Ленинградцы под честное слово уносили книги домой и все до единой вернули обратно. Библиотеки со всего СССР присылали литературу, чтобы восполнить фонды. Эта история о страшном пожаре, который сплотил интеллектуальную элиту города.
Академик Лихачёв сравнивал пожар в Библиотеке Академии наук на Васильевском острове с аварией на Чернобыльской АЭС. Дыру в культурном слое не удается закрыть и три десятилетия спустя. Бывший директор провёл собственное расследование и утверждает, что это был поджог.
Библиотека Академии наук (БАН) на фоне зданий Двенадцати коллегий и философского факультета СПбГУ вряд ли привлечет внимание туриста из провинции. Ничего не выдает в серой постройке, которая не видела ремонта с 1914 года, одно из крупнейших книгохранилищ России и мира, основанное Петром I. Из названия на фасаде давно убрали большие буквы «СССР», но над входом оставили советский серп и молот, а за массивной дверью и вовсе настоящий портал в прошлое, кажется, что только вчера из читального зала вынесли портрет вождя мирового пролетариата.
О том, что скрывается за турникетами, знают немногие — в библиотеку разрешено записываться только лицам с полным высшим образованием. А брать книги на дом могут и вовсе лишь академики да доктора наук. В 2021 году благородно состарившиеся ученые мужи на приличной дистанции друг от друга отрешенно перелистывают древние книги в тишине огромного зала. Но начинают украдкой оборачиваться, когда мы с бывшим руководителем БАНа Валерием Леоновым заводим разговор о пожаре 1988 года — весь груз восстановления библиотеки и критики лег на него. Он вел собственное расследование и говорит прямо — «это был поджог».
14 февраля 1988 года был слегка морозный день — градусов пять-шесть, вспоминает Леонов тот вечер воскресенья. Библиотека тогда еще по воскресеньям работала. После пяти вечера немногочисленные читатели начали расходиться по домам, и вместе с ними и сотрудники, порядка сотни человек. А в восемь вечера библиотеку начало вдруг заволакивать дымом — пожар заметили на третьем этаже — в газетном фонде. Пожарные прибыли оперативно и справились с огнем к двум часам ночи, после чего уехали, оставив дежурного. Леонов к этому моменту уже успел срочно приехать на работу из дома на проспекте Художников и тоже остался дежурить на ночь, рассчитывая, что всё этим и закончится. Но тут вбежал электрик со словами: «Валерий Павлович, новый пожар!»
В половине пятого утра огонь заметили на высоте четвертого и пятого этажей — в фонде отечественной и иностранной литературы. Пожар оказался гораздо серьезнее первого. Черный дым над Васильевским островом был виден с других концов Ленинграда. И спустя час, когда стало ясно, что борьба с ним затянется надолго, все подъезды к Биржевой линии были перекрыты пожарными машинами и объявлена общая тревога. Когда запасы воды закончились, её стали качать из Невы. По словам сотрудников библиотеки, стекла вылетали из рам от жара, а из окон летели куски книг и мебели.
Открывшаяся после тушения пожара картина была жуткой — обгорелые переплеты, намокшие страницы, хранилища с бесценной литературой 18–19-го веков, затопленные даже не водой, а месивом из пены и разбухшей бумаги. Света не было, окна выбиты, а на улице февраль. Шесть ярусов книгохранилищ общим объемом 24 тысячи кубометров с почти 7 миллионами экземпляров изданий оказались под воздействием воды и пара и рисковали погибнуть уже не от огня, а от воды и плесени. И тут на помощь пришли ленинградцы.
Всколыхнулся весь город, откликаясь на общую беду. Жители предложили свою помощь в разборке завалов и сушке. Пришли 12 тысяч добровольцев, в том числе моряки-подводники и физики из Института им. Иоффе.
17 тысяч книг были выданы на просушку читателям и в семьи сотрудников библиотеки: по паспорту, по студбилету, под честное слово. И ни одна из книг не пропала, отмечает Леонов: все вернули. Их развешивали в комнатах на веревках, на батареях, сушили утюгом через фильтровальную бумагу. Книги, которые необходимо было восстанавливать и спасти от плесени, на личных машинах люди увозили в подвалы библиотеки им. Маяковского и в морозильные камеры ленинградских хладокомбинатов.
На счет БАНа начали перечислять деньги, а по почте — присылать газеты и книги от библиотек со всего СССР и от простых граждан. Иногда даже детские книжки — их приходилось передавать другим библиотекам Ленинграда. Заграница помогла в лице предпринимателя и коллекционера Арманда Хаммера и других влиятельных бизнесменов.
Поначалу объявили о 400 000 погибших экземпляров изданий. Эту цифру из руководства, по словам Леонова, буквально вытянули журналисты. Но к 1994 году, когда закончили документальную проверку, выяснилось, что сумма потерь более чем на сто тысяч меньше — 298 961 экземпляр. Но это все равно была катастрофа. Как вспоминает Леонов, писатель Даниил Гранин позднее написал, что ему, Леонову, следовало застрелиться, а академик Дмитрий Лихачёв назвал произошедшее «культурным Чернобылем» и написал разгромную статью «Горькие мысли после пожара»:
«Нанесен огромный ущерб нашей культуре. Сгорел основной фонд старейшей в нашей стране научной библиотеки, существующей с 1714 года. Сотни тысяч книг были залиты водой в процессе тушения пожара (допотопным способом: 25 брандспойтов 19 часов качали воду в здание). Книги пострадали от воды, проникавшей через перекрытия и стены. Миллионы книг в той или иной степени впитали влагу из воздуха. В результате от воды и влаги на 100% пострадали книги русского книжного фонда, расположенные на трех этажах хранилища; более чем на 17 % — книги иностранного фонда. Фактически полностью увлажнен фонд справочных изданий; залиты водой и увлажнены славянский фонд и фонд редких книг на восточных языках. Как ни жаль книг советского периода, эта утрата, однако, почти полностью может быть восполнена. Но почти безвозвратной является потеря иностранного фонда. В огне горели книги, поступившие в библиотеку на протяжении XVIII, XIX и начала XX веков».
По факту пожара было возбуждено уголовное дело. Расследованием занялись, по словам Леонова, в КГБ. Первой версией стало возгорание от непогашенного окурка, якобы оставленного в урне работником библиотеки Константином Бутыриным. На допросах он свою вину отрицал, утверждая, что стол, рядом с которым находился очаг возгорания, не был его рабочим местом, а в хранилищах он не курил никогда. У Леонова версия с окурком вообще не укладывается в голове: «Как это? Человек работает в Библиотеке Академии наук и курит в хранилище?! Каким надо быть, извините, идиотом, чтобы в это поверить?» Затем работников библиотеки обвиняли в халатности, умышленном поджоге, но ни одна из этих версий так и не нашла подтверждения.
Леонов же не склонен считать пожары на разных этажах в один день случайностью. И этому есть еще одно подтверждение.
«Часть фонда мы передавали Военно-медицинской академии. И через три месяца вдруг там тоже возник пожар — самовозгорание. Хотя температура в специальной сушильной камере была 38 градусов. А для самовозгорания нужно 380. И мы заметили, что книги выгорали изнутри — обложка вроде бы целая, а внутри как пузырь выгоревший. И тогда мы предположили, что в книги что-то вкладывали», — рассказал Леонов.
После этого он пригласил специалистов из Института химии силикатов. Они сделали спектральный анализ обгоревших книг, а потом — полностью аналогичных изданий из Публичной библиотеки, которые пожар не переживали. И нашли необычное.
«Вы бы видели лицо химика, которая глядела на результаты! Она смотрела и не верила. Фосфора не должно было быть по технологии изготовления книги. Магния было в три раза больше. Этот состав просто объяснить: фосфор самовозгорается, а магний дает высокую температуру. У нас появилась теория, что заранее заготовленные пакеты с этими веществами были положены в газетные подшивки, может быть, за неделю или за несколько дней до возгорания. Казалось бы, следствие должно было заинтересоваться. Но этого не произошло. Сказали, что анализы были сделаны нечисто...» — отметил Леонов.
Причин, по его мнению, могло быть несколько. Возможно, были хищения — они всегда есть, какие меры ни принимай. Это могли быть и какие-то внутренние разборки в библиотеке — тогда в ней работали 1100 человек — государство в государстве. Или это могла быть даже попытка отстранить его от должности директора Библиотеки ООН. Леонов в 1988 году, после пожара, ездил на неделю в Швейцарию с начальником кадров ООН на собеседование. Но не получилось — отодвинули.
Через год дело прекратили. Но совсем бесследно для руководства пожар не прошёл — директор Владимир Филов получил выговор с занесением — по тем временам, по словам Леонова, первый шаг перед исключением из партии. Он слег в больницу и в библиотеку больше не вернулся. Лишился поста и вице-президент АН СССР по общественным наукам Петр Федосеев. Сам Леонов тоже получил выговор, но вскоре стал и. о. директора и переизбирался на пост руководителя четыре раза.
Через 33 года после пожара пострадавшие от огня и воды книги до сих пор помещены в специальные микроклиматические контейнеры из бескислотного картона. Защитная оболочка нужна для того, чтобы тома не разрушались, пока ждут реставрации. Книга может храниться в таком контейнере и пятьдесят лет. Эта методика была предложена Библиотекой Конгресса США. Но прогресс пока невелик: за три десятилетия на 70% удалось восстановить отечественный фонд и лишь на 20% иностранный — это очень дорого и сложно. А когда удастся полностью возместить потери и удастся ли вообще когда-нибудь, не знает никто.
Сейчас же библиотека переживает не лучшие времена. Поток посетителей перемещается в интернет, штат сократился вдвое, постоянно меняется работодатель: сначала долгие годы она была под Академией наук, в 2013 году передана в Федеральное агентство научных организаций, а с 2018 года — Министерству по науке и высшему образованию. И каждый раз разговор о давно назревшем ремонте приходится начинать заново.
Тем не менее БАН сейчас не так беззащитна, как в 1988 году. Здесь повсюду видеокамеры и датчики дыма, уже не первый раз меняют пожарные двери и автоматическую систему тушения на более новую модель. Но это не главное, считает Леонов. Тех людей и той общности, которая помогала спасти библиотеку, уже нет.
«А если бы, не дай бог, такой пожар случился не тогда, а теперь? Мы бы, конечно, не получили бы той помощи и поддержки, которая была в 1988 году. Была абсолютно человеческая, искренняя реакция — порыв тысяч ленинградцев, помощь и со стороны США, Японии и Европы, фондов», — считает Леонов.
А сейчас уже нет больше самой читающей страны на свете, и, может, пожар в библиотеке стал последним, что вообще объединило интеллектуальную элиту города.
Илья Казаков, «Фонтанка.ру»