составленных полицейскими протоколов не имеется, сведений о заинтересованности в деле сотрудников полиции нет, а «исполнение полицейскими своих служебных обязанностей не может свидетельствовать об их субъективности в изложении совершенного задержанными правонарушения».

Мария и Андрей настаивают, что в протестах не участвовали. А санитарных норм не нарушали, потому что стояли у метро в защитных масках. 4 февраля они подали жалобы на постановления Московского районного суда.

«У нас есть свои политические взгляды. Нам много чего не нравится. Но мы обсуждаем это дома, ни на какие митинги не ходим, — говорит Мария. — Мы не собираемся оспаривать факт задержания или применение силы, мы хотим только, чтобы с нас сняли обязанность платить штраф. В настоящее время наша семья просто физически не может выложить 20 тысяч. Я до недавнего времени работала младшей медсестрой в «красной зоне» психиатрической больницы, но уволилась, потому что у моей коллеги от коронавируса умерла мама. Сейчас я в процессе оформления на новое рабочее место, в «зеленую зону». Сфера деятельности мужа — высоковольтные линии электропередачи. Из-за коронавируса ему не всегда выплачивают вовремя зарплату».

Мария не отрицает, что они с супругом носят довольно дорогие вещи. На Андрее в момент задержания были видные брендовые кроссовки и жилет. Сумочка Louis Vuitton, побывавшая в автозаке и отделе полиции, в России стоит около ста тысяч рублей, но досталась в подарок: подруга из Италии прислала на Новый год.

«Нам полицейские говорили: «Вы за что митингуете? С тебя же первой шубку снимут. А с тебя — кроссовочки», — говорит Мария. — А шубку я купила с рук, за 600 рублей на сайте бесплатных объявлений. Когда была первая волна эпидемии коронавируса летом, мы с мужем около недели сидели вообще без денег. Не было даже на хлеб, потому что с работой были проблемы. Я встала на биржу труда. Мне платили компенсацию как безработной, около 4 тысяч рублей. И еще 3 тысячи — пособие на ребенка. «Подушки безопасности» у нас нет, не получается отложить. Нам помогали родители. Моя мама работает санитаркой в больнице, папа — на стройке. У нас самая обычная семья. Мы ни на что не жалуемся, люди тяжелее живут. А мы летом и на море можем съездить. Я летом в Крыму даже подрабатывала, плела детям косички. Мы справляемся».

Фильм о дворце в Геленджике Мария и Андрей видели. Но уверены, что, как там с этим дворцом было дело на самом деле, никто никогда не узнает, а митингами на то, кто будет у власти, повлиять не получится. «Теперь, когда будут объявлять, что в городе очередной митинг намечается, мы из дома даже в магазин не пойдем, чтобы нас не забрали даже случайно», — говорит Мария.

Адвокат Максим Камакин считает, что оспорить постановление об административном штрафе получится только в Европейском суде по правам человека. «Суды в случае административных правонарушений совмещают в себе функцию как обвинения, так и органа, который выносит решения. Принцип состязательности при рассмотрении таких дел не работает как в суде первой, так и в суде второй инстанции, — говорит Максим Камакин. — Единственная возможность оспорить штраф — в течение десяти дней подать жалобу на постановление по делу об административном правонарушении в городской суд, а пройдя все инстанции в России, обратиться в Европейский суд по правам человека. Пока наша страна состоит в Совете Европы, его решения обязательны к исполнению».

Предсказать, сколько времени потребуется, чтобы дождаться решения ЕСПЧ, трудно. По оценкам адвоката, на это может уйти от полугода до нескольких лет. К исполнению в нашей стране обязательны решения ЕСПЧ о выплате компенсации. Ни штраф, ни само привлечение к административной ответственности Страсбурсгкий суд отменить не может.

Венера Галеева, «Фонтанка.ру»